Поскольку на расчленение трупа ушло немало времени, можно заключить, что преступник либо живет один, либо работает без помощников. Факт: Постороннему сложно ориентироваться в окрестностях рядом с местом похищения ребенка. Предположение: Поскольку ребенок через какое-то время мог заплакать или начать сопротивляться и похитителя могли легко заметить и запомнить, стоит предположить, что преступник хорошо знает местность и живет в шаговой доступности от места преступления. Факт: Время похищения и избавления от трупа. Предположение: Так как ребенок пропал примерно в 18:30 (а похититель наверняка оказался на месте раньше) и поскольку найденная в мотеле часть трупа была оставлена утром около 07:00, можно заключить, что расписание преступника не совпадает с обычным офисным или трудовым расписанием. Преступник либо самозанят, либо периодически нанимается на краткосрочную работу, либо на момент совершения преступления оказался безработным. Факт: Части трупа разложены в определенном порядке. Пуговицы на рубашке и молния на юбке, принадлежащих девочке, аккуратно застегнуты. Предположение: Судя по всему, преступник очень чистоплотен, его дом или рабочее место содержится в безупречном порядке. Нож или другой режущий предмет, использованный для расчленения трупа, скорее всего, лежит в специально отведенном для него месте. Факт: Преступники, совершающие сексуальное насилие над детьми с последующим убийством, имеют некоторые общие черты характера. Предположение: Подозреваемый – неразговорчивый интроверт с сексуальным комплексом (возможна проблема преждевременной эякуляции или эректильной дисфункции). Заключение: Подозреваемый живет один, он очень аккуратен и чистоплотен. При обыске обнаружится, что в доме безупречный порядок; орудие преступления будет находиться в специально отведенном месте. Дом подозреваемого, скорее всего, расположен в шаговой доступности от места похищения ребенка и места первого обнаружения частей трупа. Принимая во внимание действия преступника (похищение, сексуальное надругательство, расчленение трупа, способ избавления от останков), можно предположить, что подозреваемый – мужчина в возрасте около сорока или немного за сорок лет, возможно, бросивший учебу после окончания средней школы. Подозреваемый может иметь опыт работы в лавках, торгующих продуктами, которые подвергаются заморозке (например, мог торговать мясом или рыбой или же разделывать туши). Подозреваемый не имеет постоянного трудоустройства и часто меняет место работы. Существует вероятность, что в настоящее время подозреваемый держит либо небольшую мясную или рыбную лавку, либо закусочную и т. п., в которых управляется в одиночку. Если же он работает по найму, то это, скорее всего, ночная работа или работа по сменам. Также возможно, что на момент совершения преступления подозреваемый около месяца был безработным. Возможно, впервые привлекался к уголовной ответственности уже в школьные годы, но не за насильственные, а за менее серьезные преступления – например кражи. Подозреваемый страдает от сексуальной неполноценности. Возможно, подозреваемый когда-то жил или работал в Кванджу (Кёнгидо) или окрестностях. Подозреваемый ни с кем не общается близко. Итак, Квон Ирён передал доклад следственной группе. Как уже отмечалось, это был первый профессиональный профайл, полученный южнокорейской полицией, однако в то время ни пресса, ни общественность не удостоили вниманием этот факт. Тем не менее доклад Квон Ирёна сыграл определенную роль в следствии, и это стало поворотным пунктом во всей работе полиции. Но сначала потребовалось приложить некоторые усилия. Дело в том, что следственная группа отнюдь не ждала с распростертыми объятиями доклад Квон Ирёна. Однако криминальный профайлер Квон не был одним из доморощенных психологов, а пришел в профессию после нескольких лет службы в полиции и прекрасно понимал, как сыщики отнесутся к профайлу. Для тех, кто непосредственно занимался расследованием, слишком странной и чуждой была идея определения