– Не совсем. Она была навязчивой и сама ко мне пришла. Да и после того случая на крыше чисто интуитивно я знал, что с ней что-то нечисто, – на полном серьезе сказал Алекс и, немного помолчав, уже с улыбкой добавил: – но я не жалуюсь, она же далеко не уродина. – Она убила Дженни! Алекс вскинул брови, и Ника поняла, что ее аргумент притянут за уши. Если отбросить все особые обстоятельства, они с Маркелом были не лучше Блодвинг. When you feel my heat, look into my eyes. It’s where my demons hide, It’s where my demons hide. Don’t get too close, it’s dark inside. It’s where my demons hide…[13] – Сегодня я впервые за долгое время не чувствую той необъяснимой ярости по отношению к тебе, – сказал Алекс. Его взгляд скользнул вверх – к веточке омелы, одиноко свисающей с потолка на краю танцпола. Он нежно коснулся ее щеки и осторожно убрал за ухо спадающие на лицо пряди. Взгляд его был требовательным, как будто просил разрешения. – Не надо, – выдохнула Ника. Внутри все скрутило в жгуты, и сердце буквально молило сдаться. – Пожалуйста. – Жуть как хочется, – прошептал Алекс. Зрачки в изумрудных глазах расширились и бешено пульсировали. Что-то внутри проснулось и яростно забилось в груди. Ника вновь почувствовала страх и желание убежать, но сейчас, наравне с этим необъяснимым порывом, ей так же безумно захотелось поддаться соблазну. Алекс наклонился к ней, и его губы замерли в нескольких миллиметрах от ее губ. И вдруг он неожиданно издал слабый стон сожаления и мягко поцеловал ее в лоб, а затем крепко прижал к себе. – В какое же дерьмо я вляпался… С губ Ники сорвался нервный смешок, и она ответила на его объятия, опустив голову на грудь. В затихающий бит песни ворвался неистовый стук его сердца, и Ника закрыла глаза, позволяя себе раствориться в странном, чуждом ей волнении. Пусть всего лишь на мгновение. – Ты нравишься мне, – вдруг сказал Алекс, отстранившись и посмотрев ей в глаза. Уголки его губ дернулись вверх. – О-очень нравишься. И мне будет чертовски сложно просто дружить. И иногда меня может заносить. И тебе придется самой держать дистанцию. – Мне самой придется держать границу, все просто, – повторила Ника. – Но я не расстроюсь, если ты передумаешь. – Я буду держать дистанцию. Стамерфильд прожил еще пятнадцать лет. Поговаривают, что он свел счеты с жизнью и сделал бы это значительно раньше, если бы не сын. Преемник, которого Стамерфильд растил за закрытыми дверьми. Бессонными ночами, играя на флейте под луной, я видел, как молодой наследник прогуливался вдалеке в компании Джей Фо – единственного существа, которому Стамерфильд мог вверить безопасность своего сына. Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение Стамерфильдам Глава 16. Что нужно человеческой душе Колледж Корпус-Кристи Кембриджского университета Февраль 2017 года – Все, что вы рассказали мне, очень впечатляет, – задумчиво разглаживая седую бороду, произнес профессор Самартин. – Не думал, что при жизни узнаю, что этот народ все еще существует. – И я удивился, – кивнул Алекс. – Но сомнений нет: на ее теле татуировка, и убитая девочка, о которой я говорил, стерта из памяти всех моих одноклассников. Правда, почему эта магия не подействовала на меня – большой вопрос. Профессор снял прямоугольные очки, протер их салфеткой и вновь водрузил на нос. Так неспешно, что в другой раз это бы вызвало раздражение, но Алекс знал: чем медленнее тот двигался, тем усерднее думал. Алекс откинулся на спинку кресла и терпеливо уставился на профессора. Самартин был выходцем из Небесных земель, но лет двадцать назад принял решение перебраться в этот мир и посвятить себя обучению студентов древним языкам и мифологии. Алекс иногда обращался к нему за исторической справкой, ведь знания профессора в области миров были колоссальными! – Что ты хочешь