Глава пятая. Что охраняю, то имею. — Борис Петрович (так звали гражданина Яковлева), а вы куда поехали? Мы же договаривались, что вы меня дождетесь. — Так это…я же не уезжаю. Просто вас жду, товарищ милиционер, а вас все нет и нет, вот и решил машинку за ворота выгнать, чтобы зря время не терять. — А, ну так то да, время терять не стоит. Я к вам вот по какому вопросу пришел — надо в отдел милиции с вами проехать, опознать ботинки и магнитофон, да и со следователем договориться, когда вам ваше имущество вернуть… — Неужели нашли мои вещи? — Ну конечно нашли, я вчера из Топков все привез, поэтому надо опознание срочно провести. — Вот спасибо вам, дорогой товарищ милиционер, уж не знаю, как вас зовут, за такую радостную весть. Тогда давайте, я по делам срочным съездию, а потом в милицию приеду, а то очень дел много, а скоро начало учебного года, очень для меня горячая пора. Школу же надо к первому сентября готовить чтобы начало занятий не сорвать. Поэтому, я быстренько, сгоняю по делам и в милицию подъеду. — Вы в какую сторону поедете? А то мне тоже по городу помотаться сегодня надо, вдруг нам по пути. — А вам куда? — Нет, я вас заставлять куда то меня везти не могу. Скажите куда вы едете, а я скажу, по пути нам или нет. Мне кажется, что у гражданина Яковлева даже голос изменился от злости: — Вы знаете, товарищ милиционер, наверное, мне удобнее будет сначала в милиции все дела закончить, а потом, если успею, то поеду по служебным делам. Давайте поедем побыстрее. Я поднялся на высокую подножку и, прежде чем распахнуть дверь и нырнуть в тесную кабину грузовика, заглянул в кузов, в котором были уложены какие-то доски. — Привет — я улыбнулся как можно шире высокому широкоплечему парню в сером пиджаке, с тоскливым видом сидящем в служебном кабинете перед кипой уголовных дел. Молодой следователь Алексей Чесноков повернул ко мне лицо юного греческого божества. Надо сказать, что парень был красив той волнующей красотой Причерноморья, где под южным солнцем, у берегов ласкового моря, за века, смешалась горячая кровь греков, армян, аланов и, несть им числа, иных народов. У лейтенанта Чеснокова, с его приходом после Железнодорожного института, где он закончил факультет «Мосты и тоннели», на службу в милицию, оказалось много поклонниц. Самой горячей стала начальник следствия — высокая фигуристая дама, с лицом женщины-вамп, человека жесткого, волевого и умного. В результате, молодой следователь, в окружении «цветника», был вынуждено моногамен, на что многие женщины неосмотрительно обижались. Вот и сейчас, Нинель Павловна, пользуясь пребыванием покровительницы и музы Чеснокова в длительном, в связи с большим сроком службы, отпуском, свалила на парня все мои бывшие уголовные дела. — Привет? — Алексей был незлобив, но шестьдесят картонных папок, сваленных перед ним, могли взбесить даже ангела: — а ты знаешь, что… — Знаю и негодую вместе с тобой, но не дуй на меня губы. Меня Нинель сама выгнала, я не в чем не виноват. В компенсацию от нашего столика к вашему, мы сейчас с тобой будем делать из тебя передовика следственного отдела. — Какого столика? — Не суть, Леша. Я тебе в клювике принес раскрытие минимум по одному делу. Если сейчас все сделаем правильно, тебя вечером Нинель даже поцелует от восторга. Минут пятнадцать мы обговаривали последовательность действий, потом Алексей начал звонить в Дворец культуры Дорожников, где у него оказались нужные связи, а я, смирив гордыню, побежал в этот храм культуры, ибо то, что нам было нужно, можно было найти только там. Еще через сорок минут я, утирая потеки пота с лица, тяжело и злобно дыша, пригласил в кабинет следователя гражданина Яковлева. — Проходите, пожалуйста, Борис Петрович. Сейчас, в присутствии понятых вам будут предъявлены предметы. Если какие –либо из них вам знакомы, вы должны их указать и пояснить, где и при каких обстоятельствах вы их видели и по каким признакам опознали — лейтенант Чесноков, с его широкими плечами и темными кудрями, в комплекте с голубыми глазами, во время следственных действий смотрелся великолепно, прям, как артист кино. Две женщины, обманом завлеченные в его кабинет, увидев следователя, забыли о том, что они куда-то торопились и согласились отдать свой гражданский долг в качестве понятых до конца, столько бы времени на это не понадобилось, до самого конца, лишь бы помочь родной народной милиции. И если опознание ботинок прошло буднично, то в момент, мммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммммкогда Яковлеву были предъявлены три одинаковых магнитофона, я забыл, что надо дышать. Но ничего