– Мне было интересно, Асагао-сан… – начинает он, поворачиваясь к Асагао. «Если уж спрашивать, то прямо сейчас. Ты просто должен это сделать. Как ты всегда мне говорила». – Чем вы зарабатываете на жизнь, Асагао-сан? Судзуки старается не моргать. Он наблюдает за тем, выкажет ли его собеседник малейшую неуверенность или замешательство, – да и вообще, ответит ли он. – Он инженер, – отвечает вместо мужа Сумирэ, сидящая рядом с Судзуки, – ты ведь системный инженер? Я не очень во всем этом разбираюсь, но, насколько я понимаю с его слов, он этим занимается. – О, вот как… – Он мне не особенно рассказывает о том, что происходит у него на работе. Выражение лица Асагао нисколько не меняется. Оно не становится ни более напряженным, ни более расслабленным. – Так, получается, вы работаете с компьютерными программами и всем в этом роде? – Да, всем в этом роде. – Асагао как будто специально отвечает расплывчато, как будто пытается спровоцировать собеседника. Судзуки раздумывает, что сказать дальше. Он хотел бы быть в состоянии задать такой вопрос, на который смог бы ответить только системный инженер, но не представляет, что это может быть за вопрос. – Что вы знаете о саранче? Неожиданный вопрос Асагао застигает его врасплох. – А? – Судзуки пытается собраться с мыслями. – Вы имеете в виду насекомых? Кентаро с любопытством подается ближе. В то же время Кодзиро, то ли отреагировав на слово насекомое, то ли решив отыскать изображение саранчи, начинает с энтузиазмом листать свой альбом. – Иногда он говорит такие странные вещи, – усмехнувшись, вставляет Сумирэ. – Мигрирующие кузнечики. – А-а, кузнечики… Это которые зеленые, да? – Зеленые, да, они бывают и зелеными тоже, – тихо отвечает Асагао. – Но есть и другие, не зеленые. – Не зеленые?.. – Когда они размножаются и их становится очень много, они претерпевают метаморфозу и становятся роящейся саранчой. – Когда их становится очень много… Вы имеете в виду плотность популяции? Она становится слишком высокой? – Да. Этот тип более темного цвета, с длинными крыльями. И они агрессивны. – Более темные? Сидящий по другую сторону стола Кодзиро тычет пальцем в открытый альбом: – Вот она. – Он показывает наклейку с фотографией, на которой изображен кузнечик темно-коричневого цвета. Несколько раз постукивает по ней пальцем: – Вот такая. – Саранча ведет себя иначе, чем кузнечики. Если рассуждать логически, то, когда множество кузнечиков живут на одном месте, им начинает не хватать еды, так что приходится лететь куда-нибудь в другое место, и они становятся более хорошими летунами. – Это действительно очень правдоподобно. «Да, у насекомых есть самые разные стратегии выживания…» – Но, знаете… – Асагао делает паузу, отодвигает в сторону свою тарелку и опирается локтями на стол. Сцепляет пальцы в замок, затем пристально в упор смотрит на Судзуки. Его глаза черны, как два колодца. Слишком темные, чтобы увидеть дно. Если наклониться в колодец и что-нибудь сказать, тебе ответит только эхо. – Знаете, я думаю, что это история не только о кузнечиках. – А о ком еще? – Любое животное, которое живет в популяции с высокой плотностью, будет менять свое поведение. Они темнеют, начинают быстрее двигаться, становятся агрессивными. Еще до того как понимают это, они становятся роящейся саранчой. – Агрессивной роящейся саранчой? – Они передвигаются большими группами и пожирают все на своем пути. Они даже съедают собственных мертвых. Совсем не такие, как зеленые одиночные кузнечики. Люди – такие же. – Люди? – Внезапно Судзуки кажется, будто его позвали по имени. – Когда люди живут в больших городах над головой друг у друга, они начинают сходить с ума. Люди, которые живут своей собственной жизнью, вдруг оказываются в тесноте, собранные в одном месте. Пробки на дорогах в часы пик, толпы в туристических местах… То, как это работает, поистине завораживает. Судзуки замечает, что энергично кивает, хотя совершенно не собирался этого делать. Он повторяет слова, сказанные ему когда-то его пожилым учителем: – Человеческие существа похожи не столько на других млекопитающих, сколько на насекомых. – Верно. Совершенно верно. Приятно слышать, что его суждение оказалось «совершенно верным». «Хотя, вероятно, сейчас неподходящее время спрашивать, похожи ли пингвины на насекомых». – Любой кузнечик может потемнеть и превратиться в