– Пожалуйста, – сказал Василий, не отрывая от меня взгляд. И почему мне так хотелось увидеть Василия? Зачем? Ах, да, посоветоваться нужно было… – Почему ты молчишь? – сказала я. – Я с тобой советуюсь. Василий рассмеялся раскатистым громким смехом. От души. – Что здесь смешного? – обиделась я. – Пойдем лучше потанцуем, – Василий поднялся, подошел ко мне и церемонно протянул руку, отвесив поклон. Никакого, конечно, настроения у меня не было плясать. Но я положила свою ладошку на ладонь Василия и даже улыбнулась. Возле небольшой эстрадки никого не было. Пианист, увидев нас, заиграл проникновеннее блюз. Василий сгреб меня в охапку, я тоже обняла его, и мы немного поперетаптывались в такт музыки. Я прижималась к Василию, и мне вдруг перестал казаться нелепым этот нескладный танец, и мелодия вдруг ринулась в мое сердце – она была нежна. Я подняла голову и посмотрела Василию в глаза. Я чувствовала, что он смотрит на меня – потому и посмотрела. Я очень приличная женщина. Как говорит моя подруга Поли – до неприличия приличная. Но даже я растаяла под этим взглядом. Василий смотрел на меня с беспомощным умилением. Лучше бы я этого не видела. Захотелось срочно прервать эти обнимания. Но говорю же – я очень приличная женщина, поэтому я сделала вид, что ничего не происходит. Только отвела глаза. Пианист мне подмигнул. Еще чего не хватало… Последний аккорд, а мы с Василием все стоим обнявшись и даже не собираемся расходиться. Просто вцепились друг в дружку – не оторвать. Я все же сделала слабую попытку освободиться. Ответом мне было молчаливое сопротивление. Пианист заиграл опять – лирически-медленное. А мы с Василием все не двигались. Даже для вида. Черт. Как я не люблю вот таких вот моментов неопределенности. Словно услышав мои мысли, Василий переместил мою голову, старающуюся спрятаться (в прямом и переносном смыслах) и поцеловал. В губы. Теперь это вообще выглядело непотребно: стоят два взрослых человека посреди ресторана и самозабвенно целуются, как подростки. Надо было что-то предпринять! Но это не так-то легко было сделать – Василий крепко держал мое пытающееся освободиться упитанное тело. Наконец мне все же удалось извернуться. Музыка стихла. Как бы намекая на то, что хватит уже публично нарушать общественную нравственность. Я потянула Василия обратно к нашему столику. – Налей вина, – сказала. – Знаешь… – начал Василий. – Будем считать инцидент исчерпанным, – вот кто меня за язык тянул? Почему я беру инициативу на себя, вмешиваясь в плавный ход истории? Пусть бы рассказал, о чем я должна знать. Василий замолчал. Только смотрел на меня. Лучше бы он этого не делал, конечно. Я тоже смотрела на Василия. Старалась делать это как можно равнодушнее, но получалось не очень-то. Потому что Василий очень нежно на меня смотрел. А я вообще по жизни склонна к эмпатии. Я твердо решила больше не брать на себя инициативу. И потому мы смотрели друг на друга очень долго. – Поедем ко мне, – сказал, наконец, Василий хрипло, и голос его слегка сорвался. – Мне надо домой, – покачала я головой. Сначала мы долго не могли отъехать от ресторана, потому что целовались в машине, потом мы долго целовались в машине по дороге, потом – немного не доехав до моего дома… И только моя высокая нравственность, воспитанная на лучших произведениях русской классической литературы, не дала случиться окончательному грехопадению. Глава 13 В здание суда я явилась, как на праздник. Блистала улыбкой и лучезарностью взгляда. Скромно села у зала номер 8, предвкушая триумф законности. Озирала редких посетителей. Вон тот мужчина в джинсах похож на оперативника из группы захвата. Нет, вон тот, в куртке-дутике. А может быть, и тот и другой готовятся к нападению на злодея. Гурьбой накинутся на него, стоит только ему появиться, скрутят руки, поволокут в автозак… Появился Красавин. Тут же, конечно, узнал меня, несмотря на отсутствие леопардовых лосин и белоснежного парика, беззаботно спросил: – Какими судьбами? – У меня тут подруга судится за наследство. Просила поддержать морально. Но вот, задерживается подруга… Красавин уселся рядом, чрезвычайно довольный собой. Ну, ничего, ничего, скоро мы разрушим это самодовольство! «Он здесь», – написала я следователю Гаврюшину. Ответа не последовало. – А вас сюда что привело? – спросила я злоумышленника. Не