неожиданного не произошло. Отставив в сторону две «Кометы» которые я, надрываясь приволок от директора Дворца культуры под честное слова Чеснокова, Яковлев уверенно опознал тот, что я привез из Топков, указав, как на особые приметы, на потертость возле переключателя скорости перемотки пленки и на цифры, выведенные красной краской на задней стенке аппарата. На вопрос, что это за циферки, завхоз, не моргнув глазом, ответил, что это его пятилетний племянник баловался маминым лаком для ногтей, выводя подобия цифр и букв в квартире любящего дядюшки. Чтобы не бегать второй раз в поисках новых понятых, опознанный магнитофон был, под роспись в соответствующем акте, возвращен гражданину Яковлеву. Не успел завхоз обрадоваться вновь обретенной собственности, как через пару минут «Комета» вновь была изъята у него, на основании моего рапорта следователю, что есть подозрение, что данный магнитофон является предметом, похищенным из здания средней школы в январе текущего года. После этого охреневшие от калейдоскопа следственных действий дамочки — понятые были выпровожены из кабинета (одна из них успела крикнуть Чеснокову, что ее телефонный номер есть в протоколе, и если она потребуется, то она — всегда), а я сел напротив Яковлева, улыбаясь максимально задушевно. — Ну что, Борис Петрович, рассказывайте, как совершили кражу из вверенной вам школы? — Вы какую-то ерунду сейчас говорите…. — Борис Петрович, сейчас дело из архива поднимают. Там, кроме всего прочего должна быть справка из бухгалтерии с инвентарными номерами похищенного. Уверен, он совпадет с тем, что якобы накалякал ваш племянник на аппарате. Уверен, наши эксперты сделают заключение, что цифры на задней стенке магнитофона изготовлены не лаком для ногтей, а краской, остатки которой, я думаю, мы найдем в какой -нибудь кладовке, но уже без вас, потому что вы будете сидеть в камере. Яковлев, не отрываясь, смотрел на меня, но его сардоническая улыбка, малость, привяла. — Кстати, смотрите — я подвинул мужчине уголовное дело по факту кражи из его квартиры. Эксперт, выезжающий на эту кражу, отнесся к делу добросовестно, сфотографировав не только повреждения входной двери и замка, а также старых тапочек, брошенных в квартире Клиновым, но и распечатал панорамные снимки места происшествия, так что акустические колонки, массивные, мне по пояс, на фотографии были вполне различимы. — Наверное, по случайному совпадению, эти колонки выносили воры через пожарную лестницу, с четвертого этажа, январской ночью, а сзади у них будут тоже циферки. Вы их, наверное, где-то на улице, случайно нашли и домой отнесли, да? Я вот только похищенного барабана не вижу. Но ничего, приедем к вам домой с обыском –найдем. Хотя я могу поспорить, что в этот барабан сейчас колотит ваш любимый племянник. Услыхав про обыск, Борис Петрович заметно дернулся и повернулся к Алексею: — Товарищ следователь, я признаюсь, что магнитофон, колонки и барабан я взял в школе, хочу об этом дать явку с повинной. Прошу дать мне возможность самому, добровольно привезти похищенное в милицию, не хочу, чтобы соседи мои и моей сестры видели обыски у нас дома. — Вы на меня смотрите, Борис Петрович, мы с вами разговор не закончили — меня маленько разозлила попытка меня проигнорировать. — Я со следователем разговариваю, а вы, как я понимаю, не следователь — огрызнулся «раскаивающийся» завхоз и продолжил умоляюще смотреть на Чеснокова. То, что я, рванув Яковлева за поросшее темной шерстью ухо, заставлю его повернуться ко мне, сломало у него какой-то шаблон или картину мира. — Ты, придурок, будешь разговаривать со следователем, когда я тебе разрешу. Понял меня? Борис Петрович, схватившись за ухо, смотрел злобно, но вынуждено кивнул. — Куда собирался вывозить доски которые лежат в кузове? — Какие доски? — следователь удивленно оторвался от бумаг. — Когда я пришел в школу, он ехать куда-то собирался на грузовике, а в кузове доски лежат. Я его попросил подождать меня полчаса для разговора, вышел из школы раньше, а он уехать пытался. — Я же вам уже объяснял, я просто за территорию хотел машину выгнать. — Ты мне эту сказочку не лепи, а отвечай на вопрос, куда вез доски. — Я их не вывозил, а привез в школу. Просто некому пока разгружать, думал завтра дети на практику придут и помогут выгрузить. — Ладно, сделаю вид, что поверил. Тогда вопрос звучит по-новому — откуда доски? — С базы. — Где документы, какая база, кому отдавал документы на доски и какой телефон этого человека? — Я без документов купил с рук… — У кого, где? Яковлев опустил голову и замолчал. — Алексей, обрати внимание, человек