Англия. Манчестер «Manchester Evening News» «…слухи о продаже на Лондонской бирже сорока пяти процентов паев “Пасифик Стим Навигейшн Компани” полностью подтвердились. Покупателем оказался российский подданный барон Карл Густав фон Греве, сын обер-камергера Императорского двора и бывший морской офицер, в настоящий момент – владелец одной из крупнейших бельгийских судоходных компаний. После заключения мира барон перебрался в королевство Бельгия, где сочетался браком с Камиллой де Кребс, подданной королевства Бельгия, вдовой создателя упомянутой компании. Хоть злые языки и утверждают, что их брак носил сугубо меркантильный характер, мы располагаем иными, куда более пикантными сведениями. Ходят упорные слухи, что романтическая связь русского морского офицера и вдовы одного из крупнейших бельгийских судовладельцев вспыхнула после того, как военный клипер, на котором служил барон, захватил в Индийском океане судно, принадлежащее мадам Кребс, – она совершала на нем путешествие, надеясь восстановить душевное равновесие после безвременной кончины супруга. Сам же барон, расставшись с прекрасной мадам Кребс, принял на своем клипере участие в достопамятном (и, увы, несчастливом) бою с крейсерским отрядом Королевского флота у берегов Занзибара. Потеряв в этом бою руку, Карл Греве вышел в отставку и счастливо соединился с предметом своей страсти. Но вернемся к делам коммерческим и финансовым. Приобретение пая в “Пасифик Стим” дает барону Греве возможность единолично распоряжаться делами компании, поскольку следующий по размеру пай, находящийся в одних руках, составляет всего пять процентов. После того как новый владелец вступит в права, он, вероятно, предпримет…» Сентябрь 1879 г. Южная Патагония Бертон поплотнее запахнул макинтош из клетчатой шотландки. В Южном полушарии стоит ранняя весна. Пронизывающий ледяной ветер, не стихая, дует со стороны Огненной Земли. Вокруг, сколько хватает взгляда, господствуют три цвета: бледно-зеленый, цвет худосочной растительности, покрывающей прибрежные скалы; темно-лиловый, цвет дождевых туч, наползающих с антарктического юга; и серый, цвет гранита, свет прибрежного песка, стылых свинцовых волн. А еще – черный, в который выкрашены высокие борта кораблей Королевского флота. На рейде Пунта-Аренас просторно: кроме «Рэйли» и «Мьютайна» здесь только два прибывших с ними парохода, оба под британскими коммерческими флагами: красное полотнище с «Юнион Джеком» в верхнем углу. В стороне приткнулась к пирсу кургузая колесная посудинка – лоцманский бот и по совместительству портовый буксир. На корме – бело-красно-синий со звездой чилийский флаг. – Из всех дыр на планете эта самая глухая и безнадежная, – рассказывал собеседник Бертона, высокий сухопарый ирландец лет пятидесяти от роду. – В шестнадцатом веке здесь неподалеку располагался печально знаменитый Порт Голод. Слышали, наверное? Англичанин кивнул. Трагическая история самой южной испанской колонии, основанной на берегах Магелланова пролива и целиком вымершей от голода и нападений аборигенов, приобрела известность после выхода в свет книги «Дети капитана Гранта» французского литератора Жюля Верна. Статус у этих территорий неопределенный: юг Патагонии формально не принадлежит ни Чили, ни Аргентине, и во время очередного дипломатического обострения по вопросу прав на берега Магелланова пролива чилийцы решились закрепиться и возвели тут крошечное селение, получившее название Пунта-Аренас (Песчаный мыс в переводе с испанского). Со временем городишко разросся и к текущему, 1879 году состоит из двух сотен разномастных домиков, лесопильной мельницы, угольных складов, церкви, казармы и тюрьмы, ставшей за эти три десятка лет эпицентром двух кровавых мятежей. Население едва перевалило за тысячу, почти все – чилийцы, за исключением горстки