«Скажешь какие-нибудь последние слова?» – Нет, – отвечает Цикада, но затем разочарованно стонет: – Устрицы! «Устрицы?» – Я оставил моих устриц в миске с водой, чтобы смыть с них песок, – рассеянно шепчет Цикада. Его мысли уносятся на кухню в его квартире, где в миске с водой мирно дышат маленькие раковины. С каждой песчинкой, которую они выталкивают из своих створок, к поверхности поднимается крохотный пузырек воздуха. – Интересно, смогут ли они оставаться там вечно? «Ты сейчас про устриц?» – Да, про устриц. Как думаешь, кто более совершенен, люди или устрицы? «Люди, это же очевидно». – Дурачок. Все знания и вся наука, которая есть у людей, служит и помогает только людям. Понимаешь, о чем я? Ни одно живое существо на планете, кроме самих людей, не становится счастливее от того, что люди существуют. «Может быть, в следующей жизни ты переродишься устрицей». – Я был бы счастлив этому. – Цикада снова прижимает руку к груди, потом смотрит на кровь на своей ладони. «Эй, ты что-то уронил». Иваниси показывает на землю рядом с Цикадой. Там лежит маленькое золотое кольцо, испачканное грязью. – Ах, это… Я забрал его у того парня. «Оно ценное?» – Если оно тебе нравится, можешь его забрать. «Мне оно не нужно, – Иваниси саркастически улыбается. – Но слушай…» – «Но слушай» что? «Ты правда был сильным. Я очень тобой горжусь». – Очень нужна мне твоя гордость… Судзуки Седан Асагао едет мягко, как будто плывет по течению спокойной реки. Фары рассеивают темноту вечерней дороги. Судзуки потирает друг о друга затекшие запястья, глядя на связывавшие его ремни, теперь лежащие у него на коленях. Они сделаны из черной кожи и застегиваются на пряжки. «Серьезное приспособление». Он пытается тянуть и перекручивать их, но они никак не рвутся. Судзуки поворачивается к водительскому сиденью и смотрит на бесстрастное лицо Асагао. Ему кажется удивительным, что этот человек, вокруг которого разгорелось адское пламя, грозящее сжечь дотла весь город, сохраняет спокойствие и выражение его лица нисколько не поменялось. – Асагао-сан, – наконец говорит он, когда они останавливаются на перекрестке. – Что? – Как ты узнал, где я? – В смысле? – Как ты узнал, что я лежу связанный в этом кроссовере? Дверь же была заперта. – Я проследил за тобой. – Проследил? – Когда я высадил тебя неподалеку от станции «Синагава», у меня возникло чувство, что я должен за тобой последовать. – Ты проследил до самого кафе? – Да. Я нашел парковку и следил за кафе снаружи. – Это потому, что я… показался тебе подозрительным? Если б Асагао действительно думал, что Судзуки – частный учитель, он, вероятно, не стал бы за ним следить. – А ты сам не думал о том, что ты подозрительный? – мягко говорит Асагао. В его тоне нет никакого намека на строгий допрос или осуждение. – Агент репетиторской компании не стал бы вести себя так нагло. – Торговые агенты не смогли бы выполнять свою работу, если б не были наглыми, – упрямо отвечает Судзуки, хотя это не тянет ни на возражение, ни на оправдание. Затем он выдыхает: – Когда ты понял? – Когда ты пришел. Плечи Судзуки разочарованно опускаются. Он с самого начала подозревал, что Асагао видит его насквозь, но теперь, слыша его спокойные слова, окончательно падает духом. Наверное, так мог бы чувствовать себя вышедший на сцену фокусник, который только начинает свое представление, и вдруг до него доносится крик из зрительного зала: «Я знаю, как ты это делаешь!» – С того времени, как я впервые встретился с Кентаро? – С самого начала. У Судзуки такое ощущение, что Асагао имеет в виду самое начало, то есть тот момент, когда Судзуки появился на свет. – А Кентаро и остальные тоже догадались? – Они тоже поняли это с самого начала. – Это было так очевидно? Прямо с самой первой минуты? – Вот почему я последовал за тобой. Я видел двоих мужчин, которые выносили тебя из кафе. Ты был без сознания, как будто смертельно пьян. Они подсыпали тебе наркотики? Затем они засунули тебя в фургон, припаркованный неподалеку от кольцевого перекрестка. Эти люди не были похожи на добропорядочных граждан. Как бы сказать, было понятно, что они… – Вне закона? – Да. – Асагао кивает, убирает ногу с педали тормоза, и машина ускоряется, проехав перекресток. – Именно. То, что они делали, не выглядело законным. «Но разве ты сам не занимаешься тем, что вне закона?» – Я был обеспокоен, поэтому поехал за их машиной. Они привели меня к зданию, которое выглядело подозрительным, и находилось оно в скрытом от посторонних глаз месте. Я припарковал машину на некотором расстоянии и прошел остаток пути пешком. Увидел припаркованный кроссовер, а когда заглянул внутрь, то обнаружил тебя. – Мне пришлось столкнуться с ужасными вещами. Асагао бросает взгляд на лежащие на коленях Судзуки ремни. – Кто это с тобой сделал? – Ты когда-нибудь слышал о компании под названием «Фройляйн»? На немецком это слово означает «барышня». – Я должен был о них слышать? – Думаю, что да, – Судзуки собирается с мыслями. Больше нет нужды во вранье и театральных представлениях. Солдаты его храбрости вновь выстроились в его груди в боевой порядок. «Ну давай, сосредоточься. Сделай это прямо сейчас. Спроси его». – Потому что ты убил сына Тэрахары, Асагаосан. – Я? – Да. Ты. – Забавно. – Выражение его лица такое же, как обычно. Он не выглядит так, будто находит это забавным. – И как я убил этого человека? – Ты толкнул его. Асагао никак не реагирует. – Ты ведь толкнул его, верно? Он стоял на углу на перекрестке, и ты толкнул его в спину. – Я не знаю, о чем ты говоришь. – Ты – Толкатель. Это твоя специализация. Ты толкаешь людей. И они погибают. Я хочу сказать, что я сам это видел. Своими собственными глазами. – Ты видел? – Я видел, как ты толкнул его. Судзуки ждет возражений, но вопреки логике он их не слышит. Асагао несколько секунд хранит молчание. Пауза затягивается, уже значительно превышая время, которое он мог бы раздумывать над ответом, пока наконец Асагао не произносит: – Ты ничего не видел. – Что?