– Не факт! Если бы ты спросила конкретно, может, и сказала бы. А так… почему она должна это в голове держать? У каждого своими проблемами голова забита. Или вот что… Может, проще по телефону у нее спросить – видела – не видела, слышала –не слышала? Может, кто-то что-то видел да ей сказал… С соседками-то она общается, снобизмом не мучается? – Да нет, нормальная женщина. – В общем, поговори с этой Ритой. Только поскорее, ладно? – Ну, хорошо! Зоя Васильевна перезвонила тем же вечером: Рита будет рада видеть Зою с любым количеством подруг и в любое время. А уж Руслан как будет рад! Если, конечно, останется дома, а не будет гореть на работе. – Я не стала ни о чем ее расспрашивать, а то получится, что я из меркантильных соображений к ней еду, да еще и подруг везу. – А это не так? – подтрунила Люся. – Тебе ли говорить?! Кто меня сегодня утром склонял и убеждал поторопиться? – Я – чисто из филантропических побуждений! Эта Лида Херсонская… – Да ладно, ладно, слышали уже! Короче, договаривайся с Лидой, и звони, когда будете готовы. Я потом перезвоню Рите. – Зайчик мой, я тебя так люблю! – И я тебя! Лиды дома не было, хотя хорошо завечерело, телефон был вне зоны доступа. У Люси в душе бушевал ураган злости и дурных предчувствий. Ну вот что делать?! А если она не на дачах, а просто засиделась где-то в гостях? Обзванивать морги и больницы, звонить Бурлакову? А если ей все примстилось на предмет его интереса к Лиде, и он пошлет Люсю куда подальше? Подумайте, тетки вечером дома нет, а он должен на это реагировать! Наконец, уже поздним вечером, Лида проявилась. Позвонила и ангельским голоском спросила: – Люсенька, ты меня не потеряла? Я у дочери, внучка приболела. Температуру сбили, она уснула, я и сама прилегла, и телефон отключила, а потом забыла включить. Люся рыкнула, было, что-то по инерции, но взяла себя в руки. – Ты домой-то придешь? – Ночевать здесь останусь, прислушивайся там… У меня отгулы есть. Завтра приду. А ты что-то хотела? – Я хотела бы, чтобы ты не отключала телефон! И еще я хочу свозить тебя кой-куда, в гости. – А куда? – Да тут одна кудыкина гора нарисовалась! Завтра расскажу. Назавтра особо уговаривать Лиду не пришлось. Как говорится – не было бы счастья, да несчастье помогло. С некоторых пор старые дачи притягивали ее, как магнит. Но сначала, когда с утра Люся сунулась к Лиде – у нее было заперто, еще не вернулась от дочери. Люся решила пробежаться на рынок – молочка купить, творогу. Уже на подходе, возле продуктового «Магнита», увидела цыганок, кучковавшихся вокруг какой-то женщины, чья вязаная шапка цвета какао торчала над их немногочисленной пестрой толпой. Шапка, однозначно, была Лидина. Люся ускорила шаг. Лида – а это действительно была она – с одной из цыганок отошли в сторонку. Остальные представительницы горластого племени бросали бдительные взгляды по сторонам, дабы вовремя засечь слонявшихся по территории рынка и около него стражей порядка, или выудить из толпы еще одну зазевавшуюся лохушку. Женщины, пробегая мимо цыганок, индифферентно уставляли взгляд мимо, в пространство, или вовсе отворачивались в сторону, чтобы не встретиться взглядом с хищным, цепким взором дамы из вольного племени. Среди артюховцев бытовало мнение, что от цыганского гипноза спасают солнцезащитные очки, но по причине мерзостной декабрьской серости спасительные очки были упакованы в футляры и спрятаны в тумбочки до лета. В осеннее-зимний сезон жители славного города Артюховска оказывались беззащитными перед цыганским гипнозом. Кое-каким средством спасения служили английские булавки, подколотые с изнанки воротников пальто и в карманах. – А ну, что здесь происходит? – почти басом грозно вопросила хлипкая Люся, успевшая-таки к самому критическому моменту. – Ты чего кричишь? – повернулась к ней цыганка. – Живот болит? Я дорогу до аптеки спросила, а она вон пристает, что я у ней кошелек украла. – Настя, – слезливо гундосила Лида, обращаясь к цыганке, – отдай мне кошелек, там все деньги, что у меня есть! На что я буду жить? – Какой кошелек, Лида? – гневалась Настя (они уже и познакомиться успели!) – Ты мне 50 рублей дала, вот они, твои 50 рублей, на, подавись! Хотела деткам конфет купить, сладкого не видят! Обойдетесь, дети, тете денег жалко стало! Дети – трое, один у мамы на руках – терпеливо, со скукой во взорах поглядывали на привычный спектакль. – Я кошелек в руках держала, ты сказала – 50 мало – и взяла у меня из рук кошелек! Отдай, что я буду есть до зарплаты? – хныкала Лида, пытаясь доказывать Насте очевидное и мотивируя справедливость своих претензий. – А мне, думаешь, легко их кормить, троих? – выдвигала контраргумент в праведном гневе Настя. Да нету у меня твоего кошелька, в сумке своей поищи! Люся ощутила спиной грозное кольцо Настиных соплеменниц, выудила из сумки судейский свисток и засвистела во всю мочь. Он на всякий пожарный случай всегда был при ней и не раз выручал. Лида со страху подпрыгнула, цыганенок на руках у матери заорал, цыганки замахали руками и загерготали по-своему, сигнализируя, что из ворот овощного рынка вышли два патрульных. И на сей раз они удивительно оперативно прореагировали, направившись прямиком к магазину. Цыганка рванула со спринтерской