– Бабушка говорит, у нас будет собака, если мы будем жить здесь. – Мэдисон пританцовывала вокруг Мэй, дергая ее за подол. – Даже две: одна моя, другая Райдера. – Мама! Барбара отмахнулась: – Что «мама»! Конечно, могли бы здесь и двух собак иметь. Но вы, дети, здесь не живете. Так что разговор закончен. – Мама, как так можно! Мэй направилась к детской площадке в надежде, что Мэдисон соблазнится качелями или горкой. А Барбара повернулась и, не говоря ни слова, пошла то ли к дому, то ли в «Мими». Мэй схватила ее за руку: – Мама, нам сюда. Ты же с нами гуляешь. Ты обещала, помнишь? Райдер обхватил бабушку за ногу: – Я им мячик босать буду. Когда они такие больсые, как я, будут, – сообщил он. – Мама!!! Что еще она им наговорила? – Мы, Райдер, к бабушке только в гости приехали. Мы скоро домой к папе поедем. А потом когда-нибудь еще раз к бабушке вернемся, и ты тогда со щенками опять поиграешь. Райдер приготовился зареветь: – Я к папе хочу-у-у! Только он открыл рот, как Мэдисон добавила: – А бабушка говорит, мы здесь можем остаться. Присев на корточки, Мэй успокаивала Райдера, Мэдисон тянула ее к себе, а мать стояла у входа в парк и так странно смотрела на них пустыми глазами, что Мэй хотелось взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть. – Мама, нельзя говорить им, что они могут остаться, – перекрикивала Мэй уже рыдающего в голос Райдера, – ты их совсем собьешь с толку! – Вы могли бы остаться, – сказала Барбара. ее глуховатый голос звучал будто издалека, но потом она повернулась и посмотрела на Мэй, моргая и словно в первый раз концентрируя на ней взгляд. – Но я же знаю, вы не останетесь. а могли бы. – И сразу, без перерыва, как будто одно с другим связано, спросила: – Ты с сестрой сегодня разговаривала? Разговаривала? Мэй на мгновенье задумалась. Разговор с сестрой странным образом вылетел у нее из головы. Да уж, поговорили… Но сейчас не время рассказывать об этом матери, которая наклонилась и обнимает Мэдисон и Райдера. – Вы щенков завтра опять увидите, – пообещала она внукам. – Вы никуда пока не уезжаете и утром ко мне придете. Может быть, Аманда привезет ваших двоюродных братика и сестренку Гаса и Фрэнки. Мэй напряглась в ожидании нового потока детских вопросов. Для Мэдисон и Райдера Гас и Фрэнки оставались абстрактными именами в рождественских открытках. Ее дети их никогда не видели и пока не представляли себе, что их можно встретить и даже потрогать. И уж тем более не установили никакой связи между детьми Аманды и чудесным городком, полным щенков и пышек. И лучше бы сейчас этого не делали, потому что встречи не предвидится до тех пор как… как… До каких? Как они теперь вообще могут встретиться? Понимает Аманда, чему она положила конец? Распрямляясь, Барбара уперла руки в поясницу и потянула спину. ее усталый вид опять бросился Мэй в глаза. Всю ночь, наверное, с Пэтчес и ее щенками провозилась. Что же все-таки теперь делать? Все это… Ее дом, Аманда. Одно другого хуже… – Мам, я тебе про Аманду потом расскажу. Мы говорили. Но только про «Кулинарные войны». Ты не ходи с нами в парк, ладно? Лучше перед вечером отдохни дома. Они ведь опять снимать приедут. Так, по крайней мере, сказала Сабрина. «Еще немножко поснимаем на всякий случай». Какой именно случай, Мэй представляла плохо. Мало, что ли, уже наснимали? Не сказать Барбаре об Аманде и краже рецепта невозможно, но как быть с разговором о доме?.. Хоть бы Сабрина оставила эту тему в покое. Мэй все еще надеялась, что мать так и не узнает, как далеко зашла ее младшая дочь в своем стремлении навредить «Мими» и Мэй. И Барбаре. – Потом, так потом. Мэдисон и Райдер побежали на качели, мать выпрямилась, повернулась и пошла. Мэй смотрела ей вслед со странным чувством: ей почему-то было хорошо от того, что можно расстаться вот так, не прощаясь, как давным-давно, когда она еще жила дома. За эту неделю в жизни всех четверых – ее собственной, Барбары и Мэдисон с Райдером – прибавилось что-то новое. Все они что-то приобрели. Но сейчас Мэй куда больше заботило то, что Барбара может вот-вот потерять. Главный помощник матери, если надо что-то починить или