— Прости меня, если можешь, — сказал я ему. — Я слишком увлекся и забыл позаботиться о твоей безопасности. — Меня выдал сержант Блох, когда на электростанцию прибыла военная полиция. Он догадался, что я не офицер. Я им все рассказал, еще до того, как меня принялись бить. — Это я во всем виноват. — Не говори так, рано или поздно меня все равно арестовали бы. Армия и я — несовместимы. А ты мне очень помог, Жак. — Джим. Мое настоящее имя Джим ди Гриз. Я с далекой планеты. — Будем знакомы, Джим. Ты шпион? — Нет. Я искал генерала Зеннора. По его вине погиб мой лучший друг. — А как насчет говорящей птицы? Я прижал палец к губам и указал на дверь. Мортон непонимающе поморгал и хотел о чем-то спросить, но я его опередил: — А, ты вспомнил ту байку о моем школьном дружке, у которого была говорящая птица? Да, бедняга потом спился и пошел в миссионеры, только не припомню, к чему я это рассказывал. Мортон смотрел на меня, как на чокнутого. Я огляделся и увидел, что лежу на тонком матрасе, брошенном на пыльный пол. Я написал пальцем в пыли: «Тихо — могут услышать», дождался, когда лицо Мортона прояснится, и стер слова. — Но сейчас мне неохота травить байки. Где мы? — В большом здании посреди города, захваченного войсками. Здесь теперь штаб или что-то в этом роде. Пока меня сюда вели, я заметил много военных. — А штатские были? — Не видел. В замочной скважине заскрежетал ключ. Мы оглянулись на дверь. В камеру вошли несколько военных полицейских с винтовками, за ними — Зеннор с повязкой на шее и жаждой мести в глазах. — Да, теперь-то ты можешь меня не бояться, — с ухмылкой произнес я, обведя взглядом полицейских, державших нас на мушке. Зеннор подошел и ударил меня ногой в бок. Корчась от боли, я прохрипел: — Какие мы смелые — бить лежачих… Зеннор отвел ногу для удара, но передумал и, вытащив пистолет, прицелился мне в переносицу. — Уведите второго. Оставьте нас одних. Принесите стул. Полицейские быстро выполнили приказ: вытолкали за дверь Мортона, внесли деревянный стул в камеру и благоговейно поставили его под начальственный зад. Зеннор медленно сел, не выпуская меня из-под прицела. Заговорил он после того, как снаружи заперли дверь. — Я хочу знать, как ты сюда попал и как тебе удалось выследить меня. Выкладывай. «Почему бы и нет?» — подумал я, потирая ушибленный бок. Выдумывать не было ни сил, ни желания. Легче рассказывать все как на духу. С некоторыми поправками, разумеется. — Ладно, расскажу. Мы с тобой распрощались на Спайовенте, когда ты продал нас в рабство. Это очень суровая планета, малопригодная для стариков вроде Слона. Он умер, и за мной остался должок. Зеннор, поправив повязку, прорычал: — Дальше! — А дальше почти нечего рассказывать. Несколько войн, убийство, пытка — обычные дела. Спасся я только благодаря Галактической Лиге. Я был арестован и попал на Стерен-Гвандру, там бежал из-под стражи и напал на твой след. Ведь ты допустил большую ошибку. — Что за чушь? — Это не чушь, капитан Гарт. Помнишь, ты подсунул одной девчонке наркотик и выдал ее полиции? — Это несущественно. — Для кого как. Для Бибз — существенно. Она теперь на свободе, и, прежде чем мы с ней расстались, я узнал, где тебя искать. Вот и вся история. Зеннор смотрел на меня, гладя пальцем спусковой крючок. Я старался не глядеть на пистолет. — Не вся. Выходит, шпион, высадившийся в бухте Мархавено, — это ты? — Да. И мне не составило труда проникнуть в твою бестолковую разгильдяйскую армию и расти в чинах, пока не представился случай схватить тебя за горло. Просыпаясь по ночам в холодном поту, вспоминай о том, что я запросто мог тебя пристрелить. Ну что, будешь стрелять или ты пришел сюда поиграть с пистолетом? — Не подзуживай меня, щенок! Ты, конечно, умрешь, но с большей пользой для нашего дела. После суда, на котором тебе и твоему помощнику предъявят обвинения в нападении на вышестоящее начальство, самовольном присвоении офицерского