Ее глаза широко распахнуты. Она со свистом выдыхает, как будто из ее легких выходит весь воздух. Нож вновь выскальзывает из ее тела. Она оседает на пол, кровь отливает от ее лица. Цикада наблюдает за конвульсиями женщины. Он подходит ближе, стараясь не наступить в лужу крови. Затем садится на корточки, словно рассматривая раздавленное насекомое. Проверяет пальцем ее запястье. Удостоверившись в том, что у нее нет пульса, берет спортивную сумку, которую принес с собой, и переодевается. Неброские футболка и джинсы массового производства – из тех, что можно встретить повсюду. На его телефоне раздается входящий вызов. Как он и предполагал, это Иваниси. «Ты там в порядке? Уже разобрался?» Ему за сорок, а разговаривает таким тоном, который больше подошел бы антисоциальному старшекласснику. – Только закончил, – отвечает Цикада. – Тогда выбирайся оттуда. Завтра зайдешь и заберешь свои деньги. – Понял тебя. Достал ты меня уже. – Джек Криспин тоже так говорил: «Сделай свое дело и беги». – Если б ты не мог его цитировать, тебе было бы нечего сказать. – Ему хочется швырнуть телефон через всю комнату. – Ничего не поделаешь: все, что я хочу сказать, уже написано в песнях Джека Криспина. – Ладно, не суть; слушай, как так выходит, что все мои задания похожи на это? Убить всю семью. Это очень хлопотно. Сегодня, например, женщина была невыносимой, никак не хотела заткнуться… – Потому что всем остальным такая работа отвратительна. – Отвратительна? – Никто не хочет убивать невинных женщин и детей. – Да ладно, – Цикада задумчиво склоняет набок голову. Для него это практически непостижимо. – Почему люди видят проблему в убийстве детей? Дети вырастают во взрослых, разве нет? Сколько лет должно быть человеку, чтобы его можно было спокойно убить? Я мог бы понять, если б кому-то было отвратительно убивать собак или кошек, но когда речь идет о людях, какая разница, какого они пола или возраста? Они же не перестают от этого быть людьми. – Я о том тебе и толкую. Тебя это не волнует. Вот почему мы беремся за эту работу. Наша маленькая фирма может сделать деньги на такой работе, за которую больше никто не возьмется. Иначе говоря, ищи свою нишу. Возможно, еще одна строчка из песни. – Ну, тебе-то потеть не приходится. Ни черта не делаешь. – В традиционной рыбалке с бакланами истинная заслуга принадлежит не баклану, а его владельцу. – Засунь это себе в задницу, чертов эксплуататор. – Надо же, какие ты слова знаешь… Послушай, я не пытаюсь тебя эксплуатировать. – Правда? – Одна из тем творчества Джека Криспина – это яростный протест против эксплуатации. «Кто бы сомневался…» Цикада дает отбой, не отвечая. Он уже собирается уйти и направляется к выходу, когда замечает журнал, которого раньше никогда не видел. Берет его в руки. Это оказывается программа передач кабельного телевидения. Выбор каналов впечатляет. «Ого, если стать богатым, можно смотреть гораздо больше всяких шоу. Скоро даже экстренные новости станут платными. Какую бы программу посмотреть?..» Его рука тянется к пульту управления. Судзуки Судзуки наискосок перебегает перекресток и, не останавливаясь, выпрыгивает на тротуар. Далеко впереди виднеется спина уходящего мужчины. Большинство пешеходов идут навстречу Судзуки, перегораживая ему путь. Суматоха из-за несчастного случая привлекла любопытных, и толпа зевак растет. «Что же произошло?» Этот вопрос звенит в голове Судзуки, когда он, спеша, прокладывает свой путь среди праздных наблюдателей. Сына Тэрахары сбила машина. В этом нет никаких сомнений. Но умер ли он? Минивэн врезался в него на полной скорости, оставив его искалеченное тело со сломанной шеей валяться на дороге. Он не двигался. «Он ведь никак не может все еще оставаться в живых, верно?» И еще Судзуки мельком заметил того, кто его толкнул. Конечно, он мог ошибиться, увидев то, чего не было, но Хиёко сказала, что тоже его видела. Могло ли это быть правдой, мог ли кто-то толкнуть его? Все, что оставалось Судзуки, – это идти следом за тем человеком. Справа от него тянется шеренга зданий, в которых располагаются секс-шопы и эротические массажные салоны; их кричащие неоновые вывески зазывно сияют. Фары непрекращающегося встречного потока машин светят ему прямо в лицо. Дальше по улице устремляются к самому небу высотные отели. В десятке метров впереди – человек, которого он преследует. Человек, толкнувший сына Тэрахары. Опередивший Судзуки с его местью, когда та была прямо напротив, достаточно было перейти дорогу. Осознание этого ошеломляет его. «Как теперь быть?» Он маневрирует в толпе, стараясь избежать столкновений с пешеходами. Единственная цель, которая у него была, внезапно исчезла, бесцеремонно испарилась прямо у него на глазах. «Как теперь быть?» Он заставляет себя двигаться вперед. «Просто не останавливайся». Если он потеряет мужчину из виду, то никогда не узнает, что же произошло на самом деле. После того как погибла его жена, месть была единственным, что заставляло его двигаться вперед. Если у него отняли даже шанс отомстить, ему больше незачем жить. По крайней мере, в этом он уверен. Человек, идущий впереди, кажется