передвинуть, – внук Гас. Роль Фрэнки – демонстрировать радость от бабушкиных подарков. Таким, как Барбара, не устоять от соблазнов в мире, где всюду наперебой предлагают дешевые товары. Она обожала покупать всякую ерунду: блокноты с котятами на обложке, увеличительные зеркальца, грошовую бижутерию, яркие потрескавшиеся пластиковые шкатулки. Мэй знала об этом благодаря страничке Фрэнки в Инстаграме. Все бабушкины подарки были там помечены #слюбовьюотбабушки. Мэй сначала расстраивалась из-за матери, но потом поняла: как и она сама, племянница не хочет, чтобы чьи-то чужие предметы заполонили ее жизненное пространство, но и выбросить подаренное с любовью тоже не может. Вот и получается, что Инстаграм – единственный способ сказать спасибо. Но Инстаграм Инстаграмом, а Аманда уже выпустила джинна из бутылки. И теперь под угрозой все, кто находится рядом с Мэй, все, кто что-то для нее значит. а что-либо изменить она не в силах. Фрэнки пока ничего не знает – вряд ли Аманда рассказала ей про скандал с рецептом. Гас тоже в неведении. Барбара и подавно. «Кулинарные войны» их всех – а заодно и Энди – догола раздели и выставили на потеху изумленной публике. Мэй чувствовала себя виноватой: надо было сразу отказать Барбаре. Послушайся Мэй внутреннего голоса, который говорил ей, что ничего хорошего из этой затеи не получится, что не следует Барбаре пускать в свой мир чужаков, – не было бы никаких скандалов, и все они были бы вместе. А теперь болтаются между небом и землей, и их, как марионеток, за ниточки дергают. Сбежать бы с этой кукольной сцены подальше, к чертям собачьим! Но даже побег с этой кукольной сцены и тот для их кулинарного шоу уже сочинен заранее. Так ли иначе, она все это выдержит – выдержит и Энди. А вот матери дорого обойдется, если Сабрина хоть что-то предпримет. А Сабрина наверняка что-то предпримет. Спрашивается, что именно? Весь день Мэй старается любой ценой об этом не думать. Ситуацию она оценивала здраво, но, только открыв Фейсбук, по-настоящему осознала разрушительную силу «Кулинарных войн» и поняла, сколько вреда они принесут ее матери. * * * Видео на странице «Кулинарных войн» в Фейсбуке открывалось странным кадром. Присмотревшись, Мэй разобрала, что это шевелится клубок щенков. Камера отодвигается – на экране Пэтчес с высунутым языком. Она, похоже, очень довольна – а как иначе: перед ней горстка собачьих «сластей». Камера отъезжает все дальше и дальше… Да чтоб тебя. Кошмар. Блин. Все яснее и четче вырисовываются внутренности материнского дома. Как? Как «Войны» туда попали? И почему Мэй об этом ничего не известно? Собачья подстилка наполовину лежит на диване, наполовину на придвинутом к дивану журнальном столике. Под тряпьем, под открытыми и закрытыми коробками, рулонами бумаги, пачками журналов, под одеждой на вешалках, одеждой в мешках химчистки, под кусками картона и обрывками бумаги не видно ни дивана, ни пола. Следующие кадры – кухня, всюду: на столе, на прилавке, на полу – стопки немытых тарелок и грязных кастрюль, нераспакованные коробки с наборами новых кастрюль и новых сковородок, большие и маленькие пластиковые коробочки, и банки, и баночки для хранения круп, начатые пакеты спагетти и неоткрытые коробки с гранолой. В ужасе Мэй не может оторвать глаз от экрана. Там крупным планом красуется двадцатипятикилограммовый мешок с мукой. В самом низу мешка дыра, без сомнения, кем-то прогрызенная и… Серая мышка выскакивает из мешка и юркает под груду пальто. Господи, почему же им так везет, почему ты оператору еще и мышь послал?! Под видео текст: «Согласитесь, отправляясь закусить жареным цыпленком, такое вряд ли кто-нибудь ожидает увидеть. Кажется, у одного из участников “Кулинарных войн” есть проблемы. Справится ли суперчистюля и суперхозяйка Мэй Мор с горой “проблем”, выросшей прямо у нее под носом? Смотрите на нашем сайте завтрашний мини-выпуск: третий раунд четвертого сезона “Кулинарных войн” ТФС». И ниже лента комментов. Сотни. И новые текут рекой. Первые – обескураженные. «Что это?» «Чей дом?» Потом народ просек, что к чему. Само собой, не без помощи своих же меринакских: в их городишке