* * * Цикада входит в лобби отеля «Тауэр» в половине второго. Быстрым шагом проходит по пружинящему под ногами дорогому ковру к ресепшену. Он чувствует на себе неприязненные взгляды троих администраторов отеля, выстроившихся за стойкой, но когда просит мужчину, стоящего слева, дать ключ от номера 2409, то получает его без лишних вопросов. Ключ выглядит, как банковская карта. С ключом в руке Цикада направляется к лифтам. Двери открываются тотчас, как он подходит. Он заходит внутрь и нажимает на кнопку закрытия дверей. Несколько раз, как будто благодаря этому двери закроются быстрее. Торопливо, настойчиво. Лифт поднимается на нужный этаж, и он выходит в коридор. Один взгляд на табличку-указатель с номерами комнат, и Цикада бежит направо. Номер 2409. Он быстро оглядывается направо, налево. Поблизости никого нет. Ни гостей, ни персонала. «Если б это был фильм Кубрика, прямо сейчас коридор бы захлестнула приливная волна из крови»[25], – бормочет Цикада себе под нос. Ему нравится эта сцена. Он сует правую руку в карман куртки и обхватывает пальцами рукоятку ножа. Он готов. Затем понимает, что не взял с собой сменную одежду. Его работа очень часто заканчивается тем, что он оказывается весь в крови. Вот почему Цикада всегда отправляется на задание в одежде, которую покупает только для одного конкретного раза, а потом выбрасывает. Но на этот раз эта деталь полностью ускользнула из его памяти. Он не собирается отказываться от задуманного и убегать. Он готов к тому, что должно быть сейчас сделано. Но у него нет сменной одежды. «Я не в форме»… Цикада смотрит на свои наручные часы. Уже гораздо позже условленного времени. По крайней мере, хоть в этом он уверен. Левой рукой Цикада вставляет карту в прорезь под круглой дверной ручкой, затем резко выдергивает ее. Мигает крошечная зеленая лампочка, и слышится звук расцепления металлических деталей замка. Нож в его правой руке, пальцами левой он обхватил дверную ручку. Затем толкает дверь плечом и врывается внутрь. В полумраке комнаты он замечает человеческую фигуру, на голову выше его. «Вот он, этот парень». Он захлопывает дверь. «Большой парень». Одним прыжком Цикада преодолевает пространство комнаты, выставив перед собой остро отточенное лезвие. Разворачивается. Заносит нож для удара. …и мгновенно себя останавливает. Это не большой парень. Человек в комнате выглядит высоким только потому, что он свисает с потолка. К клапану вентиляции в потолке привязано что-то вроде скрученного махрового полотенца, свободный конец которого завязан в петлю, в которой болтается мертвое тело. «Это… это чё такое вообще?» На губах мужчины под его жиденькими усиками видны белые хлопья выступившей изо рта слюны. Тело медленно вращается в полумраке. Под ним лужа – наверное, обмочился. «Вот дела… наверное, ковер теперь будет не отчистить». В нос Цикаде ударяет запах, похожий на смесь запахов пота и гниющего мусора. Мгновение он стоит посреди комнаты в растерянности. Затем думает: «Может быть, этот Кадзи так сильно расстроился из-за того, что я не пришел, что решил повеситься?» Он даже чувствует раскаяние по этому поводу. «Что ж, похоже, я действительно напортачил…» Судзуки Когда они возвращаются домой, Кентаро одним точным ударом загоняет мяч в сад. – После того как ты воспользовался вещью, положи ее на место, – в то же мгновение, не задумываясь, говорит Судзуки. Его жена так все время говорила. Кентаро мгновение упрямо стоит с хмурым видом, но потом подбирает мяч и кладет его на деревянную полку на веранде. – Я не знаю, где его место, – жалуется он, и Судзуки это кажется немного странным. Едва они делают шаг в прихожую, в ноздри им ударяет пряный запах сыра с плесенью. Густой запах сыра с нежной кремовой консистенцией – такой сильный, что он кажется почти угрожающим. Как напоминание о том, что все, что породила природа, со временем естественным образом разлагается и гниет. В нем как будто есть отголоски запахов слюны и пота, но в действительности, пожалуй, это всего лишь преувеличенный запах самой постоянно изменяющейся жизни. – Паста! – восклицает Кентаро, торопясь поскорее скинуть уличные ботинки. – Мама готовит пасту так, что пальчики оближешь. Ты тоже должен попробовать, большой братец. Футбольное поле на берегу реки, где они играли, не было затоплено водой, но на туфлях Судзуки все равно осталась грязь. Он ненадолго выходит наружу, чтобы их почистить, обтирает комья земли и обнаруживает, что на подошвы тоже налипло много грязи. В его кармане начинает звонить телефон. Это Хиёко. Он отходит от дома к самым воротам сада, чтобы ответить. Она продолжает ему названивать. Частота ее вызовов говорит ему о том, как все они там, должно быть, сбились с ног и как