– Увы, нет, – выдавила она беззаботный смешок. – Тогда что здесь делаете? – без тени улыбки продолжал допытываться он. – Как что? Разве сюда приходят не ради развлечений? – хихикнула она. – И чтобы полюбоваться на статных мужчин в форме. Лицо шарфюрера осталось по-прежнему суровым. – И часто вы здесь бываете? – Когда хочется покрасоваться в новом платье. Она внутренне съежилась от столь очевидно несерьезного ответа, но все-таки добилась той реакции, на которую надеялась. Он пренебрежительно хмыкнул, но продолжил наседать с вопросами. – И при этом всякий раз поете? Эстель смущенно моргнула и прижала руку к груди, с досадой ощущая бешено колотящееся под пальцами сердце. И потеребила изумрудное ожерелье на шее. – Ну что вы, отнюдь. Только по просьбе публики. Следя за ее рукой, Шварц даже не пытался скрыть усмешку. – А точнее? – К чему все эти вопросы? – с ноткой раздражения в голосе возмутилась она. – Это моя обязанность. – Шарфюрер Шварц, приставания к прекрасным дамам в ваши обязанности не входят, – раздался за спиной Эстель чей-то голос, избавляя ее от необходимости отвечать. Там оказался офицер люфтваффе с парой бокалов шампанского, свирепо уставившийся мимо нее на гестаповца. – Полковник Майер, – попятился тот. – Как вы посмели выразить мадемуазель Алар что-то, кроме восхищения захватывающим выступлением? Полковник небрежным движением, совершенно не вяжущимся с раздраженным тоном, поставил бокалы на полированную красного дерева барную стойку. – Люфтваффе, в конце концов, крайне тщательно отбирают достойных быть гостями этого заведения. Понятно, шарфюрер Шварц? – Так точно, – Шварц стиснул зубы и отступил еще на пядь. – Отлично. Вы свободны. Окинув Эстель напоследок подозрительным взглядом, шарфюрер развернулся кругом и отправился восвояси. – Боже, какой неприятный тип, – охнула Эстель, чувствуя, как сердце только начинает успокаиваться. – Примите мои извинения, мадемуазель, не обращайте на него внимания. Гестапо вообще не отличается приятными манерами, но этот Шварц просто из ряда вон, – насмешливо фыркнул он. – Честолюбивый ублюдок, вечно всем недоволен. Эти слова не принесли Эстель ни малейшего облегчения. Напротив, тревога только усилилась. – Если он доставил вам неудобства, могу ему сделать дополнительное внушение… – Нет-нет, в этом нет необходимости, – поспешила заверить Эстель. Не хватало еще привлекать к себе внимание гестапо. – Не беспокойтесь. И вообще, я уже собиралась уходить. – Уходить? Помилуйте, как можно! – он подвинул к ней бокал шампанского. – Немного погодя, вы еще должны нас порадовать своим пением. Никто не ожидал, что среди нас такая певунья. Недавно вы просто покорили самого рейхсмаршала. – Я польщена, – постаралась искренне поблагодарить она. – Но, боюсь, мне уже пора. Скоро комендантский час. – Чепуха, – усмехнулся сладкоречивый Майер, стряхивая невидимую пылинку с безукоризненно чистого рукава. – Приглашаю вас остаться в отеле. Будете моей гостьей, а завтра утром я провожу вас домой. – Вы очень великодушны, правда. И что она не ушла пораньше? Давно надо было убраться подальше от бара и этих людей и скрыться под покровом ночи. – И все же я вынуждена отказаться. – Жаль. Что ж, навязываться не стану, – он успокаивающе похлопал ее по руке. – Но если передумаете, только скажите. Она взглянула на полковника из-под опущенных ресниц. Сколько ему? На вид лет сорок с небольшим, дежурная улыбка на приятном лице. В других обстоятельствах показался бы совершенно обычным человеком, но здесь и сейчас – совсем другое дело. Она взяла бокал, поднесла к губам и изобразила глоток, краем глаза поглядывая на бармена в белой куртке, невозмутимо смешивающего коктейль. Небось не в восторге от присутствия нацистов, хотя кто его знает. Зато наверняка держит ушки на макушке, так что лишнего лучше не болтать. – Вы знаете, у меня к вам есть особый разговор, – вполголоса начала она. – Вот как? – Майер снял очки и стал протирать стекла. Эстель поставила бокал на блестящую барную стойку и сняла с шеи ожерелье. – Может, рейхсмаршала и очаровало мое пение, но изумруды, кажется, понравились больше, – заметила она, кладя ожерелье на барную стойку. На свету камни словно испускали неземное сияние. – Он и правда неравнодушен к таким драгоценностям, – согласился Майер. – Когда он выразил желание заполучить ожерелье, – продолжила Эстель, превозмогая дрожь при воспоминании о пухлых, словно сардельки, пальцах у своего горла, – признаюсь, я ответила отказом, ведь это подарок родителей. Да что за чушь она несет? Герман Геринг всегда получал что хотел. Рано или поздно эти изумруды пополнят его разбухающую коллекцию драгоценных камней, собранных со всего Парижа. Так почему бы не воспользоваться моментом? Она придвинула ожерелье полковнику. – Знаю, как вы стараетесь организовать слаженную работу штаба и порадовать рейхсмаршала, вот и подумала, может быть, вы передадите ему эти камни? Надеюсь, он оценит этот жест. Полковник водрузил очки на нос и окинул ее любопытным взглядом. – Зачем вам это? Могли бы сами ему преподнести. Эстель пожала плечами, и ее меховой палантин соскользнул с плеча. – Я надеялась на ответную любезность. – Например? – Изумрудами сыт не будешь, – она наклонилась и понизила голос. – А целыми днями простаивать в очередях за пайками, которых вечно не хватает, удовольствия мало. – Так переезжайте в отель! – горячо воскликнул Майер. – Составьте компанию Арлетти и Коко, Инге и Дейзи. Они живут на всем готовом, а вы чем хуже? Я лично прослежу, чтобы вы ни в чем не нуждались. – Звучит заманчиво, – соврала Эстель, – но для меня нет ничего милее родного дома. У каждого свои недостатки. – Какой же это недостаток? Можно только восхищаться женщиной, гордящейся своим домом. Может, скоро обзаведетесь супругом и собственной семьей? – Это мое заветное желание, – старательно изобразила мечтательный вид Эстель. Она прекрасно понимала, чего ожидали от женщин в Третьем рейхе. Майер одобрительно кивнул. – Я распоряжусь, чтобы на кухне вам ни в чем не отказывали. Столь прелестной даме не пристало беспокоиться о такой ерунде. «Ничего себе ерунда – целый Париж на голодном пайке», – мелькнула тоскливая мысль. В мире не хватит изумрудов, чтобы накормить всех голодных в Париже, но эти камни на стойке помогут спасти тех, кто на нее рассчитывает. – Вы просто камень с души сняли, – прижала она руку к груди. – Благодарю вас. – Нет, это я должен вас благодарить. – Он повертел ожерелье в руках, разглядывая со всех сторон, и положил обратно. – Только у меня есть встречное предложение, чтобы скрепить наш уговор. – Да? Эстель попыталась изобразить интерес, хотя хотела лишь поскорее скрыться от табачного дыма и смрада множества разгоряченных, щедро облитых парфюмом тел.