звания, разглашении военной тайны. Затем вас расстреляют. Публично. — И чего ты надеешься этим добиться? — Я надеюсь убедить упрямых туземцев в том, что наши слова не расходятся с делами. Это трусливое, бесхребетное стадо без боя отдало свою планету, а теперь оно жалобно блеет, требуя ее обратно, и отказывается работать, пока мы не улетим. Если они сейчас же не вернутся на рабочие места, город будет парализован. Но твоя смерть заставит их одуматься. — Интересно, как? — Очень просто. Они увидят, что я не бросаю слов на ветер. Сначала мы расстреляем тебя, потом возьмем заложников и убьем их, если остальные не уступят. — Ах ты, ничтожество! Подонок! Зря я тебя не прикончил, когда была такая возможность! — Но ведь не прикончил, — усмехнулся он. И выстрелил, когда я к нему бросился. Пуля меня не задела, но выстрел оглушил. Я упал, и на меня обрушился град ударов. Наконец Зеннор перестал меня пинать и остановил полицейских, пришедших к нему на помощь. Я встал на четвереньки и посмотрел на него сквозь красный туман. — Вымыть и переодеть. Второго — тоже. Через два часа суд. Что случилось потом — не помню. Я очнулся, когда Мортон стаскивал с меня куртку. — Оставь. Я сам. — Моргая, я уставился на чистую форму рядового, лежащую на стуле. Такой же мундир был на Мортоне. Я сбросил на пол окровавленную куртку, стащил сапоги и брюки. Сапоги… Сапоги? Сапоги! Мои губы растянулись в довольной ухмылке. — Ты знаешь, что скоро суд? Мортон мрачно кивнул. — Сколько осталось времени? — Около часа. Я сунул руку в правый сапог, нащупал тайничок в каблуке. Около часа? Ну, за это время мы далеко уйдем. Сейчас достанем отмычку, отопрем дверь, проскользнем в коридор и растворимся в безликой толпе солдат. Но увы, этому прекрасному плану не суждено было осуществиться. Отмычки в каблуке не оказалось. — Зеннор велел передать тебе странные слова, когда ты сунешь руку в сапог, — сказал Мортон. — «Дельце не выгорит». Я ничего не понял, но он сказал, что ты поймешь. — Понял, — со вздохом произнес я и принялся одеваться. Через час за нами пришли, заковали в цепи и потащили на суд. Естественно, мы с Мортоном не испытывали ни малейшего желания участвовать в этом дурацком шоу, но другого выбора не было. Нас проволокли по коридору и лестнице на улицу. Там под злобные крики и лязг оружия заставили подняться на помост, сооруженный специально для спектакля. Все было готово: судьи, конвой, клетка, горнисты и толпа горожан вокруг помоста. Толпу, судя по оцеплению, собрали силой. Несколько горожан (все седые или лысые) сидели в креслах на помосте, среди них я заметил Стирнера. Увидев меня, он поднялся и подошел к клетке. — Капитан, что они хотят с вами сделать? Мы ничего не понимаем… Я ушам своим не поверил. — Вы говорите на эсперанто? — Да. Один из наших ведущих лингвистов разыскал в библиотеке учебники этого любопытного языка, и многие освоили его за ночь, дабы облегчить общение с… — Немедленно усадите старика! — рявкнул Зеннор. В этом спектакле он, разумеется, отвел себе роль прокурора. — Что здесь происходит? Я ничего не понимаю! — восклицал Стирнер, когда его тащили прочь от клетки. Начался суд. Каждый раз, когда Стирнер и его друзья пытались протестовать, горнисты трубили что было сил. Я клевал носом и получал за это пинки. Мортон сидел в оцепенении, глядя в одну точку. Я не слушал судей до тех пор, пока нас с Мортоном не заставили подняться. Зеннор зачитывал приговор: — …тяжестью неопровержимых улик. Поэтому осужденные будут отправлены в камеру до восьми часов завтрашнего утра, откуда доставлены на место казни и расстреляны. — Это беззаконие! — закричал я. — Это фарс! Почему ни о чем не спросили подсудимых! Я требую последнего слова! — Конвой, утихомирить осужденных. Тотчас мой рот зажала волосатая лапища, вскоре уступившая место тряпичному кляпу. Подобным образом конвоиры расправились и с Мортоном, хотя он молчал и был на грани обморока.