— Нет, меня от них разносит. Я потом что-нибудь съем. — Она посылает мне воздушный поцелуй и забирает свою чашку с надписью «Единственный путь — это Эссекс»[5]. Даже в халате Кейти выглядит изумительно. Ноги от ушей. Бог его знает, в кого она пошла. Не в меня точно. И хотя Мэтт выше меня, он довольно полный. «Куплено и оплачено», — бывало, ухмылялся он, поглаживая себя по животу. Как разительно он отличается от Саймона — тот высокий, худощавый, длинноногий, потрясающе выглядит в строгом костюме и комично — в шортах. «Могу поспорить, он никогда в жизни не работал руками», — раздраженно сказал Мэтт после их первой встречи. Тогда он привез домой Кейти, а Саймон открыл им дверь. «Может, ему и не нужно было», — ответила я и тут же пожалела о сказанном. Мэтт умница. Может, он не так образован, как Саймон, но не дурак. Он закончил бы колледж, если бы не я. Я несу Саймону чай. Он уже оделся: голубая рубашка, синие брюки. Пиджак еще в шкафу. Галстук он не носит, благо в «Телеграф» все одеваются как хотят, но Саймон все равно предпочитает деловой стиль, он не из тех, кто пойдет на работу в джинсах. Я смотрю на часы и отправляюсь в ванную, надеясь, что мне хватит горячей воды. Удается только ополоснуться — вода вскоре заканчивается. Я уже вытираюсь, когда кто-то стучит в дверь. — Я уже почти готова! — Это я. Мне пора. — Да ты что?! — Я открываю дверь, обмотавшись полотенцем. — Я думала, мы вместе поедем. — Я же говорил, что мне сегодня нужно на работу пораньше. — Саймон меня целует. — Я буду готова через десять минут. — Прости, мне правда нужно бежать. Я тебе позже перезвоню. Он спускается на первый этаж, а я вытираюсь, злясь на себя за то, что расстроилась. Ну и что, что мы вместе не пройдемся до станции метро? Почему же я реагирую, как девчонка-подросток, которая втрескалась по уши в капитана футбольной команды, а он отказался идти с ней на свидание? Раньше Саймон работал посменно — то ранним утром, то поздним вечером — и иногда дежурил по выходным, но пару месяцев назад, в начале августа, ему установили в редакции обычный график, предполагавший работу в новостном отделе с понедельника по пятницу. Я думала, он будет доволен, но вместо того, чтобы наслаждаться возможностью проводить вечера вместе, Саймон приходит домой удрученный и несчастный. «Не люблю перемены в жизни», — объяснил он мне. «Так попроси их перевести тебя на прежний график». «Ничего не получится. — По его тону было понятно, насколько он разочарован. — Ты не понимаешь…». И Саймон был прав. Я не понимала этого. Как и теперь не понимала, почему он не может подождать нас с Кейти десять минут. — Удачи! — кричит он Кейти, направляясь к выходу. — Срази их наповал! — Волнуешься? — спрашиваю я, когда мы идем к станции метро. Она молчит — и такого ответа мне достаточно. Кейти прижимает к себе папку с десятком фотографий, стоивших целое состояние. На каждом снимке Кейти в другом наряде и с другим выражением лица, но на всех она прекрасна. Саймон оплатил ей фотосессию в подарок на восемнадцатилетие, и, по-моему, я еще никогда не видела ее такой счастливой. — Не уверена, что смогу справиться с очередным отказом, — тихо говорит она. Я вздыхаю. — Это нелегкое дело, Кейти. Боюсь, тебе не раз еще придется выслушивать отказы. — Вот спасибо. Приятно, что собственная мать верит в меня. — Она трясет головой, и по ее виду понятно, что она бы уже убежала, если бы нам было не по пути. — Не надо, Кейти. Ты же знаешь, что я имею в виду. У входа на станцию «Кристал Пэлас» играет на гитаре девушка с дредами, и я привычно здороваюсь с ней, сунув руку в карман за монетками. Ее зовут Меган, она чуть старше Кейти. Я это знаю, потому что однажды разговорилась с ней. Родители выгнали ее из дома, и она перебивается с квартиры на квартиру у друзей, просит милостыню и стоит в очередях за бесплатной похлебкой в благотворительных фондах в Брикстоне и Норвуде. — Холодно сегодня, да? — Я бросаю в футляр из-под гитары десять пенсов, и монетка со звоном падает на груду мелочи. Меган прерывается, чтобы поблагодарить меня, и тут же подхватывает песню с того момента, на котором остановилась. — Десять пенсов ей не помогут, мам. Мы заходим на станцию, и песня Меган затихает. — Десять пенсов утром, десять вечером. Это фунт в неделю. — Я пожимаю плечами. — Пятьдесят с лишним фунтов в год. — Ну, если посмотреть с этой стороны, то это немало. — Кейти задумчиво молчит. — Но почему бы тебе не давать ей по фунту каждую пятницу? Или не вручить ей пятьдесят фунтов на Рождество? Мы достаем карточки метро и, миновав турникеты, поднимаемся на платформу наземки. — Потому что так никому не покажется, что я трачу на это столько денег, — говорю я Кейти, хотя дело в другом. Тут важны не деньги. Важна доброта. Так я каждый день показываю Меган, что в мире есть доброта. На станции «Ватерлоо» мы выходим из вагона, и толпа подхватывает нас, несет за собой к переходу на