— Найдется. В преисподней. — Большое спасибо. Ты всех туда посылаешь? — Каждого осла. — Совсем как горожане. Эта реплика вызвала интерес. Здоровяк, с которым я беседовал, выпучил на меня мутные глаза. Остальные тоже обернулись и навострили уши. — Ты что, тоже из увольнения? А нас завтра отпустят. Ну, как там, расскажи. — Паршиво там. В пивнушках не обслуживают. А хватаешь кружку — закрывают заведение и расходятся по домам. — Это мы уже слышали. Но тут ничего не поделаешь. — Ну почему же? Можно снять форму, уехать куда-нибудь подальше, ну и жить там в свое удовольствие. Вкусно есть, сладко пить, целовать девушек. Теперь на меня смотрели по-другому. Глазища — что пушечные жерла: казалось, вот-вот грянет залп. Над столом повисла мертвая тишина. — Что ты сказал? — наконец шепотом спросил здоровяк. — Что слышал. Идешь в ресторан, садишься за столик, никого не задираешь. Если тебя спрашивают: «Вы любите свежий воздух?» — отвечаешь: «Да, люблю». И все. Тебе дадут штатскую одежду и билет на поезд. Садишься в вагон и ту-ту на другой конец страны. Туда, где тебя вовек не найдут. — А ты не заливаешь? — А зачем? Да вы и сами можете убедиться. Кто мешает? Что бы с вами ни случилось — хуже, чем в армии, не будет. — Этот железный довод подействовал не только на здоровяка. — А ты-то почему вернулся? — Хороший вопрос. — Я сунул ему под нос увольнительную. — Видишь? Действительна до полуночи. Я вернулся за письмами от мамочки. Ну, до встречи в раю — если захочешь туда попасть. Я вышел из пивной и направился в сортир, где играла в орлянку другая компания. Поймав подброшенную кем-то монету, я воспользовался этим как поводом, чтобы завести беседу, уронил семена в благодатную почву и удалился, не сомневаясь, что «сортирный телеграф» не подведет. Зная эту публику, я был уверен, что завтра никто не вернется из увольнения. Любопытно, как это воспримет генерал Зеннор? Пора начинать осуществление плана номер два. Прежде всего, решил я, надо вырасти в чине. Прозябать в рядовых — нет уж, увольте. Я уже побывал офицером и ни на что другое не согласен. С этими мыслями я направился прямо в гнездышко этих распрекрасных птичек — офицерский клуб. Найти его было не труднее, чем пивную, благодаря пьяным, которые тащились в противоположном направлении. Армия есть армия; чем выше твой ранг, тем крепче выпивка. Миновав двух майоров, цепляющихся друг за друга, полковника, блюющего на живую изгородь, и неподвижно лежащего в канаве капитана, я увидел впереди клуб. И спрятался в кустах, чтобы понаблюдать за входом. Это была лихая холостяцкая гулянка. Слышались нестройные голоса, распевавшие похабные песни. На газоне вяло кипели по меньшей мере две драки. Из клуба то и дело выходили подгулявшие офицеры. У меня сложилось впечатление, что командный состав армии завоевателей пьян поголовно. Я сидел в кустах, поджидая, когда появится стоящая жертва. Наконец она появилась и, шатаясь, побрела ко мне. Она противно орала, ошибочно полагая, что поет. Вскоре жертва остановилась под фонарем неподалеку от меня, и я смог разглядеть ее как следует. Капитан. Рост, телосложение почти как у меня. На груди — уйма фальшивых медалей и прочих побрякушек. Как раз то, что нужно. Сейчас подойду сзади, возьму за шею, нажму пальцем куда надо и оттащу бесчувственное тело в кусты. Плевое дело. Капитан умолк и пошел дальше. Я крался за ним, как призрак. Наконец подскочил, привычно схватил за шею, нажал на сонную артерию… и, перелетев через его голову, с треском рухнул на живую изгородь. — Что? Бунтовать? — прорычал капитан, заметно протрезвев и приближаясь ко мне на полусогнутых ногах. Я с трудом поднялся, сделал обманный выпад левой и рубанул сверху вниз правой. Он поставил блок и попытался пнуть меня ногой в живот. — Захотел убить офицера? Понимаю и не упрекаю. А мне всегда хотелось прикончить рядового. Вот и случай подвернулся. Он наступал, а я пятился. «Медальки-то, оказывается, настоящие! — мелькнула мысль. — Подумать только — в армии Зеннора есть настоящие офицеры!» — Смерть офицерам! — заорал я и выбросил ногу, целясь ему в челюсть. Попасть не попал, зато по инерции развернулся. Воспользовавшись этим, я бросился бежать. Осторожность, как говорится, не порок. Смелость города берет, но города мне были ни к чему. Мне хотелось жить. Рыбкой перемахнув через изгородь, я вскочил на ноги и услышал, как капитан с ревом ломится сквозь кусты. Впереди стояли палатки, к ним я и бросился. Перепрыгнул через растяжку, проскочил под другой. Топот позади стих, зато раздался громкий вопль и стук падения — капитан споткнулся о растяжку. Отлично, я выиграл несколько ярдов. Стрелой промчавшись между палатками, я выбежал на дорогу и понесся к зданию, откуда доносились музыка и звон бьющегося стекла, и вскоре оказался на заднем дворе. Пора перейти на шаг. Капитана вроде не видать. — Эй вы, черти ленивые! Хватит сачковать. Хватайте пиво