Так втроем они и явились в РОВД. Поздравили с прошедшими и грядущими праздниками. – Эта Кира… – сказала Дуня, уже уходя. Вы знаете, куда ее после суда отправят? – Нет, конечно. Это сообщают только родственникам. если очень надо – могу попробовать узнать через адвоката. А вам зачем? – Да что ж!.. – залопотала Дуня, забыв, что она в присутственном месте. – Росла девка, как горох при дороге, а теперь ее жизнь так чебурдыкнула! Не ýрода же она конченная? Вы же говорите, все от нее откараскались! – Это да. Мать ни разу не приехала. Следователь говорил, что и позвонила-то всего один раз. Не думаю, что она на зону к ней будет ездить. – Я к ней буду ездить… А то ведь совсем захряснет девка. Бурлаков воззрился в немом изумлении. Дуня его невысказанный вопрос поняла. – Мама меня поймет. Она простит. Дуня по-прежнему говорила об умершей матери как о живой. – А как Юля к этому отнесется?! – Да, наверно, плохо отнесется… Она ее имени слышать не может. Но я все равно буду ездить. У Юли я есть, сестры есть, а у этой Киры – вообще никого. То ли от сильного волнения, то ли воспринимая уже капитана как своего, она говорила, переходя то на общеупотребительный, то на свой собственный язык. Бурлаков подумал: перестанут ли когда-нибудь женщины его удивлять? Вот и Лида. Зачем, собственно, пришла, кто ее заставлял? Учитывая их далеко не дружеское, не столь давнее общение… Людмила Петровна уже у самой двери спохватилась: – Вадим Сергеевич, а вы приходите к нам на чай! Увидев изумление на его лице – засмущалась. Она уже успела по некоторым своим каналам узнать, что жена от капитана ушла. – Ну, если наше приглашение не покажется вам нескромным Ах, простота провинциальных нравов! В таком серьезном учреждении, да солидному человеку, при чинах, – вот так, с бухты-барахты!.. – Почему же нескромным… И к кому это – к вам? – Ну, ко мне, конечно. Просто мы же с Лидией Федоровной в одном дворе живем, даже в одном доме. Я и привыкла: мы да мы! А у меня пирожки с тыквой – мировые получаются! – У меня лучше! – не сдержалась Лида. – Безусловно! – с жаром подтвердила Людмила Петровна. * * * Бурлаков не задержался с визитом, явился уже через неделю, на Татьянин день. Компания была в сборе: кроме Людмилы Петровны и Лиды, естественно, Людмила Ивановна и Зоя Васильевна. Пирожки и в самом деле были замечательные – и с тыквой, и с яблоками, и с мясом и капустой. Где чьи – никто не уточнял, налегали сообразно вкусам. В возникшей паузе Людмила Ивановна обратилась к Зое Васильевне: – Зайка, почитай стихи! Наверняка же что-то новенькое сочинила! И пояснила Вадиму Сергеевичу: – Она у нас темы из жизни берет. Как какая-нибудь история – так раз! – готово стихотворение! Зоя Васильевна опасливо взглянула на Лиду. – Про меня, что ли? – осведомилась Лидия Федоровна. – Давай, послушаем! «День покатился по наезженной…» – начала Зоя и запнулась, и опять с опаской взглянула на Лиду. – Да читай уже! – та досадливо махнула рукой. День покатился по наезженной… А где-то там, а где-то там — Нарисовалась и забрезжила, И устремилась по пятам Негаданная и нежданная, Некликанная и незванная, Неотвратима – от незнания — Твоя беда, твое страдание. А ты, в неведеньи счастливом, Работаешь на перспективу И строишь планы на потом… О веке грезя золотом Кроишь недели, дни планируешь, Минутами манипулируешь… И может, только сердце слышит: Тебе беда в затылок дышит! Она с тобой – на юг и запад, Чтобы обрушиться внезапно В день, обозначенный судьбой, И стать лицом к лицу с тобой, Чтоб рядом быть с тех пор всегда… Ты, обреченно и устало: «Ничто беды не предвещало!» — Кому-то скажешь иногда. Лида встала и молча вышла из комнаты. Бурлаков укоризненно покачал головой. – Ничего, ничего! – Сказала Людмила Петровна. – Пусть привыкает. Ей теперь с этой бедой жить, что ж теперь, весь век как с больной нянчиться? Лида отсутствовала недолго, вернулась с бутылкой коньяка. – Помянем Гарика, – сказала. – Царство ему небесное! А вам, Вадим Сергеевич, спасибо. Он там теперь будет лежать отомщенный. – Да что я, – засмущался Бурлаков. – У меня такая работа. Подруг своих благодарите.