Северную ветку. — Честно, мам, не понимаю, как ты можешь терпеть это каждый день. — Можно привыкнуть, — отвечаю я, хотя я не так привыкла, как смирилась с этими тяготами пути. Поездка в людном душном вагоне — необходимое условие работы в центре Лондона. — Ужасно, просто ужасно. Ездить в центр в среду и субботу вечером и так неприятно, но в час пик? Господи, я бы не выдержала. Кейти работает официанткой в ресторане рядом с Лестер-сквер. Она могла бы найти место поближе к дому, но ей нравится работать «в сердце города», как она говорит, имея в виду, что в Ковент-Гардене выше шансы встретить кинопродюсера или агента, чем в Форест-Хилл. Наверное, она права, хотя за полтора года работы там никто ей так и не встретился. Но сегодня Кейти едет не в ресторан. Ей предстоит прослушивание, где ее таланты оценит очередное театральное агентство и — как она надеется — возьмет ее на работу. Хотелось бы мне верить в нее настолько, насколько она от меня ожидает, но я реалистка. Кейти красива и талантлива, из нее вышла бы отличная актриса, но она девятнадцатилетняя девчонка из Пэкхема, и ее шансы стать великой актрисой не выше, чем у меня выиграть в лотерею. А я даже лотерейные билеты не покупаю. — Пообещай мне, что, если они тебе откажут, ты хотя бы подумаешь о курсах подготовки секретарей, помнишь, я тебе о них говорила? Кейти раздраженно смотрит на меня. — Для подстраховки, не более того. — Спасибо за слова поддержки, мам. На станции «Лестер-сквер» полно людей, и толпа разделяет нас перед билетным терминалом. Наконец мне удается опять отыскать Кейти. Я сжимаю ее руку. — Я просто предлагаю мыслить практично, вот и все. Она на меня сердится, и я ее не виню. И зачем только я заговорила об этих курсах именно сейчас? Я смотрю на часы. — Собеседование еще через сорок пять минут. Давай я угощу тебя кофе. — Я предпочла бы побыть одна. «Да уж, я это заслужила», — думаю я. — Чтобы повторить роль, понимаешь? — Кейти замечает обиду в моих глазах. — Конечно. Тогда удачи тебе. Я серьезно, Кейти. Надеюсь, все пройдет как по маслу. Я смотрю, как она удаляется, и сожалею, что не могу порадоваться за нее, подбодрить ее, как сделал сегодня Саймон. — Могла бы проявить больше энтузиазма. — Мелисса намазывает масло на ломти хлеба и складывает их на подносе парами, маслом внутрь — готовится к времени обеденного перерыва, когда кафе переполнится. В застекленном шкафчике — миски с тунцом в майонезе, копченым лососем, натертым сыром. Кафе в Ковент-Гардене называется «У Мелиссы-2». Оно больше, чем заведение на Энерли-роуд, с высокой стойкой у окна и пятью-шестью столиками с металлическими стульями — в конце рабочего дня эти стулья складывают стопкой в углу, чтобы уборщица могла протереть пол. — То есть солгать ей? Сейчас без десяти девять, и в кафе еще пусто, только Найджел сидит за стойкой у окна, грея руки о чашку чая. Его серый плащ покрывает толстый слой грязи, и при каждом движении вокруг волнами расходится запах немытого тела. В десять утра, когда кафе открывается, Мелисса его выгоняет, говоря, что он распугивает ей посетителей. Найджел просил милостыню перед кафе, положив перед собой кепку, пока Мелисса над ним не сжалилась. За завтрак она берет с него пятьдесят пенсов, на два фунта меньше, чем указано в меню, и бедняга наедается на целый день. — Просто поддержи ее. — Я ее и так поддерживаю! Я отпросилась с работы на пару часов, чтобы провести ее. — А она об этом знает? Я осеклась. Я собиралась встретить Кейти после прослушивания, узнать, как все прошло, но она явно дала мне понять, что не хочет сейчас меня видеть. — Тебе стоит показывать, что ты на ее стороне. Представляешь, вот станет она голливудской кинозвездой, а потом в глянцевых журналах будут писать, мол, мама говорила ей, что толку из нее не выйдет. Я смеюсь: — Хоть ты не начинай. Саймон уверен, что у нее все получится. — Вот видишь, — говорит Мелисса, словно этим все сказано. Ее сеточка для волос развязывается, и я поправляю ее, чтобы Мелиссе не пришлось мыть руки. У Мелиссы длинные, густые и блестящие темные волосы, которые она закручивает в причудливый узел, так что прическа кажется сложной, но я видела, как она сооружает этот узел за пару секунд. За работой она втыкает в прическу ручку, отчего приобретает богемный вид, хотя причислить ее к богеме довольно трудно. Как и обычно, сегодня она одета в джинсы и короткие сапожки, рукава накрахмаленной белой рубашки закатаны, обнажая бледную кожу, столь контрастирующую с темной кожей ее мужа. — Спасибо. — С другой стороны, Саймон верит, что когда-то напишет бестселлер. — Я ухмыляюсь, но хотя эти слова задумывались как шутка, меня тут же охватывает стыд. — Разве для этого он не должен что-то писать? — Он и пишет. — Я тут же встаю на защиту Саймона, успокаивая разбушевавшуюся совесть. — Но ему сначала нужно собрать немало информации для книги, а выкроить время, работая всю неделю, нелегко.