Джия с пониманием улыбнулась: – Такова участь всех, кому открывается то, что не видят другие. Ты не можешь использовать свой дар для себя. – Я вообще не уверен, что это какой-то дар. Это больше похоже на болезнь. – Дай руки. – Не дожидаясь его реакции, женщина взяла его руки в свои сухие длинные ладони. Закрыла глаза, чуть закинув назад голову. – Надо же… Как интересно… Она выпустила его руки и молча направилась в сторону внутренней двери, поманив за собой Тану. В недоумении Змей поплелся следом. У «колдуньи» оказался еще один необычный «козырь в рукаве». Тщательно замаскированная за шкафчиком в спальне лестница, уводящая на уровень вниз. Втискиваясь в узкую потайную дверь, Змей спросил: – Так что вы увидели в моем будущем? – Ничего, – просто ответила женщина. – И это – впервые в моей практике. – У меня что же, нет будущего? Это означает… – Он мрачно усмехнулся. – Что я умру в ближайшее время? Женщина не стала ни выносить приговор, ни обнадеживать. Просто покачала головой: – Не знаю. Но быть может, ты просто не должен знать своего будущего. На нем стена. Непреодолимая даже для меня. На это довольно нескромное заявление он просто кивнул. После чего Джия задвинула вход шкафчиком. Узкую винтовую лестницу, выбитую прямо в камне, освещала теперь только свечка в руке Таны. Девушка прижала палец к губам, прося о тишине. Стали спускаться, стараясь не издавать лишних звуков. Винтовая лестница прошивала насквозь толстую перемычку между уровнями, которую укрепляла сеть мощных вертикальных колонн, притворявшихся зданиями, – так добивались имитации настоящего города. Вот и сейчас, спустившись метров на тридцать-сорок, они, видимо, оказались в глубине одной из таких колонн, а по сути – в глубине какого-то технического сооружения. Осторожно выбравшись из лаза, спрятанного за какими-то трубами и толстыми пучками кабелей, Змей с ходу испытал культурный шок. Прямо у него под ногами, скрытое каким-то тряпьем, расположилось целое семейство азиатской внешности, в котором трудно было наверняка выделить детей, родителей, отличить отца от матери. Эти люди были здесь не одни. Тесное техническое помещение было забито людьми. Они спали, сидели, греясь у горячих труб, ели, курили, пели на непонятном языке, играли в нарды, го, кости и карты. В ржавых кастрюлях и больших консервных банках на импровизированных очагах булькало какое-то варево, издавая непереносимое зловоние. Воздух был тяжел, дым стоял коромыслом. И никому не было дела до двоих невесть откуда появившихся чужаков. Наверное, потому что все здесь были такими же чужаками, пришельцами в Центральном, сравнительно благополучном секторе. Точнее, еще недавно благополучном. Сам по себе наплыв беженцев резко понизил здесь уровень жизни, не говоря уже об элементарной безопасности. Здесь, в Шанхае-7, шла круглосуточная борьба за выживание. Раньше бы сказали – за место под солнцем. Теперь даже это звучало как издевательство. Просто потому, что многие из этих людей никогда в жизни не видели солнца. Они прошли узким проходом, переступая через грязные ноги, головы, жалкие пожитки, и наконец добрались до выхода в открытое пространство служебного сектора. С первого взгляда становилось понятно, что Шанхаем эти места назвали неспроста. Даже убогой перспективы служебного уровня не было видно за стеной из сушившегося на веревках рванья. При этом невесть откуда взявшиеся, всюду висели сделанные из подручных материалов китайские фонарики, звенела колокольчиками «музыка ветра», остроумно подвешенная на пути потоков воздуха из вентиляционных колодцев. На стенах встречались непонятно чем нанесенные иероглифы, происхождение и смысл которых понять не представлялось возможным. Под ногами струились ручейки черной воды, но на них уже не обращали внимания: все как будто свыклись с неизбежным. Наверное, даже когда этой черной жижи станет по пояс, люди свыкнутся и будут делать вид, будто так и должно быть. Пока однажды черная вода полностью не вытеснит настоящую. Говорят, постепенно повышая температуру воды, можно и свариться заживо – так, что сваренный даже не заметит перехода в состояние куска вареного мяса. Но пока жизнь продолжалась. Вокруг кричали, пели смеялись. Весь этот хаос парадоксальным образом успокаивал. После кровавого треша, устроенного рьяными