Холодом и страхом повеяло от зарисовки. В животе закололо от воспоминаний, будто и теперь слышала она легкий металлический скрежет от пластин чудовища, а в висках бешено пульсировала кровь. Все на этой картинке бушевало! Синие клокочущие волны, облизывающие острые пики неприступных скал, грозились достать до тяжелых нависающих туч. В Апокалипсисе бушующей стихии, угрожающе раскрыв зубастую, дышащую рыжим адовым пламенем, пасть, с горящими глазами, в широком размахе крыльев появился сам Ужас… Металлические пластины, покрывающие тело монстра снизу, казались вставленными, словно звенья кольчуги, друг в друга. Такую броню не пробьешь! Верхняя часть извивающихся колец и голова летающего змея были слегка покрыты шерстью, из которой торчали, как огромные острые клыки, серебристые шипы. Кончик хвоста был похож на стрелу. Крылья состояли из перьев, имевших вид остроконечных клинков. Интересно даже, от кого могли защищать столь прочные приспособления? Для чего природа так постаралась защитить Змея? И если верить легендам, то они прибыли на нашу планету из другого мира. Конечно, это всё выдумки не в меру разгорячившихся фантазеров, и всё же… Слишком загадочными они казались и нереальными. Даже в их обществе, где сверхсущества считались нормой. Красивые, сильные хищники. Как Киан. Горькая улыбка коснулась губ девушки. Какая ирония судьбы! Какая насмешка! Папенька последние годы жизни бредил кетцалькоатлями, а его дочь умудрилась стать любовницей одного из них. Уитни провела рукой по истрепанной странице, пытаясь представить, как точно таким же жестом к листу прикасался папенька. Сердце снова наполнилось нестерпимой тоской, и девушка не заметила, как одинокая слеза покатилась по щеке: — Они существуют, папа… они существуют. И снова усмехнулась. А вот Врата Киёно — нет. Девушка, прижав к груди потрепанный журнал, упала на кровать и прикрыла глаза. Ей предстояло жить с той ошибкой, что она совершила. Но сначала… У неё осталось одно незавершенное дело. В одиночестве Уитни пробыла недолго. Не прошло и два часа, как явилась запыхавшаяся Симона и доложила, что к ней гость. Уитни даже не стала спрашивать, кто. — Симона, я же сказала тетушке, что больна. Горничная всплеснула руками. — Так госпожа Ордон отбыла. И что мне сказать мсье Редрасу? — Что я не могу его принять, в виду неожиданно одолевшей меня хвори, — Уитни напустила на себя излишнюю строгость, чтобы у Симоны не возникло желания задавать лишние вопросы. А по нетерпеливым движениям Симоны можно было предположить, что у той они возникли. Как же — госпожа в полном здравии, полулежит на кровати, кушает персики и почитывает книгу. И вид здоровый, лишь темные круги под глазами портили общее впечатление. Только, как говорится, приказания госпожи не обсуждаются. — Хорошо, сейчас всё сделаю в лучшем виде. Когда за Симоной закрылась дверь, Уитни пожала плечами. А почему она не хочет встречаться более с Кианом? Этот вопрос периодически всплывал у неё в голове на протяжении следующих двух дней. — Уитни, снова корзина цветов! Белых лилий! Тетушка Галатея восхищенно выдохнула. — А утром были фиалки! Тоже корзина. И вчера… — Тетушка, я знаю, что и когда мне присылает мсье Редрас с пожеланиями скорейшего выздоровления, — мягко оборвала её Уитни. — Знаю. Галатея поджала губы, нетерпеливо прошлась по будуару воспитанницы, шелестя лиловыми юбками. — Какая внимательность… какая забота… Дорогая, может, хватит болеть? — Нет. Чего Уитни опасалась, старательно избегая общения с Кианом? Она не знала. Просто в какой-то момент ей стала нравиться игра, которую она затеяла. Пирожные из шоколадницы «Кронос», конфеты от дома «…ля Тюр», сотни, хотя, нет, пожалуй, уже тысячи цветов. Уитни, спускаясь в гостиную, каждый раз неизменно замирала на нижних ступенях, восхищенно оглядывая корзины с цветами. Ими была заставлена едва ли не вся гостиная. А какой аромат они источали! Даже начинала слегка кружиться голова, словно ты попала в изысканную оранжерею. Уитни проходила к софе, опускалась на неё и, более ничего не делая, смотрела на цветы. Она даже не хотела думать, что будет завтра. Впала в некое странное состояние полнейшей абстракции. И оно ей нравилось. Правда, в связи со всеми событиями и настойчивостью Киана в желании поговорить с Уитни, напрашивался ещё один вопрос — а насколько хватит у него терпения? И не предпримет ли он каких-то эксцентричных действий? Интуиция Уитни кричала — предпримет! Ещё как предпримет! И она оказалась права.