скоростью вместе с Лидиным кошельком, цыганята – следом. Лида металась из стороны в сторону, не понимая, куда ей бежать: за цыганкой или к ППСникам. Люся схватила ее за руку и затащила в ближайший магазин. Оно ведь как: ответственен тот, кто попался! Еще объяснительную писать придется, а толку все равно не будет, здешние менты перед многочисленным и горластым табором пасуют. Как только очередная артюховская Кармен попадается в руки представителей закона, из ниоткуда появляется великое множество ее собратьев и сестер и с гвалтом начинает ненавязчиво теснить двух-трех несчастных, нашедших свои неприятности ментов, в безлюдное местечко. Кончается это обычно все тем же: виновница бесследно исчезает за спинами товарок, в редких случаях «оброненный» кошелек обнаруживается прямо под ногами жертвы. – Денег-то много было? – Не очень, рублей 500, зарплату задержали. Но обидно-то как! – Тебя чего черт дернул с ней связываться? – Да она спросила, где аптека! – Лида, ты что? Да они здесь все тропки вдоль и поперек истоптали! – Ну, мало ли? У нее же дети! А потом, она сказала – вижу, черное горе у тебя, все расскажу и помогу, дай денежку, какую не жалко, много не надо, через деньги смотреть нужно. – Боже ж мой, Лида! Ну, ты прямо как наша Зоя! Да ты в зеркало на себя смотришь? Я тебе и так скажу, что у тебя горе, хоть и гадать не умею. Бери уже себя в руки, краше в гроб кладут. – Побойся Бога, Люся! Какие руки, когда сороковин еще не отвела! – Нет, с этим надо что-то делать. Ладно, не гунди! Обидно ей! Обидно будет Насте, когда улов свой в твоем кошельке пересчитает. Пошли, купим, чего ты хотела. Выходя на улицу, Люся представила, как цыганка роется в лидином кошельке, и прыснула в кулак. – Кошелек-то хоть был хороший? Или все тот же, с дырявыми кармашками? – Да, старый. Я же все никак не соберусь новый купить. – Ну, тем более, чего горевать? Люся растопырила пальцы, как бы просовывая их в дырку кошелька, и пошевелила ими. И вдруг обе женщины начали безудержно хохотать, и чем дальше – тем сильнее их разбирало. Поравнявшись с полицейскими, замолчали под их орлиным взором, но не выдержали – и через секунду, пряча глаза, хохотали с новой силой. Рита и Руслан в самом деле были искренне рады гостьям. Руслан Камильевич специально приехал на обед домой да и подзадержался. Расцеловавшись с Зоей, он сделал шаг в направлении Люси и Лиды и замялся: не признал. Очевидно, Рита не предупредила его, что подруги Зои – не из их «гнезда». Было заметно, что он мучится догадками – кто перед ним. Морщины, полнота, другая прическа, конечно, меняют женщину, но не до такой же степени, чтоб невозможно было разглядеть в образовавшихся с годами напластованиях знакомые черты. Коренастый крепыш, темноглазый, седоглавый, с животиком, который через пару-тройку лет уже со всей ответственностью можно будет называть брюшком, Руслан был подвижным, как ртуть, сыпал шутками. «Бывший кавээнщик», рассказывала по дороге Зоя. Он никак не соответствовал общепринятым представлениям о местном чиновнике довольно высокого ранга, и совсем не тянул на образ романтического героя. «Нет, далеко не мачо!» – думала Люся, как будто сто раз на дню сталкивалась на родных улицах с мачо. Поглядывая в сторону хозяйки, она ловила ее полные нежности взгляды, обращенные на мужа. Рита (тоже ничего особенного) – полноватая, даже нет, будем честными, полная, сероглазая, крашеная шатенка с короткой стрижкой. Она ни по каким параметрам не подходила на роль женщины-вамп. Ухоженная, но маникюр без лака, домашний наряд простенький. Никакого тебе московского шика и лоска. Очень приятный мелодичный голос и мягкая, чуть ироничная улыбка. «Но я же не видела их в юности», – думала Людмила Петровна. Узнав их драматическую лав стори, она настроилась на встречу с двумя роковыми красавцами, к тому же – еще и со столичной «штучкой». Люся заранее слегка комплексовала на предмет своей обыкновенности, серости. Однако же – быстро освоилась. Пребывая в атмосфере радушия, доброжелательности, нежности, она исходила белой завистью к этой паре. Заплатив почти истекшей жизнью, обыденной, безрадостной друг без друга, они на закате, под занавес, все же успели отхватить свой кусок счастья. Наверное, психолог сумел бы объяснить этот казус поздней встречи: она своей нежностью заглаживала сформировавшееся за годы чувство вины, его оскорбленное юношеское самолюбие было удовлетворено. А может, все совсем не так, кто его знает? Как там у любимого Зайкиного Тютчева?.. «О, как на склоне наших лет Нежней мы любим и суеверней… Сияй, сияй волшебный свет Любви последней – зари вечерней!» Руслан и Рита смотрели сейчас друг на друга особым взглядом – взглядом памяти. Разговор, как и положено, протекал в ностальгическом ключе. Всякая фраза начиналась со слов «а помните?». Вспомнили, как в триста двенадцатой комнате общежития, где все четыре года учебы проживала Рита с однокурсницами, висела на двери, на гвоздике, «Книга жалоб и предложений». Любой приходящий гость мог, и даже обязан был оставить в ней запись – жалобу или, соответственно, предложение. Какие перлы там попадались! Как изощрялись студенты в остроумии! – А помните, мы с парнями у вас засиделись за бутылочкой винца…