молчать же! – Чистая формальность, – легко соврал Красавин, – но надо поприсутствовать. Разговор не клеился. Ну, где, где они, наши доблестные воины света? Двери зала номер 8 распахнулись, и Красавин ушел на свое заседание суда. Я судорожно строчила безответные сообщения следователю Гаврюшину. «Заседание началось! Преступник в мышеловке!» «Где вы?» Ответа не было. Что делать? Что делать? В голову лезли самые ужасные мысли – типа: позвонить шоферу Вове, все же он бывший киллер, вывести Красавина в лес, под пытками заставить признаться в злодеяниях… Выбить из мошенника чистосердечное признание. Явиться с этим к следователю Гаврюшину. Да, а следователь Гаврюшин скажет: «Это не ко мне». И будет прав. Показания, выбитые под пытками, – юридически несостоятельны. К тому же толкать завязавшего с криминальным прошлым Вову на кривую дорожку – не благородно с моей стороны. Мягко если сказать. Натравить на Красавина Василия по кличке Сугроб? Даже я, уверенная в благодушном ко мне отношении Сугроба, иногда сжимаюсь под его тяжелым взглядом. А уж Красавин, эта тля завиральная – тем более спасует. Но это тоже не выход. И все по той же причине. Привлечь оперуполномоченного Костю? Он все же слуга закона. Но на каком законном основании он будет влезать в это дело? Тем более Костя мне много раз намекал, что я втягиваю его в должностное преступление. И даже во множественном числе! Что делать? Что делать? Пока я металась мыслями, из зала номер 8 вышел довольный мошенник Красавин. – Решение вынесено в мою пользу! – провозгласил он. – Есть повод отметить! Где ваша подруга? Едем кутить? – Подруга не пришла, – сказала я упавшим голосом, полностью осознавая всю глубину своего провала. – Ну, не стоит печалиться! Я вас отвлеку от грустных мыслей! Сегодня заказан банкет по случаю моей победы. Будут мои лучшие друзья. Да! Я всегда, знаете ли, делюсь с друзьями своими радостями. И горестями. Их тоже было в моей жизни немало. Но я их преодолел, полностью искупил и теперь наслаждаюсь жизнью! Да! Я затравленно смотрела на Красавина. Да! Именно он наслаждается жизнью, а не правосудие и справедливость. – А поехали! – решилась я. В машине я отправила следователю Гаврюшину эсэмэс: «Еду в логово преступников. Одна! Пусть вам будет стыдно!» Подумала немножко и послала вслед: «И всем правоохранительным органам! И группе захвата!» – Кому вы все время телеграфируете? – добродушно поинтересовался Красавин. – Подруге, которая так подло продинамила меня, – и это было чистой правдой. – Нет худа без добра! Когда бы мы еще с вами вот так запросто пересеклись бы? А тут такой повод! О, мои друзья – очень влиятельные люди! Я вас познакомлю. Представлю! С их помощью вы сможете решать абсолютно все проблемы! Для них нет нерешаемых задач! Красавин сыпал и сыпал соль на мои раны, не скупясь на восторженные эпитеты о своих подельниках. То, что это они, подельники злодеяний, будут сейчас праздновать свою очередную победу, – я не сомневалась. Пылала праведным гневом. Но когда вошла в зал ресторана и увидела за одним столом коуча Воеводина, психолога Евгения, Славика и Василия – оторопела. Замерла, как соляной столб, и зажмурилась. Мне не хотелось смотреть правде в глаза. Она была слишком страшная, эта правда. Повернула было назад, но было поздно. Красавин радушно подтолкнул меня вперед. «Время предательств настало в моей жизни, – пронеслись у меня в голове слова Инги, – время предательств…» Что ж, я хотела очной ставки – я ее получу. Как учил нас незабвенный Чехов А.П., «хорошее воспитание не в том, что ты не прольешь соус на скатерть, а в том, что не заметишь, как это сделают другие». Вот и я, как хорошо воспитанный человек, сделала вид, что ничего такого ужасного не замечаю. Типа – так и надо. Все идет по плану. И все зашибись, как удачно складывается. Особенно для меня. Светски улыбаясь, я поздоровалась и села на предложенный мне стул. Это коуч любезно вскочил и элегантным движением подвинул мне сидение. Все остальные были угрюмы. Некоторые даже избегали смотреть мне в глаза. И даже отворачивались. Наверное, думали, что я сейчас плюну в их предательские хари (не скрою – хотелось). Но я была не такова. Я была сама элегантность и благодушие. Оглядела обильный стол. – Будьте любезны, рыбки положите, пожалуйста, и салата, благодарю вас.