неестественно спокойным. Он идет быстрым шагом, но нисколько не производит впечатление преступника, скрывающегося с места преступления. Судзуки петляет между идущими по тротуару людьми, отклоняясь то вправо, то влево, толкает плечом проходящего мимо молодого человека, в то время как тот мужчина словно бы плывет по течению реки. Он невысокого роста, худощавый, одет в черное пальто. И движется так легко, как будто вовсе лишен веса. Судзуки отчаянно старается не упустить его из виду. Мужчина продолжает то исчезать, то вновь возникать в поле его зрения среди голов других людей. Носок чьего-то ботинка ударяет Судзуки в правую лодыжку. Не обращая внимания на резкую вспышку боли, он не позволяет себе остановиться. Рев двигателей мчащихся по дороге мотоциклов подгоняет его вперед. Он продолжает переставлять ноги, пошатываясь и прихрамывая, но с каждым шагом продвигаясь к своей цели. Мужчина спускается по лестнице в метрополитен. Судзуки ускоряет шаг, не желая отставать. На станции «Фудзисава-Конготё» сходятся три линии, у нее сложная планировка с множеством петляющих и пересекающихся коридоров. Он знает, что, если потеряет мужчину из виду, все будет кончено. Его телефон звонит. Он отвечает, глядя на гудящую флуоресцентную лампу, вокруг которой вьются крошечные насекомые. – Где ты? – раздается в ухе резкий голос Хиёко. – Я сейчас… – его слова отлетают эхом от стен, пока он бежит вниз по лестнице, – преследую его. Спускаюсь в метро. Где ты? – Судзуки пропускает ступеньку и едва не летит с лестницы кувырком. – Как… – он пропускает еще одну ступеньку, – как он? – Его как раз увозят в больницу. – Он выживет? – Судзуки с трудом справляется с дрожью в голосе. – Увидим. «Нет шансов, что он выживет после такого», – думает Судзуки, но ничего не говорит. Телефон все еще прижат к его уху, он спешит по коридору станции. Впереди – частокол круглых колонн. Здесь и там виднеются указатели пересадок на разные линии. По левую руку от него ряд закрытых магазинов, за ними – торговые автоматы. Судзуки направляется к турникетам станции. Мужчина от него примерно в тридцати метрах, но между ними пространство свободно. – Не дай убийце уйти. – Мы еще не уверены, что он убийца. – Это точно он. Мы оба видели это. Я только что говорила с парнями, которые были вместе с сыном-идиотом, они были там с ним и сказали, что все выглядело так, будто его кто-то толкнул. За ее спиной включается сирена «Скорой помощи». – Прости, я тебя не слышу. – Толкатель! – пронзительным голосом кричит ему в ухо Хиёко. – Толкатель? – Судя по всему, есть кто-то, кто занимается этим профессионально. У меня нет никакой конкретной информации, и я впервые слышу о ком-то подобном, но некоторые другие работники компании слышали о нем. – Так чем он профессионально занимается? – Толкает людей. На дороги, на железнодорожные пути. Под колеса. Она что, хотела сказать, что кто-то нанял того человека, чтобы убить сына Тэрахары? – В любом случае не упускай его из виду. Выясни, куда он направляется, где он живет! Мы ничего о нем больше не знаем! – Она почти в истерике. – Почему я обязан это делать? – Потому что, если ты сейчас проявишь себя с хорошей стороны, это сыграет тебе на руку. Это снимет все подозрения. Наблюдая за тем, как мужчина проходит через турникеты, Судзуки коротко сообщает ей, что свяжется с ней позже, и отключается, затем опрометью бросается к билетному автомату. Бросает короткий взгляд на цены и берет билет, по которому можно проехать до конечной станции. Едва квадратик бумаги появляется из автомата, Судзуки выдергивает его и бегом бежит к турникету. Станция заполнена мужчинами в деловых костюмах и женщинами в густом макияже. Судзуки прокладывает свой путь вперед, читая указатели над головой. Он спускается на длинном эскалаторе к платформе. Перед ним оказывается группа из пяти пожилых женщин, неторопливо обсуждающих большой выигрыш в маджонге. Поезда из центра и в центр, должно быть, только что отправились, и платформа совершенно пуста. Он видит мужчину. Тот стоит с левой стороны на первом пути, направление из центра Токио. Судзуки замедляет шаг и останавливается под электронным табло, на котором высвечивается время до прибытия следующего поезда. Он смотрит попеременно то на свои наручные часы, то на монитор, делая вид, что сверяется со временем прибытия, и то и дело украдкой бросая косые взгляды на мужчину. На вид тому лет тридцать пять. Лицо вроде бы не совсем молодое, но при этом на нем нет признаков приближающегося среднего возраста. Платформа начинает стремительно заполняться людьми. Они словно возникают из-под земли, как плесень из сырого пола. Собираются очереди. Мужчины, читающие еженедельники, молодые люди в наушниках, непринужденно болтающие сотрудники компаний. Мужчина, за которым наблюдает Судзуки, тихо стоит перед ограничительной линией, не обращая внимания на оживление вокруг. Его спокойствие кажется почти угрожающим. Подъезжает поезд. Пассажиры направляются к открывшимся дверям, один за другим заходят внутрь. Судзуки следует за ними. «Я просто должен это сделать. Как ты всегда мне говорила».