саранчу. Они могут расправить свои крылья и улететь прочь. Люди такого сделать не могут, но они становятся более агрессивными. – Люди всегда так себя ведут? Как рой? – Особенно в крупных городах. – Взгляд Асагао острый, но нельзя сказать, что он угрожающий. – В городах гораздо труднее жить мирной жизнью. Судзуки представляет себе стройное деревце, растущее спокойно и твердо среди бурлящей толпы. В то же время он ощущает, как внутри него усиливаются подозрения. Они просто беседуют о саранче, но это все больше и больше выглядит так, будто Асагао признается ему, что он – Толкатель. Лицо Асагао бесстрастно. Но в самой глубине омутов его темных глаз затаился свет, который, подобно лучу фонарика в темноте, освещает Судзуки, испытывая его. Он старается не сглатывать. Ему кажется, что, стоит его горлу издать какой-нибудь нервный звук, Асагао тотчас сбросит маску, перед ним предстанет Толкатель и набросится на него. – Вы хотите сказать, что, если б людей было меньше, жизнь была бы более мирной? – спрашивает он. – Скорее всего, – без колебаний отвечает Асагао. Судзуки хочет спросить его: «И, поскольку вы хотите снизить общую численность людей, чтобы помочь тем, кто превратился в роящуюся саранчу, снова стать нормальными, вы толкаете людей под колеса машин и поездов?» Спустя пару мгновений он замечает, что рядом с ним стоит Кодзиро с его телефоном в руках – Судзуки по рассеянности оставил его на обеденном столе. Теперь Кодзиро нажимает на кнопки. «Нет!» Он поспешно отбирает его у мальчика, боясь, что тот случайно позвонит Хиёко. Должно быть, он повел себя немного агрессивно, потому что глаза Кодзиро удивленно расширяются. – Он может очень легко сломаться, если его тронуть. Это жалкое объяснение, совершенно неубедительное. – Ничего подобного, – многозначительно говорит Кентаро. – Он врет – это сразу ясно по тому, как он это сказал. Просто не хочет, чтобы ты трогал его телефон, – громко шепчет он в ухо своему маленькому брату. Кодзиро согласно кивает, затем уныло возвращается к своей открытке. «То-ки-о, рай-он Бун-кё…» Кит Он возвращается в парк и идет через его ухоженную часть, где весело разбрасывает брызги фонтан. Вода описывает в воздухе элегантную дугу и падает в пруд. Удары струй о зеркальную поверхность заставляют идти мелкой рябью отражения дзелькв. Их переплетенные голые ветви, отражающиеся в пруду, напоминают сложную, пульсирующую от тока крови сеть кровеносных сосудов. Необычное зрелище. Внезапно струи фонтана исчезают. Ссутулившись, Кит направляется к своему спальному месту в дальней части парка. Он думает о своей встрече с Кадзи, произошедшей час назад. «Почему я должен убить себя?» – негодующе спросил Кадзи в самом начале, но в процессе разговора с Китом он пришел к пониманию. Кит думал, что ему, может быть, придется упомянуть трех дочерей Кадзи, или же достать свой пистолет и пригрозить, что застрелит его, если Кадзи себя не убьет, – но до этого не дошло. Кит спросил, была ли встреча просто предлогом и что именно он подстроил, и Кадзи мгновенно во всем признался. «Я нанял кое-кого, чтобы уничтожить тебя», – повинился он. Слово «уничтожить» звучало настолько старомодно, что Кит скривился в гримасе. «Китов нужно сохранять, а не уничтожать», – подумал он. – Он должен был ждать нас здесь! – простонал Кадзи. – Мы же договорились! – Я тебе сочувствую. Очень быстро Кадзи покинули остатки воли к сопротивлению, и он безропотно подчинился. Кит чувствовал, что где-то в глубине души Кадзи знал, что дни его политической карьеры сочтены, что постепенно он становится бесполезным пережитком прошлого. Возможно, он сам искал выход. Даже, казалось, ухватился за романтическую идею, что, если он лишит себя жизни, это всколыхнет политический мир в стране и даст новый виток его посмертной «карьере». Его смерть стала бы камнем, брошенным в застоявшийся пруд политики. – Смерть даст мне новую жизнь, – с горячностью пробормотал Кадзи, сидя за столом, сжимая в пальцах авторучку и собираясь погрузиться в длинное предсмертное письмо. – Я уже вижу лица журналистов из СМИ, которые прочтут это! – воскликнул он, так что во все стороны полетели мелкие капельки слюны. – Почему ты стал политиком? – спросил его Кит в самом конце. К этому моменту выражение лица Кадзи уже было отстраненным, почти блаженным. Он обратил на Кита блуждающий взгляд.