круга подозреваемых на основе предполагаемых характеристик преступника. Поэтому Квон Ирён лично отправился в Восточное отделение полиции, чтобы подробно разъяснить содержание доклада и ответить на любые вопросы. Тот факт, что он и сам раньше работал в Восточном отделении, оказался очень полезным. Прежний детективный опыт, равно как и стандартная для полицейского внешность – невысокий рост, чуть более 170 см, коротко подстриженные волосы, мощные плечи и крепкие кулаки – помогли Квон Ирёну выглядеть своим среди участников следственной группы. В итоге следственная группа согласилась принять во внимание зафиксированные в профайле предположения; особенно ценным стало указание на сексуальные проблемы подозреваемого, а также вывод, что он живет один. Квон Ирён считает, что именно решение лично поговорить со следственной группой привело к тому, что работа по составлению профайла не пропала впустую. Доклад помог расследованию сделать большой шаг вперед. Отталкиваясь от заключений профайлера, детективы получили в НАП список более тридцати выпущенных на свободу мужчин, в прошлом осужденных за различные преступления и правонарушения сексуального характера и проживающих недалеко от места похищения девочки. Среди них сыщики надеялись обнаружить человека, который жил бы один и имел доступ к холодильнику определенной модели. Однако такового найти не удалось. Тогда был предложен обратный подход: проверить на судимости живущих в округе одиноких мужчин около сорока лет (таких набралось более ста двадцати), так как список из тридцати человек по различным причинам мог оказаться неполным. И действительно, детективы обнаружили четырех мужчин подходящего возраста, ранее осужденных за преступные действия сексуального характера против несовершеннолетних. В список НАП эти четверо не попали, потому что последнее обновление списка произошло до того, как данные о новом месте жительства бывших осужденных поступили в НАП. Дом, который снимал один из четырех мужчин, вызвал у полиции сильнейшие подозрения. Об открытии известили Квон Ирёна, и тот сразу же отправился к месту жительства возможного преступника. Полиция с самого начала расследования побывала во всех домах неподалеку от моста Кунджагё, однако этот пропустила, решив, что он нежилой: маленькое строение с дверью размером с окно слишком не походило на остальные жилые постройки на той же улице. От места похищения девочки дойти сюда можно было всего за пять минут. Утром 28 мая несколько детективов следственной группы и Квон Ирён постучали в дверь дома, где мог жить убийца. На стук никто не ответил. Тогда по просьбе полиции дверь открыл запасным ключом владелец помещения. Внутрь вошли только Квон Ирён и двое детективов – остальные остались снаружи, чтобы не пропустить подозреваемого, если тот вдруг вернется. «Как только мы оказались внутри, сразу поняли, что девочка погибла именно здесь. В доме стоял большой холодильник, в котором хозяин хранил рыбацкую сумку. В сумке среди прочих вещей лежала детская заколка для волос», – позже вспоминал Квон Ирён. Поражало, до какой степени обстановка жилища соответствует описанию из профайла. Холодильник старой модели стоял справа. На черной тумбе с тремя выдвижными ящиками возвышался телевизор. Рядом располагались столик и еще один холодильник – переносной. Мебель и вещи были старыми, однако в доме царил безупречный порядок. Даже нестиранные носки не валялись на полу, а были аккуратно сложены. Полиция обнаружила в доме большой нож и пилу. «Детективы, работавшие вместе со мной, не скрывали душевной боли… В доме мы обнаружили много улик, но не смогли отыскать отрезанные пальцы ребенка», – рассказывал Квон Ирён. У тридцатипятилетнего профайлера тоже была маленькая дочка, которую он не видел сутками, занимаясь делом убитой Чиён. Но он не мог бросить начатое: «Мы продолжали искать». Квон Ирён и два детектива даже копались в дренажных канавах около дома, однако больше ничего не нашли. Исчезнувшего подозреваемого обнаружили и задержали на следующий