Я едва не впереди амбала несусь по узкому коридору. В этот раз нас пропустили без проблем. И хотя стены всё ещё нагоняют жути, но теперь у меня есть хоть какой-то план. — Опаздываешь, куколка. От голоса Буйного мурашки собираются на коже. Мужчина сидит, развалившись в кресле. Неспешно затягивается, выпуская кольца дыма в потолок. Все лампочки в камере горят, у меня получается лучше рассмотреть обстановку. Одна кровать, стол и кресло. Выглядит как номер в недорогом отеле. Камеры в колониях я представляла по-другому. Больше серости, старая мебель и… Явно несколько людей. Но, кажется, у Сабурова тут особое положение. Украдкой поглядываю на мужчину. Ощущение, что если посмотрю прямо — спровоцирую. Как дикого зверя. На Эмире сейчас белоснежная рубашка, которая не вписывается в интерьер. Неужели у зэков тоже бывают важные встречи? Но встреть я Буйного в таком наряде — никогда бы не подумала, что он преступник. На запястье болтаются дорогие часы, несколько верхних пуговицы расстегнуты. Грудные мышцы воровато выглядывают, заставляя снова удивиться мощи этого мужчины. Если у него там такие большие и крупные мускулы, то что говорить про другие части тела? Эмир сейчас кажется злым. С силой сжимает фильтр сигареты, рвано затягивается. Несмотря на внешнее спокойствие, я чувствую волны недовольства, исходящие от мужчины. Направленные на меня. Он ждал меня раньше, да? Тогда нужно было уточнить время. Сам виноват. — Мы не обсуждали с вами время, — бормочу, прижимаю к себе пакет. — Я думала приехать вечером. — Ты не думаешь, кукла, а делаешь. То, что я скажу, — Буйный стряхивает пепел в жестяную банку, медленно поднимается. — А ты меня разочаровываешь. Нехорошее начало получается. Придётся отрабатывать. — Я ведь ничего не сделала! — пока что. — Ага. Только пацанов моих повеселила. В подъезде понравилось сидеть? — В каком подъезде? — невинно хлопаю ресницами. — А, ну я там живу. Не в подъезде, в квартире. — Ты мне заливать будешь? Я качаю головой, медленно отступаю по комнате. После того, что вчера делал Буйный, страшно с ним быть близко. Мы кружим, пока мужчине это не надоедает. Он делает рывок ко мне, пальцами сжимает моё предплечье. Тянет на себя, заставляя врезаться на всей скорости. Воздух вылетает из лёгких, меня потряхивает. Ладонь мужчины ложится на мою шею. Едва сдавливает, удерживая меня на месте. Его кожа горячая и шершавая. Я замираю, не зная, чего ожидать. Опасно. ОЧЕНЬ ОПАСНО. Красные буковки всплывают в мозгу, стоит губам Буйного приблизиться к моим. Но прикасаются к щеке, ползут выше. Оставляя огненные следы после себя. Я вскрикиваю. Мужчина прикусывает мочку моего уха. Сдавливает зубами, у меня внутри всё переворачивает. Иголками пронзает до самого нутра. Он дикий! Непредсказуемый. И сейчас его ладонь нагло опускается на мои ягодицы. Сжимает, притягивая ближе. — Я не люблю, когда мне лгут, — произносит медленно, в каждом слове — угроза. — Я за такое наказываю. Жестоко. Хочешь? — Нет. Но… Я ведь здесь, приехала. Сама. — Только перед этим мои друзья тебя ловили у подруги. Как там её имя? — Никак! Выкрикиваю, боясь за подругу. Сабуров недобро щурится. Между нашими лицами остается всего несколько сантиметров. Подушечкой большого пальца мужчина проводит по моему подбородку. Нежно, не причиняя боли. Только мне кажется, что Буйный не напрягаясь сможет сломать мне шею. Что угодно сделает, а я не смогу этому сопротивляться. — Она ничего не знает. Я к ней пошла, чтобы приготовить еду, — сочиняю на ходу. — У меня плита дома не работает, я её… — Сожгла?