англичан, сотрудников фактории «Пасифик Стим». Собеседник Бертона занимал пост управляющего – третий по важности человек в этом захолустье после коменданта тюрьмы и начальника крошечного гарнизона, по совместительству исполняющего функции губернатора и капитана порта. – Я не поблагодарил вас за свежие газеты, – сказал ирландец. – У нас тут плохо с новостями: телеграфа нет, пакетбот с востока проходил неделю назад. А с запада и того раньше – война, чилийские воды неспокойны… Бертон сдержал саркастическую усмешку. Свежими собеседник назвал несколько аргентинских и бразильских газет недельной давности, которые взяли на борт во время краткой стоянки в Буэнос-Айресе. А единственному номеру «Таймс» так и вовсе не меньше трех недель. – Кстати, что вы думаете насчет статьи о новом владельце «Пасифик Стим»? – осведомился Бертон. – Ведь вас это напрямую касается. – С какой это стати? – удивился управляющий. – Какие бы перемены ни затеяло новое руководство, в нашем захолустье вряд ли что-нибудь изменится. Удобное место для стоянки и угольной погрузки нужно всем, а другой фактории в Пунта-Аренас нет. А я был бы не против перемен. Вот, к примеру, ходят слухи, что за проливом, на Огненной Земле, обнаружены залежи угля. Сюда бы геологов, пусть проведут изыскания по всем правилам науки. Я много раз писал руководству, предлагал расширить факторию. Место здесь чрезвычайно удобное, и с развитием пароходного сообщения между восточным и западным побережьями его ждет небывалый подъем. – Не могу с вами не согласиться. – Бертон поправил клетчатую, в тон макинтошу каскетку. – И что же они ответили? – Увы, ответа я так и не получил. Может, новый владелец обратит, наконец, внимание?.. – Считайте, получили. На одном из прибывших с нами пароходов – груз стройматериалов и опытный инженер-строитель с помощниками. Его задача – превратить вашу факторию в укрепленный форт. Отряд солдат и артиллерийские орудия будут присланы следующим рейсом. – Пушки? Форт? – Управляющий не скрывал удивления. – Но как же чилийские власти, гарнизон? – Переговоры с чилийцами ведутся. – Бертон сделал успокоительный жест рукой. – Строго между нами: кроме стройматериалов и оборудования пароходы под завязку загружены оружием. Новейшие винтовки, полевые орудия, картечницы Гатлинга на колесных станках, снаряды, патроны. Есть даже новейшая торпедера – минный паровой катер, построенный на лондонской верфи «Ярроу». Это первый взнос в счет платы за аренду Пунта-Аренас. Вы, я вижу, человек деятельный и достаточно осведомленный, так что имейте в виду: скоро здесь появится британская администрация, им, несомненно, понадобится кто-то вроде вас, хорошо владеющий обстановкой и безраздельно преданный Англии. Управляющий хлопал своими рыжими ирландскими ресницами и машинально потирал ладони. Видно было, что ему не терпится засыпать гостя вопросами, и лишь природная сдержанность не позволяла этого сделать. – Однако похолодало, вы не находите? – Бертон решил сжалиться над собеседником. – Предлагаю отправиться на борт «Рэйли». Пообедаем, отведаем горячего грога, а заодно обсудим наши дела. Рыжий ирландец отбыл на берег в приподнятом настроении, попыхивая бледно-зеленой гаваной – коробку таких сигар, приобретенных еще в Гамильтоне, на Бермудах, Бертон вручил ему на прощание. Что ж, у него были к тому все основания, признал англичанин. Форт в Пунта-Аренас действительно будет построен. Вслед за солдатами в городке появятся и британские колонисты, а вместе с ними сюда явятся и чиновники. И толковому администратору, каковым является управляющий фактории, достойное место, конечно, отыщется. Британского губернатора сюда, конечно, не назначат, во всяком случае пока. При всей важности пролива для Британской империи это пока всего лишь точка на карте – жалкая кучка домов, причал и горстка людей. Так