поклонниками, этот голодный муравейник казался милым туристическим районом. Тана же явно чувствовала себя здесь не в своей тарелке. – Куда теперь? – спросила она. – У тебя есть какой-нибудь план? – Конечно, – сказал Змей. – Пункт первый – умыться. Глупо пытаться смешаться с толпой, нарядившись кровавым пастором. Надо найти воду. У единственного здесь источника чистой воды – торчащей из стены гнилой трубы с краном – стояла длиннющая очередь. Его, однако, сразу пропустили вперед: никому не хотелось долго выстаивать рядом со странным, залитым кровью человеком. Умывшись, он пошарил по карманам и обнаружил тот самый, до сих пор не понадобившийся брусок пластита. Поискал глазами – и увидел старика, сидевшего у стены перед разложенными товарами самого разного сорта. Здесь была и еда, в основном стандартные пищевые брикеты, отвратительное на вкус, но питательное изобретение умников из аграрных секторов, какие-то серые лепешки и кое-что, от чего Тану едва не вырвало прямо на голову торговца. Тараканы. Целые россыпи огромных жареных тараканов в больших жестяных банках. Какой-то местный подошел, бросил старику монету, и тот, зачерпнув мерной баночкой, высыпал порцию насекомых покупателю прямо в пригоршню. Тот подмигнул изумленной Тане и щелчком отправил в рот усатую «семечку», с хрустом грызя хитиновую скорлупу. Помимо тараканов были здесь какие-то личинки, черви и вообще бог знает что. Змея интересовало другое. Он присел перед торговцем на корточки и положил перед ним брусок взрывчатки в характерной бумажной упаковке. – Интересует? Змей не был уверен, что старик знает, с чем пожаловал странный клиент. Однако тот не спеша взял брусок, отогнул уголок бумаги, ткнул пальцем, понюхал. И молча высыпал перед собой пригоршню фрамов. Вопросительно поглядел на Змея. Тот кивнул: – Идет! Сгреб монеты и сразу же сказал своей спутнице, боязливо жавшейся у стены: – Надо выпить. Я угощаю. * * * Они сидели в той самой забегаловке, в которой беседовали с Новичком, Игнатом и Крэком. На этот раз здесь было полно посетителей. Места у столика не нашлось, и они устроились у барной стойки, за которой орудовал все тот же хмурый бармен. Воткнутый в стену топор тоже был на месте. Главный и единственный, в общем, плюс этого места заключался в том, что здесь еще не знали про видящего и про то, что творится вокруг его странной персоны. Перед Таной стояла грубая глиняная кружка с эрзац-кофе, Змей цедил какое-то крепкое пойло из мятого металлического стакана. Молчали. Змей чувствовал: надо что-то делать. Оставаться в этом секторе было равносильно самоубийству, но он понятия не имел, куда идти. Мысль не шла, и он просто тупо напивался. Тана смотрела на него, в ее глазах была боль. Но что он мог для нее сделать? Он только подвергал ее жизнь риску. Более того – он подвергал риску всех, кто находился рядом. Поразительно и печально: он всего лишь пытался донести до людей спасительную, как он думал, информацию, предупредить их – и подарить надежду. Но по какой-то причине делал только хуже. До него вдруг дошло: самое лучшее, что он может сделать для жителей этого тонущего корабля, – сойти с него первым. – Слушай, Тана, – глядя в стакан, сказал он. – Я кое-что для себя решил. Я должен уйти. Девушка невесело усмехнулась: – Удивил. Можно подумать, ты в первый раз сваливаешь. Я понимаю: тебе не резон оставаться со шлюхой. Наверно, есть более интересные планы… Она замолчала, наткнувшись на его изумленный взгляд. – Ты не поняла. – Он накрыл ее руку ладонью. – Если бы передо мной был вопрос, с какой женщиной остаться, – я бы не сомневался ни секунды. Ты лучшее, что со мной было. – Ой, не грузи. – Мне сейчас не до игр в отношения, понимаешь? Я говорю как есть. Я должен уйти в принципе. Вообще. Из Карфагена. Выражение тоски и недоверия на лице Таны сменилось непониманием и испугом. – Как – из Карфагена? Куда? – Туда… – В горле запершило, он кашлянул в кулак. – К Запретной горе. К Эльбрусу. Девушка закрыла лицо руками, так, что остались видны лишь ее полные ужаса глаза. Произнесла через силу: – Ты с ума сошел… – Я знаю, что ты сейчас скажешь – все то, что нам долдонят уже четверть века: там жить нельзя, там смерть и ужас. Все это правильно. Неподготовленному человеку там не выжить. Но я выходил на поверхность – и уцелел. – Ты сам