— Может, его отпустили? — Штырёвские-то? Очень сомневаюсь! Смысла в этом чуть меньше, чем никакого. Похитить, чтобы через несколько часов отпустить? Для чего? — Ну, например, чтобы запугать? — Предположил хозяин кабинета. — Ну запугали, хорошо. А тот бы раз, и с заявлением в полицию обратился. И поехали б все причастные по сто двадцать шестой с отягчающими. Какой резон? — А Секирин обратился? — В том и дело, что нет. И это меня заставляет делать кое-какие нехорошие предположения на его счет. Ведь вместе с этим, исчез единственный подозреваемый в его похищении, личность которого мы сумели установить. Кстати, именно благодаря личности этого товарища мы и установили, что это дело рук именно штырёвской братвы. Брови собеседника непроизвольно поползли вверх. — Вот даже как? Раз ты полагаешь, что Секирина не могли отпустить просто так, то, не значит ли это, что на совести медиума появилось какое-нибудь темное пятно? — По крайней мере, все на это указывает. Но доказательств, ясное дело, у меня никаких нет, только одни подозрения, а их, как известно, к делу не пришьешь. — Любопытно… Мужчины еще немного помолчали, думая каждый о своем, не забывая прикладываться к алкогольному напитку в бокалах. — И еще кое-что о невезении, — Сухов посмотрел на старого приятеля без намека на веселье, — информаторы мне вскоре принесли весточку, что Секирина заказали Хану неустановленные лица из силовых ведомств. — Вот так-так… и ты хочешь сказать, что твой кандидат до сих пор живой? Тогда это наоборот, великое счастье для него! — Хех, — генерал звучно хлопнул себя по коленке ладонью, выплеснув каплю коньяка из бокала на форменные брюки, но даже не заметив этого, — не то слово! Живой и наглый, как непуганый енот! — Интересный все же гражданин. Как думаешь, Андрей, заказчики это те, кого мы ищем? — Да. Или, как минимум, те, кто может на них вывести. Услышав подтверждение своим мыслям, мужчина кивнул и предложил полицейскому продолжить рассказ. — Так вот, по моим данным, Хан это дело поручил не кому-то там, а лично Штырю. Информация пришла ко мне с большим запозданием, так что я думаю, что и то похищение, было совершенно именно ради убийства. А то погляди, какая картина вырисовывается — Хан приказывает Штырёву зажмурить медиума, потом один из штыревских же шестерок приходит к Секирину домой, который на следующий же день бесследно исчезает прямо из под носа опергруппы. Хочешь сказать, совпадение?! — Нет, — невозмутимо ответил собеседник, — пока я ничего не хочу сказать, хочу только тебя послушать. Генерал достал из внутреннего кармана пачку сигарет, покрутил ее в пальцах и с наслаждением втянул запах сушеного табака. Но потом убрал, так и не прикурив. — Ты кури-кури, Андрей, не стесняйся. — Да нет, — отказался генерал, — я бросаю. Ношу с собой больше ради успокоения. Если пачки под рукой нет, то все, у меня паника начинается. Так вот. Угадай, что случилось со Штырёвым после того, как ему заказали Секирина? — Простатит разыгрался? — Ха-ха, Коля. Я серьезно вообще-то говорю. — Ну так и говори, а не устраивай тут ток-шоу. Что за манера у тебя такая, постоянно мне угадайку устраивать? Откуда я знаю, что с этим уголовником случилось? — Что, даже краешком уха не слышал? — Сухов действительно удивился, так как эта новость в МВД стала уже чем-то вроде притчи во языцех, и ему сложно было поверить, что кто-то еще может быть не в курсе. — Ладно, я тебе расскажу. Штыря застрелил его самый верный пёс, почти ближник, с которым он разбойничал уже лет двадцать. А потом убийца и сам себе пулю в бестолковку пустил. Ну, как тебе? Не слишком ли феноменальное везение? — Действительно, просто на грани фантастики… — То ли еще будет… спустя некоторое время нашли еще три трупа, тоже из Штырёвских. Знаешь, что было самым странным в них? — Ты опять решил в