что поначалу местные власти будут находиться в ведении губернатора Фолклендских островов. Но это формальность, конечно. Слишком далеко Пунта-Аренас от Порт-Стэнли, а о регулярном пароходном сообщении мечтать пока не приходится. Но это не беда: если где-то поднят «Юнион Джек», то там он и останется. А люди будут, конечно. Сойдут на берег с пароходов и сделают то, что делали по всему миру: построят причалы и дороги, выкопают шахты, заселят эти негостеприимные края. Будут рожать детей, строить школы и дома… Жить, одним словом. Жить, как живут сотни тысяч, миллионы их соотечественников в разных уголках империи, над которой никогда не заходит солнце – и все благодаря удобному и безопасному водному пути, соединяющему два океана. По нему пойдут пароходы с коммерческими грузами, броненосные корабли, транспорты с войсками – все то, что утверждает власть Британии по всему миру. Но для этого предстоит еще сделать многое. За обедом, накрытым в кают-компании молчаливыми, предупредительными вестовыми, управляющий расспрашивал о грядущих переменах и о роли Бертона в них. Англичанин отвечал уклончиво, намекал на перспективы, в первую очередь персонально для собеседника. И как бы между делом задал вопрос, ради которого и затеял этот обед. Речь шла, разумеется, о новом владельце «Пасифик Стим», точнее о пароходе «Луиза-Мария», с которым они разминулись в Буэнос-Айресе всего на трое суток. Пароход, построенный прежним владельцем компании как быстроходная яхта, обладал отменным ходом что под парусами, что под машиной, и попытка догнать его провалилась с треском. Пожалуй, «Луизе-Марии» крупно повезло: бог знает чем закончилась бы для нее встреча с британским отрядом. Дело в том, что инструкции, полученные от первого лорда Адмиралтейства, требовали всячески способствовать упрочению союза между Британской империей и Республикой Чили. Главную роль тут должны были сыграть дипломаты и Королевский флот – зря, что ли, тащились на край света «Рэйли» с «Мьютайном»? От Бертона же требовалось то, что он умел лучше всего: поддержать их на фронте тайной, не видимой широкой публике войны. А в том, что она разразится – уже разразилась! – сомнений не было: визит в Париж, во время которого Бертону удалось добраться до документов агента русской морской разведки, с непроизносимой фамилией Osteletsky, это подтвердил. И бумаги ясно указывали на интерес данного ведомства к событиям на юге Латиноамериканского континента. И, в частности, на участие барона Греве и его спутника в финансовой комбинации с «Пасифик Стим». Сейчас эти двое находились на борту «Луизы-Марии», а значит, представляли прямую угрозу интересам Британии. А с врагами к чему церемониться? Океан велик, и мало ли кораблей сгинуло в нем бесследно? К тому же это, с раздражением припомнил Бертон, тот самый Osteletsky, что сорвал год назад тщательно подготовленную операцию в Порт-Саиде и едва не пустил на корм рыбам его самого. А потом шел по его следам в Триесте, вынудив покинуть насиженное место и бежать в Англию, где его ждало неудовольствие важных господ из Форин Офис. Что ж, пришло время платить по счетам. Сложность, однако, заключалась в том, что, ускользнув от Королевского флота, «Луиза-Мария» так и не объявилась в Магеллановом проливе. Миновать Пунта-Аренас незамеченным судно не могло. Оставался единственный вариант, вызывавший у англичанина сильнейшие сомнения. Чтобы пароход посреди зимы двинулся вокруг мыса Горн, пренебрегая безопасным, удобным Магеллановым проливом?.. Для этого надо быть… русским? Покрутив ситуацию и так и эдак, Бертон отбросил эту мысль. Капитан «Луизы-Марии» – бельгиец, опытный морской волк, а этой нации свойственны осторожность и рассудительность. «Луиза-Мария», несомненно, объявится, а Бертон к тому времени предпримет необходимые действия. Иметь дело с