только ленивый не знает, что творится у Барбары в доме. Как и следовало ожидать, народ принялся возмущаться: Как?! И эта женщина содержит ресторан?! Она что же, здесь печет пироги?! Омерзительно! Выходит, не все здесь без ума от «Мими». А универсальный закон «падающего подтолкни» Мэй на собственном опыте изучила. Нашлась в комментах и длинная цепочка на тему о собаках: Как можно разводить щенков в таких условиях?! Животные в опасности! Немедленно заберите оттуда щенков! Надеюсь, прежде чем опубликовать это видео, вы позвонили в Охрану животных. Это ваш долг! Когда у нее отберут собаку со щенками, готова взять всех к себе. Немедленно пишите мне в личку. И т. д., и т. п. Мэй погасила экран. Снова включила, но только чтобы совершенно вырубить телефон, запереть его в бардачок, избавиться от него навечно. Но ее ждало сообщение. На иконке почтового ящика рядом со значками Фейсбука, Инстаграма и Твиттера, словно перекрикивая их, стояла красная точка оповещения. Ты спятила? Это что, твоя новая роль? Эпизод про старьевщиков – это по твоему заказу? Бедняга не в себе – человек болен! Не стыдно тебе ради собственной карьеры эксплуатировать чужое несчастье? Прекрати, Мэй! Это тебя недостойно! Не дай им себя опозорить! Она думала, что ко всему готова. Ан нет! Его эсэмэс – все равно что удар под дых. А ведь Джей вмазал ей, пока еще не было комментов. Просмотри он их хотя бы бегло – тут же понял бы, что позорят ее отнюдь не только «Кулинарные войны». Но теперь он, конечно, знает, что это за «бедняга» и кто тут «не в себе». Знает, что Мэй, на которой он женился, – это вымысел, знает, что она ему не пара. Других сообщений от него нет. Вот и все. И бежать больше некуда. ей некуда бежать и не к кому. Надо было остаться дома. Надо было его послушать, принять приговор «Блестящего дома», найти какой-то другой выход, придумать себе новую дорогу. А теперь ее план против нее же и обернулся. Только полная идиотка могла решить, что прошлое, которое она старалась стереть, поможет ей обрести будущее! Как можно было не послушать Джея! Своими планами взять тайм-аут он вовсе не хотел ничего разрушить, этого она теперь не признать не может. Он просто хотел иметь свой голос, хотел, чтобы она услышала его мнение о том, как им строить их общую жизнь. Но она эту жизнь яростно воздвигала сама и не заметила, что он засомневался в роли, которую она ему отвела. Она как Сабрина, между ними разницы нет: Сабрина куда хочет, туда свою историю и поворачивает и никого в расчет не принимает. Мэй такая же: гнет свое и не видит, что в ее спектакле роли актерам не подходят. И теперь ее шоу полностью вышло из-под контроля. Не в силах больше скрывать свои чувства, Мэй пошла в «Мими», где пока еще не появились ни камеры, ни вечерние толпы. Через заднюю дверь вошла в кухню. Мать с Энди уставились на нее, мгновенно замолчав. Мэй сразу стало понятно – скрыть от них ничего не удастся, они по ее лицу все видят. Первым заговорил Энди: – Что случилось? Голос у него был спокойный, но он как бы исподволь взял Барбару под руку, будто на всякий случай – вдруг поддержать придется? За это Мэй готова была его обнять и расцеловать. – Им все известно, – сказала Мэй и, видя, что Барбара ничего не понимает, добавила: – Про твой дом, мама. «Кулинарные войны» сделали видео. – Объяснения про пересуды людей о доме матери и про собак вдруг застряли у нее в горле. – Все плохо, мама. Барбара протянула руку, и Мэй молча вложила в нее телефон. На экране под видео тянулась лента комментов. Полуобняв свою хозяйку, Энди, не шевелясь, смотрел и читал у нее через голову. Не проронив ни слова, Барбара отдала Мэй телефон, повернулась к прилавку и опять взялась за работу. Мэй готова была взорваться от ярости на Сабрину, на Аманду – да-да, конечно, на Аманду, – но и на мать тоже, на мать, которую любила больше всех на свете. Или, по крайней мере, дольше всех на свете. Как могла допустить все это ее сильная храбрая, умная мама, женщина, которая, когда хотела, могла добиться всего, чего угодно? И почему для них все всегда кончается вот этой самой ее помойкой, постоянно грозящей изгадить их жизнь?