день. Его вычислили, отследив, где в последний раз он воспользовался банковской картой. Около пяти часов дня 29 мая Чо Хёнгиль (имя изменено) был арестован в номере мотеля. Полиция выяснила, что в феврале 1998 года Чо Хёнгиль был осужден за покушение на растление несовершеннолетней и отсидел в тюрьме около двух с половиной лет, выйдя на свободу в июне 2000 года. По словам заключенного, в ночь перед похищением он не спал и слишком много выпил. Целью похищения изначально было не сексуальное надругательство, а выкуп в пять миллионов вон, который преступник собирался потребовать у родителей. Однако Чиён не смогла назвать ему номер домашнего телефона. Не зная, что делать дальше, преступник заставил девочку выпить снотворное. Он попытался изнасиловать спящего ребенка, но от боли Чиён проснулась и стала кричать. Испугавшись, что крики услышат соседи, Чо задушил девочку. Позже он добавил, что, пока сдавливал ей горло, Чиён плакала и просила ее пощадить. Расследование подтвердило, что профайл, составленный Квон Ирёном, оказался во многом точным. Преступнику должно было вскоре исполниться сорок лет; он не закончил даже среднюю школу; примерно в пятнадцать лет перебравшись в Сеул, он зарабатывал на жизнь, временно нанимаясь на физически тяжелую работу; однажды ему довелось торговать в рыбной лавке. Ему удалось ненадолго устроиться на фабрику, но там он потерял два пальца левой руки. Не являясь общительным от природы, после травмы стал еще больше сторониться людей. Неуверенный в себе, он не пытался завязать личных отношений и за исключением проституток не имел сексуальных контактов с женщинами. Вопреки прежним заявлениям псевдоэкспертов, которые так охотно тиражировала пресса, Чо Хёнгиль не был ни безумцем, ни гениальным злодеем с университетским дипломом. Возможно, влияние на «специалистов» оказал образ знаменитого Ганнибала Лектера из «Молчания ягнят» – фильма, который завоевал большую популярность в Южной Корее (кстати, книга Томаса Харриса, по которой поставлен фильм, была написана на основе материалов отдела поведенческого анализа ФБР). Но, конечно, Чо Хёнгиль не имел ничего общего с харизматичным кинозлодеем. СМИ взахлеб кричали об аресте, но никто так и не написал о профайле, составленном Квон Ирёном. А ведь, заполучи пресса доклад, он стал бы настоящей сенсацией. Вот что сообщала газета «Хангёре» 30 мая 2001 года: 29 мая в 16:45 в одном из мотелей столичного района Сонбук Восточным отделением полиции был произведен арест подозреваемого в убийстве маленькой девочки. Подозреваемый сознался в преступлении. <…> После того как 19 мая были обнаружены части трупа, полиция проверила около 6000 домов (примерно 50 000 человек) в зоне преступления, в результате чего 28 мая в доме подозреваемого были обнаружены неопровержимые улики. Вряд ли возможно представить весь ужас четырехлетней девочки, который та испытала незадолго до смерти. «Взрослые» эмоции развиваются у детей начиная примерно с трехлетнего возраста. Разумеется, дети могут радоваться, грустить, бояться или гневаться, но с этого возраста они также начинают познавать гордость и стыд. Двухлетнему ребенку нет дела до того, слушают его или нет, но четырехлетний уже поддерживает осмысленную беседу. Недаром существует понятие «кризис четырехлетнего возраста» – именно тогда ребенок начинает осознавать себя самостоятельной личностью. Четырехлетние дети могут настойчиво требовать определенную еду или нужную им вещь. Они еще не знают осторожности, поэтому неудивительно, что Чиён пошла с незнакомым взрослым, который пообещал ей мороженое. Но она уже знала, что такое страх. Девочка плакала и умоляла пощадить ее, однако убийца не внял ее мольбам. Он убил ее и бросил труп дома, отправившись бродить по ночным улицам. С полудня 11 мая до одиннадцати утра 13 мая Чо Хёнгиль в несколько приемов расчленил замороженный труп девочки большим кухонным ножом. В шесть часов утра 19 мая Чо разложил тринадцать частей трупа в черные пластиковые пакеты, засунул пакеты в рюкзак и бросил