чилийцами ничуть не сложнее, чем с их соседями, аргентинцами, а в этом у англичанина имелся определенный опыт. Опаздывает Греве? Ему же хуже, англичанин успеет принять необходимые меры, чтобы сорвать его замыслы. Британской империи нужна победа Сантьяго в этой войне, причем такая победа, которой они целиком будут обязаны Лондону. А значит, так тому и быть, несмотря на то что сейчас военное счастье не на стороне чилийцев. Хватит с Англии позорных провалов и неудач, пора брать реванш. Вот только куда подевался пароход с чертовыми русскими? Бертон, при всем своем опыте разведчика и чрезвычайно богатом воображении, не мог предположить, чем обернется для его планов эта пропажа. III Август 1879 г. Западное побережье Северо-Американских Соединенных Штатов. Калифорния Полуостров Мар-Айленд – Поразительно, насколько быстро американцы умеют работать! – заметил Сережа, рассматривая выпуклый, словно цистерна, борт. Судно стояло на слипе, удерживаемое по бортам подпорками из толстых бревен. – Полугода не прошло – и вот пожалуйста, готово дело! Месяц, не больше, достройки, и можно отправляться к месту службы. А ведь англичане заложили свой прототип больше года назад, и он до сих пор стоит в эллинге королевской верфи в Чатеме! – За такие деньжищи, что им отвалили из российской казны, грех было бы не поторопиться! – кивнул Повалишин. – Сделали, можно сказать, подарок перуанцам. Они-то выложили за монитор сумму сугубо символическую, а истинная сумма контракта держится в секрете. – А подарочек хорош! – согласился Сережа. – Я о таком даже в книжках не читал. Каперанг ткнул носком сапога железные рельсы, по которым кораблю предстояло скатиться в воду. – Поначалу мы хотели предложить американцам взять за основу конструкцию французского броненосного тарана «Белье», но потом отказались от этой мысли. Вчерашний день: деревянный корпус с железным шпироном, броневой пояс из прокованных железных листов, уходящий под воду на пять футов и возвышающийся над ней всего на два. Палуба же и оставшийся надводный борт защищены железной броней толщиной всего полдюйма – слезы! – Да, «Полифемус» (такое имя, кажется, будет носить британский таран?) совсем другое дело. Остается удивляться: как нам удалось раздобыть чертежи? – Специально обученные люди постарались, – тонко улыбнулся Сережин собеседник. – Трудность в том, что англичане непрерывно вносят в проект изменения. Похоже, они решили начинить корабль всеми возможными техническими новинками: тут тебе и полупогружной корпус в виде веретена, и носовое подъемное перо руля для улучшения маневренности, котлы с принудительным дутьем, питающие две машины компаунд по пять тысяч индикаторных сил каждая. И даже сбрасываемый подкилевой чугунный балласт, позволяющий быстро уменьшить осадку… – И неудивительно! – поддакнул Сережа. – Судно проектировали с учетом опыта позапрошлогоднего балтийского фиаско и, по сути, для той же самой задачи. А прорываться мимо фортов Кронштадта можно, только имея малую осадку. – Ну, новым хозяевам это ни к чему. – Повалишин задрал голову, рассматривая трехметровый таран из кованой стали, украшающий форштевень. – Порты, что Перу, что Чили, сплошь глубоководные, а морских крепостей вроде Кронштадта и Свеаборга там отродясь не было. А вот возможность бомбардировать побережье, а не только вести бой с вражеским флотом – это как раз то, что им сейчас нужно. И таран перуанцы очень хотят заполучить, ведь их знаменитый «Уаскар» с успехом пользовался этим средством морского боя, да и опыт баталий в европейских водах, где тараны нередко шли в ход, они изучили внимательно. Так что мы отказались от британской идеи таранного миноносца, предназначенного для прорыва в защищенные гавани морских крепостей. Из шести пусковых аппаратов для самодвижущихся мин, предусмотренных английским