категорически не хочет, чтобы мы приехали к нему с обыском, и доски какие-то очень мутные. Мне кажется, надо обязательно к гражданину Яковлеву ехать с обыском, ну а пока делать осмотр грузовика. — Ну хорошо, хорошо, я признаюсь. Доски купил на стройке у прораба и хотел отвезти их на дачу. Как увидел, что милиционер меня спросил, а потом в школу зашел, решил увезти доски от греха подальше. Готов штраф заплатить за самовольное использование казенного транспорта, или что там полагается… — Закрывай, товарищ Чесноков сейф, пошли грузовик осматривать. От греха подальше, с территории школы, Яковлев пытался вывезти не только доски. Когда я снял верхний ряд досок, то в середине небольшого штабеля обнаружилась небольшая ниша, в которой лежало нечто, прикрытое куском брезента. Я откинул брезент и осторожно, за брезентовые ремни поднял два предмета, при виде которых у следователя и понятых, стоящих у откинутого борта кузова, глаза сделались, как чайные блюдца. В моих руках висели, отливая грозным воронением, мелкокалиберные, но тем не менее, винтовки. — Это мне подкинули! — наверное, на месте Бориса Петровича, я бы тоже самое кричал. Барабан мы нашли по звуку, племянник Яковлева долбил в него самозабвенно. Когда мы со следователем торжественно несли к машине, сопровождаемые гневными криками ребенка, бабушки на лавочке крестились с просветленными лицами, наверное, пионерский барабан в доме — это лишнее. Из допроса директора школы, преподаватель по начальной военной подготовке, в чьем введенье находились изъятые винтовки, подполковник и инвалид Отечественно войны, в мае умер — осколок, не извлеченный хирургом в сорок четвертом году, внезапно сдвинулся и повредил крупный сосуд. Нового преподавателя НВП ждали только в сентябре, за ключами, в том числе и от оружейки, никто особо не следил, старая и примитивная сигнализация часто барахлила, а пластилиновую печать на металлических дверях, как показал осмотр, кто-то хитро разрезал, параллельно веревочек, а потом осторожно слепил вновь. За два дня беготни, в которых я участвовал, не пойми, в каком качестве, потому как злобная Нинель Павловна меня приказом из следственного отдела откомандировала, принесли следователю Чеснокову четыре расследованных дела, которые он спешно готовил для направления в суд. За что Алексей был удостоен скупой похвалы от Рыбкиной — «ну вот видишь Чесноков — стоит тебя маленько подогнать, и ты начинаешь работать». По истечении двух суток осмотров и изъятий, я вновь сидел в кабинете начальника РОВД. — Видишь Громов, сложный ты человек, сложно с тобой работать. На что Рыбкина милейшая женщина, и то, месяца тебя не выдержала. Говорит, что руководящие указания ее по расследованию уголовного дела ты отказался выполнять, какие-то письменные указания требовал. После этого кто тебя к себе возьмет? Кому ты в отделе нужен, такая мина замедленного действия. Что молчишь? — Что вам сказать, товарищ полковник? Что я больше так не буду? Нет, не скажу. Если мне начальник следствия дает устные указания скрыть важные обстоятельства дела, заменив протокол допроса новым, то я попросил дать письменные указания. Потому что, и я и она, прекрасно понимаем, чем это закончиться. Что тут не квартирная кража, а другая статья, выясниться, и я стану крайним. Я не знаю, что следователям за такие вещи положено, но думаю, что ничего хорошего. — Я думаю, что ты, Громов, Нинель Павловну ни так понял. Рыбкина хороший и грамотный руководитель, она вряд ли требовала чего-то незаконного. Мне надо было промолчать, но я не смог: -Вот то что Нинель Павловна грамотная, я согласен с вами на все сто процентов. — Ладно. Воспитывать тебя некогда, в кадрах распишешься в приказе о прикомандировании тебя в уголовный розыск и направление возьмешь на медкомиссию, а потом к начальнику розыска, он для тебя, по старой памяти, хорошее место подготовил. Начальник розыска, при моем появлении в кабинете, молча вышел из-за стола, сделав рукой знак, чтобы я следовал за ним. Наш путь закончился в самом дальнем кабинете по коридору. За одним из столов в тесном помещении сидел невысокий, худой и чернявый паренек моих лет, задумчиво смоливший сигарету. При нашем появлении парень ловко кинул окурок в распахнутое окно и вскочил. — Вот, знакомьтесь. Павел Громов, из ППС переведен. Павел Шихман, младший оперуполномоченный. Линия ваша по раскрытию преступлений в жилищах граждан — квартирные разбои, грабежи и кражи. На днях дам вам старшего опера, он вас научит работать. — Павел — черные, казацкие усы начальника повернулись ко мне: — в компьютерах разбираешься? — Пользоваться умею.