знать? – наконец спросил Самартин. – Степень их опасности, – сразу же ответил Алекс. – На моей земле мало сведений о безликих. А я лишь знаю, что эти существа могут превращаться только в тех людей, кого лично лишили жизни. – Это не совсем так, – покачал головой профессор. Мужчина поднялся из кресла и, сложив руки за спиной, подошел к веерному окну. Солнечный свет заливал его морщинистое лицо, и Алекс в который раз поймал себя на мысли, что Самартин никакой не преподаватель, а самый настоящий волшебник. – Безликие рождаются без важных для нас частей лица – с белыми зрачками и полным отсутствием рта. По природе своей они слепы, и в первые годы выживать им помогают инстинкты. – Как же они питаются? – На внутренних сторонах ладоней у них особые отметины. – Самартин продемонстрировал свою руку и ткнул пальцем в середину ладони. – Когда существо голодно, отметины раскрываются и всасывают пищу. Поэтому по большей части безликие – вегетарианцы. Алекс не сдержал усмешку, и Самартин улыбнулся. – Почти в каждом из своих источников я находил намеки на их нравственность и чистоту. Да, природой им дано убить и получить обычную жизнь, но лишить жизни другого человека ради собственного успокоения – это грех. А они не греховны. – Это не показатель. В этом мире среди преступников полно якобы истинно верующих. – Да, – охотно кивнул профессор. – Но знаешь, в чем разница между обычными людьми и магическим народом? Вторые слишком рьяно отстаивают свое право быть частью всех миров, и традиции для них – это далеко не пустые слова и маски. Однако, – Самартин одернул клетчатый пиджак и вновь опустился в кресло, – за несколько столетий, в течение которых безликие исчезали с радаров магических исследователей, все могло измениться. Убив впервые, существо получает возможность принимать облик своей жертвы, и только. Но чем больше таких грехов в его портфеле, тем вариативнее может быть их внешность. – То есть, убивая снова и снова, они как бы прокачивают свои навыки? И могут уже превращаться не только в тех, кого убили? – Все верно. Их тело становится гибким, а так как первородные инстинкты у этого народа развиты сильнее, мысль может заставить конечности обретать любую желаемую форму. Вот это поворот. Может, безликим не чужды любовь и симпатия, и, может, Блодвинг действительно прониклась к нему чувствами, но это вряд ли что-то меняет. Ада – убийца, и один бог знает, где проходят границы ее так называемой греховности. Убила ли она только Дженни или успела добраться до кого-то еще? Что ей понадобилось в Лондоне, в пансионе, в год, когда там каким-то чудесным образом оказались наследники обеих земель? Алекс хоть и заверял Нику, что беспокоиться не о чем, но сам все время думал об этом. Блодвинг была опасна, и, возможно, куда опаснее, чем он мог предположить. – Я бы хотел обсудить эту тему со своими студентами, – сказал профессор. – Иногда в процессе дискуссии они выдают такие фантастические мысли, на которые мой преподавательский ум в силу скепсиса и ограничений давно уже не способен. – Легко рассуждать свободно о том, что ты считаешь выдумкой, – предположил Алекс и потянулся к своему портфелю. Профессор одобрительно кивнул. – Значит, мои труды не пропадут даром и вам это может пригодиться. – Алекс извлек увесистую картонную папку и протянул Самартину. – Набросал вечером. В ней лежали монохромные карандашные рисунки девушки-безликой. На одном – существо в своем истинном воплощении, безротое и слепое, на других – последовательность его превращений в другого человека. На деле Алекс не видел, как это происходит, поэтому подключил фантазию. Профессор восхищенно перебирал рисунки, к некоторым наклонялся ближе, желая лучше рассмотреть детали. – Божественно, – воскликнул он, и его старческие глаза просияли. – Александр, вы