викторину со мной играть, Андрей? — Иронично вздернул бровь хозяин кабинета. — И почему ты такой зануда? Ладно, — великодушно махнул рукой генерал, — не буду тебя пытать, так скажу. Они все трое спрыгнули с крыши, держась за руки. Как тебе такое? — Если честно, — мужчина прервался и задумчиво покатал во рту глоток коньяка, — мне кажется весьма подозрительной эта тяга криминогенных элементов из одной группировки к самоубийствам. — Не то слово, Коля, не то слово… — Ты подозреваешь, что это тоже дело рук Секирина? — Да черт его знает! — Сухов поморщился, словно от зубной боли и снова опрокинул в себя залпом бокал дорогого алкоголя. — Я уже ни в чем не уверен, просто мое чутье с ума сходит, когда я думаю обо всех этих событиях… Немного подумав, генерал переключился на другую тему. — Знаешь, по моей задумке, Секирин сам должен был ко мне приползти при первых же признаках опасности. Я же специально засветил его возле покойного Свиридова, чтоб его увидели все, кому надо. Думал, Секирин прибежит ко мне, роняя от страха кал, когда поймет, что за ним началась охота. А в том, что она начнется, я не сомневался ни секунды, слишком уж пристальное внимание на мое ведомство обратилось с того дня, как нам передали дело Свиридова. И вот тут-то я, во всем белом, с отеческой улыбкой на устах, должен был привести блудного сына к присяге, чтоб служил он на благо отчизны до конца своих дней и поминал меня самым добрым словом, как спасителя и защитника своего… — А ты, когда это затевал, не боялся, что его просто и незамысловато убьют? — Думал, конечно! Коля, я в угрозыске столько лет просидел, ты что, думаешь, я совсем дурак? Ты меня чем слушал вообще? Я ж тебе русскими буквами сказал, что приставил к Секирину наблюдение! — Ты не так сказал. Ты сказал, что у тебя его увели прямо из-под наблюдения, — откровенно усмехнулся собеседник, — а это совсем другое. — Не цепляйся к словам! — Недовольно проворчал Сухов, сморщив нос, будто от неприятного запаха. — Кто ж знал, что они такими прыткими все окажутся? — Понятно… но ты уж не обессудь, требование не привлекать к расследованию никого постороннего, кроме сотрудников твоего Управления не я придумал. Я вообще боялся, что мне за этот твой финт с приглашением медиума голову оторвут… и даже как-то теперь самому жаль, что ничего из этого не получилось. — «Не получилось» — это ты еще мягко сказал! Этот проклятый упрямец послал меня, как щегла малолетнего. Меня! После того как я ему открыто предложил помощь и содействие! Ты представляешь?! — Генерал стукнул по подлокотнику и зашипел от боли, когда резной узор какой-то из своих выпирающих частей больно врезался в ребро ладони. — В общем, я не сдержался и тоже немного сглупил, приказав ребятам из силовиков упаковать его. — Ты меня начинаешь путать, Андрей. Так медиум сейчас у тебя? — В голосе Николая прозвучал намек на раздражение, но генерал предпочел его не заметить. — Ага, аж три раза. Просто он будто нарочно засветился на одной вечеринке у какого-то мажора, и я лично поехал туда чтоб переговорить с ним. А когда переговоры провалились, посчитал, что слишком опасно отпускать его одного… однако кто-то очень умело его у нас отбил, да так, что… — Сухов ненадолго замолчал, смерив своего знакомого оценивающим взглядом. — Впрочем, ты гражданский, ты не поймешь всего абсурда ситуации, когда какая-то кучка выпивох с легкостью избивает прекрасно сработанную группу силового захвата, пусть и без спецсредств. Просто поверь мне на слово, все это очень странно! Я уж начал бояться, что нас опередили и Секирина у нас увели, но совсем недавно он сам позвонил одному из моих сотрудников, с которым имел приятельские отношения, но мой растяпа его просто послал и не захотел разговаривать! Так что я не знаю, что и думать… — И чего ты так к этому несчастному