и бегом в зал! Стоявший в дверях толстый повар пялился во тьму. Приглядевшись, я увидел у стены несколько темных фигур. Кухонные рабы зашевелились и медленно, как на казнь, поплелись к штабелю ящиков с пивом. Чтобы уподобиться этим несчастным, достаточно было снять форменную куртку. Скомкав ее и затолкав в щель между ящиками, я схватил один из них и понес к дверям. Работа на кухонном наряде — самая унизительная в армии. Настолько унизительная, что ею запрещено наказывать провинившихся. Поэтому ею охотно наказывают. Это каторжный труд от зари до зари — мыть грязные миски и кружки. На такую работу добровольцев не находится. Здесь меня никто не будет искать. С ящиком в руках я приблизился к повару в грязно-белой куртке с сержантскими нашивками на рукаве. Он осклабился и ткнул в меня огромным черпаком. — Откуда ты взялся? — Это ошибка! — захныкал я. — Не знаю, за что на меня сержант взъелся. Отпустите меня, пожалуйста! — Что?! — зарычал повар. — Я тебя так отпущу, что навсегда здесь останешься! Сдохнешь здесь и будешь зарыт под полом. А ну, живо котелок мыть! Подгоняемый ударами черпака, я поспешил к «котелку». Он оказался высотой с меня, и далеко не один. Я трудился в поте лица, пока не решил, что капитан, на которого я напал, наверняка успокоился и отправился спать. Когда я разгибал спину, в пояснице громко хрустнуло. Шея болела, пальцы стали похожи на дохлых слизней. Меня разбирала злость. Нет, такая работа — не для Стальной Крысы. Тут я быстро заржавею… Повар-холерик больно треснул меня черпаком по плечу и прорычал в ухо: — Шевелись, ленивый осел! Не сачковать! Что-то во мне щелкнуло, а глаза заволокло мутной пеленой. С каждым из нас такое случается. Оболочка цивилизованности тонка, из нее норовит вырваться дикий зверь. Мой зверь вырвался. Придя в себя, я обнаружил, что держу повара за шею, окуная его голову в мыльную воду. Измученный, я разжал пальцы, позволив толстяку растянуться возле котла. Он хрипел, пуская пузыри носом и ртом. — Очухается, — сказал я обступившим меня солдатам. — Кто-нибудь из поваров это видел? — Нет. Они в кладовке, пьяные… — Отлично. — Я сорвал со стены и смял список кухонного наряда. — Вы свободны. Расходитесь по палаткам и помалкивайте о том, что видели. Повар, к сожалению, будет жить. Они торопливо разошлись. Я тоже вышел в каморку, где повара хранили одежду. Там нашлась белая куртка с сержантскими нашивками на рукаве. Как раз то, что мне нужно. Напялив ее, я направился в зал. Вечеринка была в самом разгаре. Гремела музыка, орали офицеры, звенело стекло. Фигуры в мундирах с погонами одна за другой исчезали под столами. Пробираясь в этом пьяном аду, я то и дело наступал на бесчувственные тела. Особо я не осторожничал — памятуя о встрече с бравым капитаном, который со мной не церемонился. Один из тех, о кого я споткнулся, привлек мое внимание. Опустившись на колени рядом со сладко посапывающим майором, я вытянул руку вдоль его руки. Длина рукавов подходящая. В плечах китель тоже не должен жать… — В чем дело? — раздался голос сверху, и я понял, что мои действия не остались незамеченными. — Майору скоро на дежурство. Мне приказано его поднять. Вставайте, майор. Ну, быстренько. Затащив майора в кладовку, до потолка заставленную ящиками с крепкими напитками, я запер дверь. Форма подошла мне идеально, даже фуражка сидела на голове как влитая. Я почувствовал себя новым человеком. Офицером. Глядя в зеленое бутылочное стекло, я завязал галстук. Мне предстояло спасти мир. Не в первый раз и, похоже, не в последний… Глава 24 Оглянувшись на бутылки, я потянулся за одной из них — и шлепнул себя по запястью. — Нет, Джимми! Не надо! Сегодня ты уже хлебнул пивка, этого достаточно. Тебе понадобится сравнительно трезвая голова, чтобы выполнить задуманное. А что я задумал? Сущий пустяк: проникнуть на какой-нибудь корабль, найти радиорубку и узнать координаты Чоджеки. Легко сказать, но не так легко сделать… Хорошо, что первая задача — найти корабли — была уже выполнена. Еще засветло я увидел три звездолета, залитых светом прожекторов. Веселье в клубе шло на спад, и я решил, что самое время прогуляться к стоянке кораблей. Стоя среди шатающихся офицеров, я стряхнул пыль с петлиц, поправил медали на груди. Целая коллекция! Перевернув самую большую и блестящую медаль, я прочел надпись: «Шесть недель без венерических болезней в боевой обстановке». Чудненько. Надо полагать, остальные награды — за столь же славные подвиги. Пора идти. Бар оградили решеткой, солдаты укладывали на носилки тех, кто не мог идти. Остальные потихоньку брели к выходу, только два седых полковника, упершись друг в друга лбами, безуспешно пытались разойтись посреди зала. Я дал повиснуть на себе двум или трем офицерам. — Нам по пути, джентльмены! Я вам помогу. — Друг… ты… настоящий друг… — выдохнул мне в лицо один из них, и содержание спирта у меня в крови резко подскочило.