его у стены в переулке всего в двухстах метрах от своего дома. Через час с небольшим рюкзак обнаружил пожилой сборщик мусора. Хотя преступника нашли, работа Квон Ирёна еще не была завершена. Конечная цель криминального профайлинга – арест подозреваемого, однако и после ареста следствию необходим психолого-криминалистический анализ личности задержанного. Он проводится для того, чтобы определить, стоит ли отправлять преступника в обычную тюрьму или же ему требуется специальная программа исправления и перевоспитания; насколько высока вероятность рецидивов и т. д. Следующий доклад Квон Ирёна по этому делу как раз содержал подобные рекомендации. Как и первый, доклад стал образцом для будущих профайлеров. Квон Ирён встретился с Чо Хёнгилем утром 5 июня 2001 года в Восточном отделении полиции. На встрече также присутствовал Кан Токчжи, возглавлявший аналитический отдел Государственной судебно-медицинской лаборатории (в то время лаборатория специализировалась в основном на аутопсии). В область научных интересов Кан Токчжи входила криминальная психология (он был одним из первых в стране, кто стал изучать эту дисциплину) и особенно методика допросов с применением гипноза. Третьим участником встречи со стороны правоохранительных органов был психолог Хам Кынсу, еще один первопроходец корейской криминальной психологии, также работавший в Государственной судебно-медицинской лаборатории. Квон Ирёну, Кан Токчжи и Хам Кынсу предстояло, точно дайверам, нырнуть в темные глубины сознания Чо Хёнгиля. Тем летним днем температура успела подняться до 30 градусов по Цельсию, однако Квон Ирён принципиально надел черный костюм. Одеваться так он взял в привычку с февраля 2000 года, когда начал работать профайлером и заметил, что подозреваемые, успевшие пообщаться с неформально одетыми полицейскими, гораздо охотнее идут на контакт с человеком в костюме. Консервативный вид собеседника, судя по всему, внушал подозреваемым больше доверия. До того как стать полицейским, Квон Ирён успел пережить немало испытаний. Ему было знакомо чувство беспомощности, он знал, каково находиться в безвыходном положении. В подростковом и юношеском возрасте Квон Ирён был замкнут и необщителен. Он родился в прибрежном городке юго-восточной провинции Кёнсан-Намдо, но затем семья переехала в Сеул и, за исключением начальных классов, Квон Ирён учился в столичной школе. Его мать была потомственной католичкой, так что Квон Ирён естественно перенял ее веру. Мать всегда была добра и заботлива, но отец, в отличие от нее, очень строг. «Меня, несмышленого мальчишку, религия держала в определенных рамках. Если бы в то время я не находил опоры в религии, вряд ли из меня получилось бы что-нибудь путное. Возможно, я и сам стал бы преступником», – однажды признался Квон Ирён. При крещении его нарекли Алоизием в честь святого Алоизия Гонзаги, жившего в XVI веке и помогавшего больным во время эпидемии чумы в Риме, от чего Гонзага и скончался в совсем юном возрасте. Вряд ли кто-то предвидел, что в будущем Квон Ирёну тоже придется иметь дело с «чумой», только болезнь будет пожирать не тела, а разум и души людей. Несчастливое знакомство с чувством беспомощности произошло по причине бедности, в которой внезапно оказалась семья. Бизнес отца разорился, когда Квон Ирён учился в средних классах. Его отец был очень гордым и суровым человеком, требовавшим от себя и других абсолютной самоотдачи. Странным образом тяжелое финансовое положение семьи не повлияло на Квон Ирёна в том смысле, что он не загорелся желанием во что бы то ни стало скопить капитал, как часто бывает с теми, кто пережил нужду в детстве. «Меня привлекала работа священника. Сам ничем не владея, священник трудится во благо других. Образ человека, оставившего мирскую суету, чтобы посвятить жизнь молитвам за остальных людей, был для меня невероятно притягателен», – вспоминает Квон Ирён. Однако он был старшим сыном в семье, и отец категорически воспротивился выбору Квон Ирёна. На старших сыновей традиционно ложились