проектом, оставлены лишь два, а взамен мы установили в барбете на палубе крупповскую казнозарядную десятидюймовку – не две, как на «Белье», а одну. Получился эдакий гибрид из британского и французского проектов в американском исполнении… – …и с индейским названием! – подхватил Сережа. – Тупак Амару – это какой-то их вождь? – Последний правитель государства инков, казненный испанскими завоевателями еще в шестнадцатом веке, кажется. А лет сто назад его имя взял вождь мятежников, выступавших против угнетения народа Перу. Он погиб страшной смертью – испанцы разорвали его на куски лошадьми. Теперь он, как и его тезка, национальный герой Перу, и я не знаю, в честь кого из двух назван этот корабль. – Придется узнать, Иван Федорович. Вам же им командовать! Теперь мы с вами – офицеры флота Республики Перу, впору новый мундир строить. Повалишин скривился, словно откусил лимон. Он до сих пор не мог смириться с необходимостью сменить мундир Российского императорского флота на латиноамериканский, пусть и расшитый золотом с головы до пят. – Кстати, о мундирах, Сергей Ильич… Не знаете, есть ли в этом городишке приличные портные? – Вряд ли, Иван Федорович. Вальехо – военно-морская база, тут только верфь, эллинги с мастерскими да казармы для рабочих и матросов. Но не беда: до Сан-Франциско всего миль двадцать по морю, и пароходик бегает каждый день. А уж там-то можно найти кого угодно, хоть портных, хоть сапожников, хоть китайцев-прачек! Будут нам с вами обновки, даже не сомневайтесь! Западное побережье Северо-Американских Соединенных Штатов Калифорния. Сан-Франциско Три недели спустя – Напомните, Сергей Ильич, как ваш кораблик называется? «Кондопога»? – осведомился Повалишин. – Никак не привыкну, язык сломаешь… «Тупак Амару» пришел в Сан-Франциско из Вальехо и уже вторую неделю стоял на рейде в окружении китобойных шхун, каботажных пароходов и коммерческих барков, притягивая к себе удивленные взоры горожан. Ничего подобного здесь еще не видели, и городские газеты третий день подряд выходили с дагеротипами, изображающими диковинное судно и его русского капитана. Репортеры стаей южноамериканских рыб пираний кружили вокруг «Тупака Амару» на наемных лодчонках, не оставляя попыток подняться на борт – и выслушивали в ответ беззлобные матерки вахтенных. А позавчера к броненосному тарану присоединилось еще одно судно с перуанским флагом под гафелем, подстегнув тем самым любопытство местных акул пера. – Кондопога, Иван Федорыч, это сельцо в Олонецкой губернии, мне как-то случилось там побывать. А шлюп называется «Канандагуа». Тысяча четыреста длинных[11] тонн, ход – двенадцать узлов. Вооружение: два старых десятидюймовых дульнозарядных орудия и одна гладкоствольная сорокашестифунтовка. Построен в шестьдесят первом, участвовал в гражданской войне на стороне южан. После войны включен в состав военно-морского флота Северо-Американских Соединенных Штатов, в семьдесят пятом году выведен в резерв. Теперь вот по нашей просьбе американцы передали этот кораблик перуанцам, а те дали ему название «Тормента», по-испански это означает «буря». Сережа давал объяснения с удовольствием, это ведь он принял судно в Портленде и привел его в Сан-Франциско. Теперь шлюпу предстояло сопровождать «Тупак Амару» в Кальяо. – С командой как обстоят дела? – спросил Повалишин, разглядывая шлюп. Корабль ему нравился. Клиперский форштевень, корпус с легкой седловатостью, три мачты, несущие парусное вооружение барка, слегка отклонены назад, выдавая хорошего парусного ходока. – Команду приняли в Портленде. Половина матросов и унтеров наши, русские, в основном артиллеристы, боцмана, машинные кондукторы и механики. Набраны охотниками с нашей эскадры, что стоит сейчас в Нью-Йорке, и прибыли на Западное побережье по железной дороге. Остальные матросы и офицеры – перуанцы.