все их попытки что-то выяснить заканчиваются ничем. Не спуская глаз с открытой двери, он подносит телефон к уху. – Ну что? – Пока ничего. – Скажи мне, где ты находишься. – Я все еще не знаю, он это или нет. Судзуки ни на шаг не приблизился к ответу на вопрос, действительно ли хозяин дома – профессионал по имени Толкатель. Что и понятно, поскольку последний час он провел, играя в футбол с сыном этого человека. – Чем ты там вообще занимаешься? «Немного поиграл в футбол…» – Я все еще засыпаю внешний крепостной ров. Хиёко игнорирует его метафору: – Ты там не осадой крепости занимаешься. Там нет никакого рва. Прекрати испытывать наше терпение. – Я делаю все, что в моих силах. – Двое наших людей уже мертвы. – Что?! «Об этом люди обычно говорят по телефону?» – Двое наших сотрудников были недостаточно расторопны. Десять минут назад Тэрахара их застрелил. – За что? – Они не делали свою работу должным образом, и он вышел из себя. «Да кто вообще может представить себе компанию, в которой происходит нечто подобное?» – хочет сказать Судзуки, но вовремя останавливается. Компания, в которой происходит подобное, действительно существует, и именно из-за этого он сейчас там, где находится. Его жена жестоко убита, он поклялся отомстить – и вот теперь выслеживает Толкателя… Они ищут Судзуки. Но пока они его не нашли. Возможно, они зря обегали всю округу и теперь скрежещут зубами от бессилия, но у них нет другого способа добраться до него, кроме как с помощью этого телефона. Может быть, они могли бы найти его, отследив телефон, но, насколько он может судить, пока этого не произошло. – Как бы ты поступила, если б я просто сбежал? – Сбежал бы? О чем ты? – Просто пришло сейчас в голову. Если б я хотел сбежать сейчас, мне, возможно, удалось бы скрыться. Вы же не знаете, где я. – Но нам известно, где ты живешь. – Хиёко повторяет его домашний адрес. – Мне не нужно туда возвращаться. – И ты думаешь, мы просто дали бы тебе уйти? – Впервые за все это время в ее голосе появляется некоторое напряжение. – Я этого не говорил. Но пока что вы меня не нашли. – А ты пока никуда не сбежал. Ты не можешь. А если попытаешься, эти двое молодых людей умрут. А то, что произойдет с тобой, будет просто ужасно. Хуже, чем смерть. «Я уже прошел через кое-что, что хуже смерти». Судзуки удивлен холодной отстраненностью своей мысли. Холодной и равнодушной, как металлическая ложка. «Моя жена мертва. Убита пустым, легкомысленным, самовлюбленным молодым человеком. Это хуже, чем смерть». – Просто иди к этому парню и спроси его напрямую: «Ты – Толкатель?», а потом возвращайся домой. Это все, что тебе нужно сделать. – Я отключаюсь, – Судзуки чувствует, что с него достаточно. На данный момент единственная связь, которая есть с ним у Хиёко, – это по телефону. – Сейчас я на улице и собираюсь вернуться в его дом. * * * Асагао сидит на диване, скрестив ноги и читая журнал. Он не поднимает взгляд на Судзуки и не поворачивается в его сторону, когда тот входит. – Это было здорово, – радостно сообщает Кентаро. – Большой братец – настоящий профессионал в футболе. Затем он уходит в комнату в японском стиле, располагающуюся по соседству с гостиной, как будто у него там есть важное дело. – Что ж, это хорошо, – говорит Асагао таким голосом, будто ему прекрасно известно, что в этой жизни нет ничего хорошего. Не зная, где ему следует находиться, Судзуки бесцельно бродит между гостиной и кухней, ведя в своей голове внутренний спор насчет того, должен ли он присесть на диван в гостиной или пойти вслед за Кентаро и попросить мальчика ходатайствовать о том, чтобы ему дали работу репетитора. Вдруг он понимает, что у его ног стоит Кодзиро. Судзуки, конечно, не подпрыгивает от изумления, но порядком удивляется. Мальчик смотрит на него, запрокинув голову, его мягкие волосы откинуты назад. – Ты хочешь присесть? – спрашивает он шепотом. – А, ну да, конечно. – Судзуки садится на диван напротив Асагао. – Как твоя простуда? – Простуда? – Кодзиро на мгновение пугается, но затем его лицо приобретает серьезное выражение. – Всё в порядке, – говорит он своим слабеньким голосом, наклонив голову и почти касаясь подбородком груди, – я делаю все, что от меня зависит. Едва ли это именно то, что ответили бы большинство детей на подобный вопрос, и Судзуки улыбается. В то же время он вспоминает, как его жена упрекала его в том, что он недостаточно старается. Напряжение в его голове, оставшееся после разговора с Хиёко, ослабевает, как будто развязываются узлы туго затянутой веревки. – Вот как? Делаешь все, что от тебя зависит? – Эй… – Кодзиро наклоняется к нему поближе, стоя как раз на уровне глаз сидящего Судзуки, и спрашивает шепотом: – А чему ты меня будешь учить?