А вернулся – летёха уже принимал данные эртээсников. – На станции РТР «отбилась» отметка, – посвятил он в проблему старпома, – прямо по нашему курсу. Слабый (сигнал, я имею в виду), но вполне чёткий. Обычная навигационная РЛС, судя по параметрам. Скопин доложил на ГКП, пока не находя особой проблемы, ожидая. На всякий случай уточнил обстановку в радиоэфире – молчок и повода для беспокойства пока нет. – Периодичность доклада – пять минут. – Есть. – Сигнальщиков предупредили? – Так точно. Проходит первая пятиминутка с докладами по цели, затем вторая: параметры, пеленг, сила сигнала, которая неизменно растёт. Наконец реагирует ГКП, уточняя в информационном центре классификацию цели и время её первого обнаружения. Вот тогда становится понятен предмет беспокойства: почти двадцать минут наблюдается в курсовом секторе работа чужого локатора, дистанция до которого устойчиво уменьшается (потому как сила сигнала растёт), а собственная РЛС («Вайгач»), пусть на кратковременном включении, но ни фига не видит! Тут ГКП голосом Терентьева выходит напрямую на КП РЭБ, требуя доложить целевую обстановку. Скопин переглянулся с вахтенным. – Они что, командира с койки подняли? Ситуация прямо начинала накаляться. Уже явно вся вахта (ГКП, БИЦ) в полной мере выходит из полудремотного состояния. С КП РЭБ полились данные непосредственно на ГКП, сводя интервалы докладов к минимуму. На мостике понимают – ситуация чреватая… – Может, врубить прожектора – пошарить? – Командир на ГКП – ему решать. – Что же за хрень-то такая? РЛС сами по океану не плавают, что-то же там должно быть? Сила сигнала растёт. Пеленг начинает неторопливо уходить вправо – это «Пётр» положил рули «лево на борт». Доклад уже каждые тридцать секунд. И тут сигнальщики в очередной раз отчитались: – Навигационные огни на «десять»! – Ёханый бабай, – вырвалось у Скопина. А ещё спустя пятнадцать секунд радостный возглас радиометриста с поста РЛС «Вайгач-У»: – Цель обнаружена! Это был даже не сейнер! Пали?ться прожектором не стали, но разглядеть что-то удалось. Судя по фактуре борта – деревянная колымага, пыхтя дизелем, прошла в полутора кабельтовых от крейсера, даже не пытаясь уклониться или хоть как-то сманеврировать. То ли спали, то ли обкурились-перепились… но никаких «радио» от туземцев не словили, словно те и не заметили громаду крейсера. – Абыдно, да!!! – Скорчил рожу Скопин. – Шаланды, полные кефали… – фальшивя, пропел вахтенный и перечислил в оправдание: – Малоразмерка, деревянная, марево. «Вайгач» реально даже дистанцию неправильно выдавал. – А ведь прикинь, боднули бы мы её (а корыто приличное), и если в буле гидролокатор не замяли, то… она ж деревянная – сразу бы не утопла. Протащили бы её до самого юта и сдуру винты ухандокали. И рулевому: – Право руля. «Пётр» величаво вернулся на прежний курс. Но на этом неожиданные встречи не кончились. Мало того что командир «накрутил хвосты», так и сами радиометристы РТО прониклись моментом. Параметрами «Вайгача» поиграли, выбрав оптимальные характеристики, и не прогадали. Горизонт уже стал багроветь, как БИЦ выдал пеленг – ещё одна цель, идущая встречным курсом. – У них тут что – одна «дорога»? – поразился вахтенный. Посудина шла вообще без каких-либо технических средств обнаружения. То есть о радаре и речи не было! – Мать моя женщина! Эта вообще идёт на ощупь! «Шаланда» прочапала на дальности визуального контакта. Снова благодаря уклонению крейсера на правом траверзе. А поскольку солнце словно с нетерпением выпрыгнуло из-за горизонта, уже на раковине рыбацкую шхуну удалось вполне прилично рассмотреть. На юте, где под невысокой кран-балкой были навалены сети, появились смуглые фигуры, белозубо радуясь и махая руками. На мостике протопал командир, сразу проследовав на правое крыло. – Эти лишенцы тебя подняли с койки? – не опуская бинокль, спросил Скопин. – Сам проснулся, – фыркнул Терентьев, – а вы тут мух не ловите. Старпом не стал