Секирину пристал? Зачем было так человеку жизнь усложнять? Что, без него талантливых филёров мало? Сухов недовольно сверкнул глазами на своего собеседника. — Чего я прицепился?! А того, Коля, что мне это сраное дело всучили и не слезают, пока я результатов не дам! Ты же в числе первых и стоишь, кто меня дерёт, как козу! А я не Хоттабыч, знаешь ли! Я не могу из лобка волос дернуть и убийство раскрыть, понимаешь ты это или нет?! — Да тихо-тихо, Андрей, не заводись! — Николай примирительно поднял ладони, чуть не пролив на себя коньяк. — Ты же прекрасно знаешь, что этим расследованием периодически интересуется сам премьер. А тот без ведома начальства и пальцем шевелить не станет. А поскольку начальник у него только один… ты и сам догадываешься кто, то ты можешь представить, какое давление оказывают на меня, как на твоего куратора. — Представляю, — покладисто согласился Сухов, — и мне очень интересно, почему это дело всучили мне, и поставили следить за ним гражданского человека, а не передали целиком «безопасникам». Но моей заднице от этих мыслей нисколько не легчает. — Моей, к сожалению, тоже. Мужчины, не сговариваясь, выпили и немного помолчали, пока хозяин кабинета не прервал затягивающуюся паузу. — И все-таки, чем тебе этот Секирин может помочь? Неужели он один лучше, чем весь твой штат оперативников? Полицейский поджал губы, будто пытался не позволить словам вырваться наружу, но все же тяжко выдохнул: — Лучше… — Что?! — Теперь хозяин кабинета искренне удивился. — Я не верю своим ушам! Ты признал, что кто-то лучше тебя? — А ты вот поверь, Коля. Секирин — уникум. Я иногда думаю, что он и правда может разговорить мертвого, потому что иных объяснений придумать не могу. — С чего это ты, Андрей, уверовал в паранормальное? Ты же всегда был скептиком. На старости лет чудес захотелось? — Не ёрничай. Знал бы ты, какие дела он распутывал, когда я еще в уголовном розыске подполковником сидел, то и сам бы уверовал. Кстати, благодаря Секирину я и получил тогда заветную третью звездочку на погоны. Помнишь, Чертановского потрошителя в две тысячи третьем? Одиннадцать располосованных трупов, ни одной улики и массовая истерия? — Припоминаю. Вроде это был поехавший военный разведчик, который искал внутри людей инопланетных агентов. Информационное пространство долго тогда бурлило. Так ты хочешь сказать, что это… — Именно. Секирин вышел на маньяка через два дня. Всего два грёбанных дня, когда мы безрезультатно бились над поисками полтора года. И если бы не его вмешательство, то я так и сидел бы в замшелом РОВД, и даже тебя, Коля, не знал. — Ты преувеличиваешь… — Я не склонен преувеличивать, поверь! — С нажимом парировал Сухов. — И сейчас я тебе говорю, как на духу, не будет у меня Секирина, то и это дело встанет колом, потому что это уже сейчас железобетонный глухарь! Прими как факт. — Ладно, я тебя понял. У тебя какой-то конкретный план есть? — Да как тебе сказать… — генерал замялся, размышляя, стоит ли о таком говорить вслух, но, в итоге, все же решился. — Коли уж я умудрился так облажаться с его захватом, то, полагаю, он теперь добровольно на контакт не пойдет. Он и раньше не особо спешил… Так что выход у меня теперь только один. Я собираюсь упечь за решетку. — М-м-м… прости, я тебя не расслышал. — Не паясничай, Коля, все ты расслышал! Я хочу Секирина посадить на зону. — За что? — Правильный вопрос не «За что?», а «Зачем», — наставительно прокомментировал генерал. — Затем, что на тюремной баланде человек становится более сговорчивым, и охотней идет на сотрудничество. — Я тебя понял, Андрей Геннадьевич, дальше можешь не продолжать. Если ты считаешь, что это единственный выход, то я готов помочь тебе. В меру своих скромных сил и возможностей, и даже немного сверх этого. — Спасибо, Николай, я знал, что ты поймешь меня.