говорил, что шел сквозь Хрустальный город. Что это почти Карфаген – только из снега и льда. – Но я выходил и на поверхность. Да, это опасно, но… – Это самоубийство! – Тана резко отодвинула стакан, приблизилась к нему в упор, заговорила с чувством: – Забыл, что сказала тебе Джия? У тебя впереди ничего нет – наверняка это связано с такой авантюрой! – А может, это связано с тем, что я останусь здесь, – мрачно возразил видящий. – Не рассматриваешь такой вариант? Многие тут жаждут моей крови. Но дело даже не в этом. Зачем-то ведь мне приходят эти видения? Зачем-то они зовут меня туда? Он красноречиво указал вверх. – А если это просто бред поврежденного мозга? – с безнадежностью в голоса предположила Тана. Словно она понимала, что ей не убедить этого фанатика. – Ты же говорил – тебе буквально прожгли мозг потоком этих частиц… – Нейтрино, – кивнул Змей. – Шаманы считают, что это – язык Бога. – И ты в это веришь? – Я верю в то, что вижу. А то, что я вижу, – реальнее того, что сейчас меня окружает. – Твои фантазии реальнее меня? – с горечью произнесла Тана. Но Змей словно не слышал ее. Перед его глазами проплывали картины, которые невозможно забыть, они жгли память и не давали покоя. – У меня куча вопросов – и ни одного ответа, – продолжал он, глядя куда-то вдаль, сквозь стены, сквозь толщу горных пород, словно мистическое нейтрино, прошивая взглядом любую преграду. – И лишь у одного человека я могу получить все ответы. Он единственный, кто знает, как нам жить дальше, как спастись в этом безжалостном мире. – Приснившийся тебе Мудрец на горе? – Тана уж не смотрела на него. – Как глупо… – Глупо умереть, так и не решившись сделать главный шаг в своей жизни. Змей хотел сказать еще что-то. Много чего разного – даже зная, что Тана не поймет его. Он просто должен выговориться. Быть может, назавтра он протрезвеет – и осознает, каким дураком выглядел накануне со всеми своими речами. Он откажется от своей авантюры, забьется в какую-нибудь щель – и тихо доживет до конца своих дней. Может, ему даже удастся пережить грядущую гибель Карфагена. А может, никакой гибели и не будет. Директория подавит бунты, загонит неблагонадежных в каменную резервацию, и все наладится. Может, он даже снова сойдется с Таной и они будут жить долго и счастливо… В нестройный поток мыслей ворвался отвратительный скрежет. Посетители забегаловки недоуменно озирались. Сначала даже никто и не понял, что это за звук и где находится его источник. Затем сквозь писк и помехи пробился глухой, искаженный, но громкий и явственный голос: – Внимание! Передает система оповещения… Все встало на свои места. Звучало из центра уровня, где под сводом располагались рупоры громкоговорителей. Сеть оповещения охватывала все сектора и уровни Карфагена, являясь наследием давно сгинувшей системы гражданской обороны. Происхождение термина давно уже покрылось туманом, но система, точнее, та ее часть, что еще не развалилась, не сгнила, не была разворована, продолжала функционировать. Использовали систему довольно регулярно для трансляции важных новостей и донесения циркуляров Директории. В большинстве случаев информация была запредельно скучной, при этом от рева громкоговорителей было ни спрятаться, ни скрыться. За это систему презрительно именовали «Ахтунг!», пусть даже значения этого слова тоже никто не помнил. Вот и сейчас по «ахтунгу» собирались передать очередную порцию ненужной информации, отчего посетители болезненно скривились и стали активнее прикладываться к стаканам и кружкам. Скрежещущий голос равнодушно продолжал: – Совет безопасности Директории доносит до граждан важное сообщение. В тотальный розыск объявлен опасный правонарушитель по прозвищу Змей, известный также как «видящий». Обвиняется в организации тоталитарной религиозной секты, массовых убийствах, подстрекательству к беспорядкам. За информацию о его местонахождении, поимку или ликвидацию назначается премирование в виде одноместного жилого бокса элитного класса и усиленного спецпайка пожизненно. Видящий, он же Змей, при задержании представляет угрозу. Предпочтительно сообщить информацию о его местонахождении ближайшему патрулю блюстителей. Особые приметы… Слушая это, Змей машинально продолжал пить. Побледневшая Тана нарочито спокойно вынула стакан из его пальцев. Тихо сказала: