– Ух ты! Притормози, нет, остановись! – Слушай, за мной автомобили, – возразил Тодд. – Только на секунду. – Том поднял мобильник и сфотографировал людей, стоявших в очереди. Сотню, никак не меньше. Над дверьми висел транспарант: «1000 РАБОЧИХ МЕСТ ГАРАНТИРОВАНА». И «Мы поддерживаем жителей нашего города! МЭР РАЛЬФ КИНСЛЕР». Позади ржавого «субару» Тодда Пейна кто-то нетерпеливо засигналил. – Томми, мне не хочется обламывать тебе кайф, когда ты стремишься запечатлеть это удивительное событие, но… – Поезжай, поезжай, я уже, – ответил Том и добавил, когда Тодд въехал на автостоянку, где все ближайшие к зданию парковочные места уже разобрали: – Мне не терпится показать эту фотку Линде. Знаешь, что она сказала? Если приедем к шести утра, будем первыми в очереди. – Я же говорил, старина. Тоддстер никогда не лжет. – Он припарковал автомобиль. Двигатель «субару» перднул, кашлянул и затих. – К рассвету здесь будет пара тысяч человек и телевидение. Все программы. «Город на заре», «Утренний отчет», «Городской дозор». У нас могут взять интервью. – Мне хватит и работы. В одном Линда оказалась права: ночь выдалась сырой. В воздухе чувствовался запах озера – едва заметная канализационная вонь. И температура так упала, что Том видел образующиеся при дыхании облачка пара. Между заранее расставленными стойками были натянуты желтые ленты с надписями «НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ», разделявшие соискателей рабочих мест и делавшей толпу людей похожей на меха аккордеона. Том и Тодд разместились между последними стойками, и за ними тут же начали вставать другие люди, главным образом мужчины, некоторые в толстых флисовых куртках, какие обычно носили рабочие, кто-то в деловых пальто и с деловыми прическами, которые, правда, уже начали терять прежний лоск. Том предположил, что на заре, за четыре часа до открытия ярмарки, очередь протянется до дальнего края автостоянки. Взгляд Тома остановился на женщине с младенцем. Она стояла в паре зигзагов впереди. Том задался вопросом, до какой степени отчаяния надо дойти, чтобы с младенцем на руках проводить под открытым небом такую сырую и холодную ночь. Ребенок сидел на груди у матери в слинге. Женщина говорила с крепким парнем, у которого на плече висел спальник, и младенец переводил взгляд с одного на другого, словно самый маленький в мире теннисный болельщик. Это выглядело весьма забавно. – Хочешь согреться, Томми? – Тодд достал из рюкзака пинтовую бутылку виски «Беллс» и протянул ему. Том уже собрался отказаться, памятуя последнюю фразу Линды: И не смей возвращаться домой с запахом перегара, мистер, – но бутылку взял. В такой холод глоток спиртного никак не мог повредить. Он почувствовал, как виски стекает вниз, согревая горло и желудок. Надо будет прополоскать рот перед тем, как садиться за стол работодателя, напомнил он себе. Человека, от которого разит виски, не наймут ни на какую работу. Когда Тодд предложил ему повторить – примерно около двух часов ночи, – Том отказался. Но после следующего предложения, в три часа, бутылку взял. Взглянул на уровень оставшегося виски и понял, что Тоддстер активно боролся с холодом. «Почему нет?» – подумал Том и на этот раз глотнул от души. – Вот и умница, – прокомментировал Тодд, язык у него уже начал немного заплетаться. – Дай волю своей темной стороне. Охотники за работой продолжали прибывать, их автомобили, скрытые густым туманом, в реве двигателей поднимались с Мальборо-стрит. Очередь давно выплеснулась за стойки, и ее зигзаги распрямились. Том полагал, что понимает экономические трудности, которые переживала страна – разве он сам не потерял работу, очень хорошую работу? – но по мере того как автомобили подъезжали и подъезжали, а очередь удлинялась и удлинялась (конца он уже не видел), возникла и начала набирать силу новая пугающая идея. Может, слово трудности не в полной мере отражало сложившуюся ситуацию? Может, ей больше соответствовало другое слово – катастрофа? Справа от него, в лабиринте стоек и лент, заплакал ребенок. Том огляделся и увидел, что мужчина со спальником держит края слинга, чтобы женщина (Господи, подумал Том, ей, похоже, нет и двадцати) могла вытащить малыша. – Чё это за хрень? – Язык Тодда заплетался все сильнее. – Ребенок, – ответил Том. – Женщина с ребенком. Девушка с ребенком. Тодд присмотрелся. – О Иисус! Я считаю, это беза… это бесо… это безответственно. – Ты пьян? – Линда недолюбливала Тодда, не видела в нем ничего хорошего, и сейчас Том разделял ее мнение. – Чуть-чуть. Буду в норме, когда откроются двери. И мятные пастилки у меня есть. Том подумал, а не спросить ли Тоддстера, не прихватил ли тот с собой визин (его глаза заметно покраснели), но решил, что такая дискуссия ему ни к чему. Вновь посмотрел в ту сторону, где стояла женщина с плачущим малышом. Поначалу ему показалось, что они ушли. Потом он опустил глаза и увидел, как она, прижимая к груди ребенка, заползает в спальный мешок крепкого мужчины. Тот ей помогал. Младенец орал благим матом. – Неужели нельзя заткнуть ребенку рот? – крикнул какой-то мужчина. – Кто-нибудь, вызовите службу социальной защиты, – добавила женщина. Том подумал о Тине в столь нежном возрасте, представил ее здесь в эти холодные и туманные предрассветные часы и подавил желание предложить мужчине и