главные заботы о семье и родителях, так что отец, единственный сын человека, который, в свою очередь, тоже был единственным сыном, не мог допустить, чтобы его старший отпрыск пренебрег обязанностями перед родными. Квон Ирён учился достаточно хорошо, чтобы рассчитывать на поступление в университет, но у семьи не было денег на его учебу. По окончании школы он не знал, как жить дальше: «У меня не было ни мечты, ни надежды». Закончив школу в середине 1980-х, Квон Ирён два месяца проработал дорожным строителем в уезде Хвенсон провинции Канвондо. В то время существовали только стационарные телефоны и таксофоны на улицах, и в местах, где не было ни того ни другого, быстрая связь с внешним миром просто отсутствовала. Однажды по громкоговорителю Квон Ирёна вызвали в офис прямо с рабочего места: ему звонили из Сеула. По телефону мать сообщила, что Квон Ирёна призывают на военную службу. Отдав все заработанные деньги семье на оплату аренды и лекарств для матери, Квон Ирён отправился служить в армию. Он был распределен в военную полицию. В то время военной полиции Сеула приходилось заниматься разгоном протестных демонстраций. Протестов было так много, что полицейским доводилось есть и даже спать на улицах города. Их не однажды встречали градом камней и «коктейлями Молотова», так что сбивать огонь с одежды товарищей было для полицейских привычным делом. Но больнее удара камнем было для Квон Ирёна осознание безвыходности положения: он был вынужден нести военную службу независимо от собственных убеждений. «Из-за того что все так сложилось, в юности я не жил, а безобразно выживал», – говорил он позже. Во второй половине 1980-х годов примерно из семисот тысяч выпускников корейских школ лишь 30,5 % поступали в высшие учебные заведения. Юному Квон Ирёну мир казался «местом, где необходимо противостоять трудностям и выживать». По словам Квон Ирёна, когда позже в качестве криминального профайлера он разговаривал с преступниками, не раз отмечал, что в их жизнях до совершения преступлений тоже было много страшного и тяжелого. «Я не сочувствовал им, но я их понимал». В мае 1989 года Квон Ирён стал полицейским курсантом по рекрутскому набору. В потоке было около 1700 курсантов, которым преподавали различные дисциплины от основ уголовного судопроизводства до стрельбы и техник ареста. Квон Ирён получал ежемесячную стипендию в размере 9500 вон. Для сравнения, одна бутылка сочжу в то время стоила около 450 вон. Квон Ирён со смехом рассказывал, как однажды в нарушение правил выпил-таки бутылку сочжу и был наказан. В начале 1990-х, когда правительство Но Тхэу объявило войну преступности, Квон Ирён вступил в тактическое подразделение Полицейского управления Сеула. «Форменной одеждой» подразделения были спортивные куртки и кроссовки. Полицейские арестовывали самых отъявленных бандитов и гангстеров, по ночам патрулировали столичные районы красных фонарей Чхоннянни и Миари. Для тех расследований прежде всего требовались крепкие кулаки и быстрые ноги. В июле 1992 года Квон Ирён был переведен в Сеульское восточное отделение полиции. Спортивную куртку и кроссовки сменила полицейская форма, к немалому удовольствию молодого детектива. В один из первых дней работы на новом месте поступил сигнал: двое рыночных торговцев рыбой, напившись посреди дня, поругались и затеяли драку, вооружившись крюками, на которых развешивали рыбу. Прибыв на место происшествия, Квон Ирён окриком попытался остановить мужчин, но один из них, увидев молодого полицейского, разъярился еще сильнее и, изловчившись, приставил к горлу детектива заостренный край крюка. В голове Квон Ирёна пронеслась мысль о пистолете – он мог бы выхватить оружие и выстрелить. Однако полицейский сдержался. Люди из толпы, собравшейся вокруг места происшествия, урезонили пьяного торговца, и в конце концов мужчина опустил крюк. Квон Ирён надолго запомнил эмоции, наполнявшие рыночный пятачок: страх, гнев, напряжение. Именно с этими чувствами чаще всего приходится сталкиваться полицейскому.