– Людьми, – ответил Михаил. – А… – Я остановился возле участка. – Ты считаешь себя человеком? – Одной из трёх разновидностей. Люди. Восставшие. Кваzи. – Восставшие, на твой взгляд, тоже люди? Михаил заколебался, прежде чем ответить. – Промежуточный этап. Куколка. У насекомых это обычное дело – личинка, куколка, взрослая особь – имаго. Можно найти много параллелей. Личинки обычно хищники, имаго – часто вегетарианцы. – А восставшие – куколки? – Это грубое сравнение. – Не поспоришь. – Я вылез из машины. Михаил, придерживая шляпу, следом. – То есть ты против убийства восставших? – Я вообще против убийств, – ответил Михаил. – Кого бы то ни было. Только если нет иного выхода. – Стая восставших идёт на человека. Твои действия? – Я их остановлю. – Их много. Даже кваzи не могут управлять большой толпой. Стая идёт на человека, у тебя пулемёт, твои действия? – По ситуации. – Михаил повернулся и пошёл в участок. Я пошёл следом. Всё-таки он нежить, и забывать об этом нельзя. В помещении было прохладно – жара сегодня упала, а кондиционеры, похоже, отрегулировать никто не спешил, так и работали на полную мощность. Народа оказалось не много. Две заплаканные тётки делились с молодым лейтенантом из дежурной части своими бедами. Судя по лицу лейтенанта, ему эти беды казались не огромными и неслыханными, а мелкими и банальными. Ирина из регистрационно-разрешительной оформляла какие-то бумаги худощавому мужчине интеллигентного вида. Наверное, выписывала разрешение на очень большую и страшную пушку. – У тебя ведь есть свой кабинет? – спросил Михаил. – Да, разумеется… – Я покрутил головой. – Вон там. Дверь заедала и открылась с трудом. Через маленькое окошко с трудом проникал свет с улицы, я щёлкнул выключателем, с недовольным гудением загорелись старые люминесцентные лампы. Я сел за стол, Михаил напротив. Кабинет сразу оказался полон. Кваzи провёл пальцем по столу, посмотрел на палец, покачал головой. Спросил: – Как подполковник Даулетдинова тебя терпит? – Я хорошо работаю, – сказал я. – А бумажками занимаюсь два раза в месяц. Ну или раз. От рассвета до заката. А у тебя был кабинет в Питере? – Вроде бы был, – сказал Михаил. – Но у нас… у нас всё по-другому. – Вы ухитряетесь обходиться без многих официальных структур, – кивнул я. – Как? – Мы все знаем свою цель и своё место. Дверь хлопнула, заглянул Александр – пожилой майор из следственного. Сказал: – Дуй-ка к царице, дознаватель. – Что стряслось? – насторожился я. – Много будешь знать… – туманно ответил он. Скорее всего, сам не знал. Видимо, сидел у подполковника, когда той вздумалось меня вызвать, а то с чего бы оказался на побегушках. – Яволь, – сказал я. Александр был немец, чьи предки переехали в Россию ещё во времена Петра Великого. – Вазелин готовь, – посоветовал Александр и закрыл дверь. Кажется, он все-таки что-то знал. – Почему царица? – спросил Михаил. – Потому что Шамаханская. – Но она же Даулетдинова! Я развёл руками. Кто может предсказать, как и откуда возьмётся прозвище? Да никто. – А зачем вазелин? Я посмотрел на Михаила с подозрением. – Нет, я понимаю смысл выражения, – успокоил он меня. – Но, во-первых, твой начальник – женщина, поэтому смысл меняется на совершенно противоположный… – То, что она женщина, не помешает ей употребить меня и с вазелином, и без вазелина, – вздохнул я, вставая. – Во-вторых, вчера и сегодня ты хорошо поработал и к тебе не должно быть претензий… – Михаил! – с чувством сказал я. – Претензий ко мне не будет, когда я помру. Да и то, только если не восстану. – Я иду с тобой, – решил кваzи. Спорить я не стал. Выйдя из кабинета, я запер дверь, и мы отправились к царице. При виде кваzи она погрустнела. – Я вас не вызывала, Михаил Иванович. Вы можете пока… отдохнуть? Положение кваzи в нашем отделении, без сомнения, было очень туманным и плохо регламентированным. Похоже было, что Даулетдиновой позвонили сверху. Причём с самого верху. И велели назначить Михаила мне в напарники и оказать всяческое содействие. Любопытно! – Спасибо, Амина Идрисовна, – вежливо сказал он. – Но мне было бы очень полезно понаблюдать за тем, как идёт работа с личным составом. Видимо, против этого Даулетдиновой возразить было нечего. – Денис, кто вчера производил досмотр задержанной Виктории Томилиной? Прежде чем я прокрутил в памяти вчерашний вечер и пришёл к неутешительному выводу, что мы вообще не проводили досмотр задержанной, сдав её на руки опергруппе «как есть», кваzи сказал: – Я её осмотрел, Амина Идрисовна. – Что у неё было с собой? – Ничего, – невозмутимо ответил Михаил. – На ней был обтягивающий деловой костюм. Женщины редко носят что-то в карманах, для этого есть сумочки. Подполковник непроизвольно бросила взгляд на шкаф, где, вероятно, и стояла её сумочка. – В ушах серёжки, серебряные, в виде листиков. На шее цепочка с медальоном, тоже листок, очевидно – комплект. На правой руке обручальное кольцо, белое золото с маленьким бриллиантом, примерно одна десятая карата, но чистой воды. На левой руке браслет с подвесками, серебро и кристаллы Сваровски. Всё. – Вы очень наблюдательны, – похвалила его Даулетдинова. – Мужчины редко так хорошо запоминают украшения. Она явно была растеряна, кваzи выбил у неё почву из-под ног. – Что-то случилось? – поинтересовался Михаил. – Она сбежала. – Как – сбежала? – воскликнул я. Михаил молчал, ожидая продолжения. – Когда её привезли для оформления в изолятор временного содержания, оказалось, что наручники у неё сняты. Она сбила с ног наряд и убежала. – Расстёгнуты? – спросил Михаил. Даулетдинова нахмурилась. Взяла со стола какой-то листок, прочитала. – Нет… да… Сняты, и лежали на полу машины. Нет, не расстёгнуты. – Кваzи могут вытащить руки из любых наручников, – сказал Михаил. – Надо всего лишь сломать кости. Это больно, требует времени на восстановление, но возможно. Патрульные не читали инструкцию по перевозке задержанных кваzи?