оправдываться, заслуженно, понимая, что и под бдительным оком «первого после бога» было бы то же самое. Обстоятельства! – Радиообстановка? – Ты про этих? – Старпом, наконец, отнял бинокль от глаз, лишь затем, чтобы им же и указать в сторону удаляющейся шхуны. – Такое впечатление, что у них и радио нет – тишина! * * * День наливался голубизной неба, потянуло ветерком, разметав остатки утреннего тумана. Ещё раз хочется сказать – Тихий океан огромен. Несмотря на то что крейсер намотал от Маротири полновесных 550 миль, хоть и не по прямой, утро застало «Петра» ещё в «объятиях» Французской Полинезии. До ближайших островов архипелага Тубуаи было 100 и 120 миль на левый траверз. До Таити все триста – на правый крамбол. Часа три шли, вообще никого не наблюдая. Ни судёнышка, ни даже гражданского борта, следующего в аэропорт Таити. Один из сигнальщиков божи?лся, что видел чайку, что было очень сомнительно, всё-таки до ближайшего острова было не менее двухсот километров. День обещал быть солнечным и жарким. На верхней палубе опять нашлись какие-то дела, и боцман выгнал наружу личный состав, пока тропическое солнце не раскалило металлические части корабля до нестерпимых градусов. В этот раз отцы-командиры, понимая, не противились вольностям в форме одежды матросов. Потому что сами уже в полной мере вкусили тропических прелестей и «плавились» внутри корабля, где от духоты спасали только кондиционеры, которые не всегда и справлялись, особенно в энергетических отсеках. Матросы то рьяно (под суровым взглядом мичмана), то вяло (в халявные минуты) копошились, потея, похлёбывая воду (Пономарёв настоял), постепенно оголяя торс, тихо костеря пекло, как ещё несколько дней назад дубарь у Фолклендов. У особо расслабившихся появились солнечные ожоги, с запоздалой реакцией на сей факт боцмана, погнавшего этих (с его же слов) «дятлов» в медблок. А потом воткнули эрэлэску, «пробежались» по кругу и ахнули. И ладно там позади кто-то телепается, да на раковинах пара-тройка меток, а вот на курсовых углах… – Интересно, – кисло улыбнулся Терентьев, – у них тут всегда так оживлённо, или это исключительно в нашу честь? Проходной двор! Куда-то уклоняться, сходить с курса не имело смысла – обязательно какая-нибудь посудина на пути да попадется. И не одна. Взяли на румб правее – там маячило всего пару меток, не фонящих радарами. Хотя отсутствие работы судовой РЛС чужаков ещё ни о чём не говорило. Однако первыми на пути встретились опять лоханки аборигенов. Под мотором и с парусным оснащением, деревянные, а может и пластиковые, эти рыбацкие шхуны брались локатором едва ли за две-три мили. Сигнальщики и то узрели их раньше. Затем прошли в нескольких кабельтовых от средненького сейнера… А далее замаячило ещё одно непонятное судно (как потом выяснили, под британским флагом). Этот-то просвещённый мореплаватель на них и «настучал» куда там у них следует. – Слушай, он вообще внаглую – открытым текстом… – негодовал штурман. За стеклом рубки на правом крамболе уже не вооружённым глазом набухла тёмная точка «англичанина», а в визир – что-то среднее между торгашом под сухие грузы и прогулочной яхтой. Приём эфира завели непосредственно в рубку на «громкую», и все слышали, как флегматичный голос на английском ворковал из динамиков, выдавая полный расклад: скорость, курс и прочие комментарии о «крейсере-бандите». – Во! Гнида-иудушка, может, его того – глушануть РЭБ? – Поздно, – небрежно проронил Терентьев, – но хочешь, выскажи ему, что думаешь. Мы на его частоте. Штурман, который в английских сленгах был дока, на удивление не стал особо отрываться на инициативного бритта. Предварительно пощёлкав тангентой передачи, сказанул в микрофон нечто в духе: – Ну, ты! Пассивный педераст! «Биг Бэн» тебе в кишку… Ой! Что тут началось! Английский шкипер подавился своей флегматичностью, и на принимаемой волне панически затараторило, зашкаливая амплитудами, хрипя помехой, что некоторые слова скорей угадывали.