талантливый человек, давно вам это говорил. – Спасибо, – улыбнулся Алекс. – Это меньшее, что я могу сделать для вас за бесценные знания. Самартин посмотрел на парня, и его лицо вновь стало серьезным: – Мне бы очень не хотелось, чтобы terra погубила вас с сестрой. Вам предоставлена такая богатая жизнь. Вас всегда тянуло к искусству, к знаниям, вы вполне могли бы добиться колоссальных успехов без жертв и кровопролитий! Поздно, профессор. Я всё просрал. Алекс грустно усмехнулся и в который раз невольно представил себя сидящим здесь, в этом старинном, отделанном деревом кабинете, вместе с профессором, и всего лишь на мгновение этот образ стал таким реальным… Раньше он любил приезжать в Кембридж за несколько часов до назначенного времени, мечтательно бродить среди исторических корпусов, наслаждаться свежим воздухом, болтать со студентами о том о сем и погружаться в эту удивительную многовековую атмосферу знаний. И всякий раз, пусть и ненадолго, но Алекс становился частью этого завораживающего мира. Он хотел учиться архитектуре, читать лекции, ночами корпеть над чертежами старинных зданий, самому создавать историю. Эти мысли манили его со страшной силой с первых дней знакомства с Кембриджем и сейчас вновь тяжелым грузом оседали в голове. Если бы он только мог родиться в другой семье… Самартин некоторое время смотрел на Алекса, и в его глазах ясно читались грусть и понимание. Затем он снова обратился к папке и выудил из ее недр рисунок, отличавшийся от остальных: на нем была изображена обнаженная девушка, повернутая к зрителю спиной; ее волосы были перекинуты через плечи вперед, являя взору стройную, тщательно прорисованную спину, покрытую глубокими увечьями. Самартин вопросительно посмотрел на Алекса. – Пытался визуализировать еще один вопрос, которым задаюсь на протяжении последних недель, – объяснил Алекс. – Вы можете с потусторонней точки зрения интерпретировать феномен шизофрении? – Речь идет о множественных личностях? – В голосе профессора скользнуло удивление. – Возможно… Не знаю наверняка. Вот ты общаешься с человеком, и тебе кажется, что ты все время видишь его другим. Точнее, – Алекс запнулся, пытаясь тщательнее подобрать слова, чтобы не путать профессора, – вот смотришь на него: тело одно, жесты те же, а все равно ощущение, что перед тобой каждый раз кто-то другой. Я сначала так и думал, что это шизофрения, но человек по большей части нормальный, и он тоже из другого мира. Вот я и решил, а вдруг есть какое-то магическое объяснение… – Одержимость – двойственная душа, – предположил профессор, скрещивая руки в замок на столе. – Когда кто-то овладевает твоим телом, как… как… – Алекс растерянно забегал взглядом по стенам кабинета в поисках подсказки, – как призрак? – Отчасти, – улыбнулся Самартин. – Зачем душе оставаться на земле после потери тела? – Чтобы закончить дела? – неуверенно предположил Алекс. А что он еще мог сказать? В культуре этого мира именно так все и объясняется. – Верно. В таком случае душа может вселиться в тело новорожденного, потому что на ранних стадиях жизни ей проще вытеснить из него его настоящую душу. А иногда младенцы рождаются и вовсе без души. В таком случае душа с незаконченными делами полностью становится владельцем нового тела. Человек растет, и она непосредственно влияет на его жизненный путь. – Но я все равно не понимаю, как тогда возникает эта двойственность. Профессор вздохнул и поверх очков посмотрел на Алекса: – Могу лишь предположить, и, скорее всего, мое предположение окажется единственным логическим объяснением: человек, о котором ты говоришь, каким-то образом впустил в себя вторую душу на той стадии развития, когда его собственная душа окрепла и получила некое становление. Просто душа-гость – назовем ее так – не смогла вытеснить законного владельца тела.