женщине заткнуться… а еще лучше, прийти на помощь. В конце концов, все они оказались в одной лодке, так? Их всех помяла жизнь, им всем в одинаковой степени не повезло. Крики затихли, потом смолкли. – Наверное, она ее кормит, – предположил Тодд и сжал грудь, показывая, как это делается. – Да. – Томми? – Что? – Ты знаешь, что Эллен тоже потеряла работу? – Господи, нет. Впервые слышу. – Он прикинулся, что не видит страха на лице Тодда. Не видит поблескивавших влагой глаз. Возможно, причина была в холоде или спиртном. А может, и нет. – Ее снова обещали взять, когда ситуация улучшится, но то же самое говорили и мне, а я уже полгода без работы. Я обналичил свою страховку. От нее не осталось ни цента. И знаешь, сколько у нас денег в банке? Пятьсот долларов. А как долго можно прожить на пятьсот долларов, если батон хлеба в «Крогере» стоит бакс? – Недолго. – Ты чертовски прав – недолго. Я должен здесь что-то получить. Должен. – Ты получишь. Мы оба получим. Тодд посмотрел на здоровяка, который теперь вроде бы охранял спальник, чтобы никто случайно не наступил на женщину и ребенка, находившихся внутри. – Думаешь, они женаты? Том об этом не задумывался. Теперь прикинул: – Возможно. – Тогда они оба безработные. Иначе один из них остался бы дома с ребенком. – А может, они думают, что младенец повысит их шансы, – предположил Том. Тодд широко улыбнулся. – Надавить на жалость! Недурная идея! – Он протянул Тому виски: – Глотнешь? Том сделал маленький глоток, думая: «Если не выпью я, Тодд выпьет все». Из алкогольной дремы Тома вырвал громкий крик: «На других планетах открыта жизнь!» Шутка вызвала смех и аплодисменты. Том огляделся и увидел дневной свет. Только нарождающийся, затуманенный, но все равно дневной свет. За дверями Городского центра мужчина в сером комбинезоне – работающий мужчина, счастливчик – пересекал вестибюль с ведром в руке. – Кто это? – спросил Тодд. – Никто, – ответил Том. – Уборщик. Тодд посмотрел в сторону Мальборо-стрит. – Господи, они все подъезжают. – Да, – кивнул Том, подумав: «Послушай я Линду, сейчас мы стояли бы в конце этой очереди, которая растянулась на полпути до Кливленда». Эта мысль ему понравилась, всегда приятно видеть доказательство собственной правоты, но он сожалел, что прикладывался к бутылке Тодда. Во рту словно кошки насрали. Нет, он никогда не пробовал кошачье дерьмо, но… Кто-то в паре зигзагов от него – недалеко от спального мешка – спросил: – Это же «бенц?» Выглядит как «бенц». Том увидел длинный корпус у въезда на автостоянку, на вершине подъема с Мальборо-стрит. Желтые противотуманные фары сверкали. Автомобиль не двигался: просто стоял. – И что это он делает? – спросил Тодд. Водитель автомобиля, следующего за «мерседесом», вероятно, задался тем же вопросом, потому что нажал клаксон: протяжный недовольный гудок заставил людей вздрогнуть, вскрикнуть, оглянуться. Еще мгновение машина с желтыми противотуманными фарами стояла на месте, а потом рванула вперед. Не влево, на заполненную почти под завязку стоянку, а прямо на людей, зажатых между лентами и стойками. – Эй! – крикнул кто-то. Толпа в едином порыве качнулась назад. Тома швырнуло на Тодда, который плюхнулся на пятую точку. Том пытался удержаться на ногах, и ему это почти удалось, но тут мужчина, стоявший перед ним – кричащий, нет, вопящий, – угодил задом ему в промежность, а локтем – в грудь. Том свалился на своего друга, услышал, как разбилась бутылка «Беллса», до его ноздрей долетел резкий запах виски, вытекшего на асфальт. Он успел подняться на ноги, чтобы увидеть, как автомобиль – действительно «мерседес», большой седан, серый, как и это туманное утро, – врезался в толпу, по пути раскидывая людей, описывая пьяную дугу. Кровь капала с радиаторной решетки. Женщина упала на капот, выставив вперед руки, с ее ног слетели туфли. Она ударила ладонями по стеклу, попыталась схватиться за дворник, промахнулась, свалилась куда-то вбок. Рвались желтые ленты с надписями «НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ». Стойка звякнула о борт седана, ни на йоту не замедлив его продвижение вперед. Том увидел, как передние колеса переехали спальник и крепкого мужчину, присевшего над ним на корточки, выставившего руку, словно защищая его. Теперь «мерседес» надвигался на Тома. – Тодд! – закричал он. – Тодд, поднимайся! Он попытался найти руки Тодда, схватил одну, потянул. Кто-то врезался в него, и он вновь упал на колени. Он слышал двигатель машины-убийцы, ревущий на максимальных оборотах. Очень близко. Попытался отползти, чья-то нога ударила его в висок. Перед глазами вспыхнули звезды. – Том! – Тодд оказался позади него. Как такое могло произойти? – Том, что за хрень? На него упало тело, за которым последовало что-то еще, невероятно тяжелое, давящее, грозящее размазать по земле. Бедренные кости хрустнули, словно сухие косточки индейки. Потом давящая тяжесть исчезла. Ей на смену пришла боль. Том попытался поднять голову и сумел продержать ее над мостовой достаточно долго, чтобы увидеть задние огни, растворяющиеся в тумане. Увидел он и осколки стекла от разбитой бутылки. Увидел и распростертого на асфальте Тодда. Из его головы текла кровь, собираясь в лужу. Алые следы протекторов уходили в туманный полумрак. Линда была права, подумал Том. Ему следовало остаться дома.