На лбу вождя пролетарской революции кто-то алой помадой нарисовал растянутую вширь букву «И» с короткой вертикальной черточкой посредине косой линии. – Мерзкая история! Ставлю десять против одного, что это тоже руна. Нам, Вадим Алексеевич, надо где-то каталог рун достать, будем ребусы разгадывать. Прошлая руна означала – «умер», а это что значит, ума не приложу. – Эта руна значит, что нам надо опять представителей КГБ вызывать. – Казачков от злости сплюнул на пол, матерно выругался. – Твое видение происшедшего? – Некто вошел сюда с метательным ножом в руках. Паксеев поднялся в кресле. Некто метнул нож и попал ему прямо в сердце. Потом убийца нарисовал руну на самом видном месте и ушел. Что у нас говорит вахтерша, кто сюда поднимался сегодня? – Андрей, у тебя с этой немкой контакт налажен, иди расспроси ее, что к чему, а я пошел руководство поднимать. Ты, кстати, всю картошку успел выкопать? – Осталось немного, без меня справятся. – Представь, я как чувствовал: в этом году вначале всю картошку подкопал, потом только собирать начали. Если бы послушался жену, сейчас бы у меня сотки три неподкопанные остались. Ты, когда женишься, никогда жену не слушай. Решил подкапывать – подкапывай! Мы спустились в фойе, я отозвал вахтершу в сторону. – Кристина Эрнестовна, мы с вами снова встречаемся по неприятному поводу. Что здесь произошло? Кто поднимался наверх, кто входил-выходил из ДК? – Истинный крест, Андрей Николаевич, – вахтерша украдкой перекрестилась, – одна уборщица Инга за весь день наверх поднималась. Все же картошку копают, никого в поселке не осталось. Голубев, говорят, приказал всех, кто без дела будет по улицам шляться, хватать и на пятнадцать суток сажать. Детишки хотели утром зайти, я их не пустила. – Дежурные электрики, сантехники – что, никто на работу не приходил? – Всех Дегтярев на картошку отпустил. Инга-то пришла, – вахтерша перешла на шепот, – сам понимаешь, она же не по работе в ДК заявилась, а с полюбовничком своим повидаться, пока никто не мешает. Ребеночка соседке своей, бабке Маше, скинула и бегом сюда, к Паксееву, а он мертвый лежит! Что за бесстыдство у людей: что на кровати, что на столе… – Вернемся к Инге. – Я не дал старушке развить морализаторскую тему. – Она пришла, поздоровалась, поднялась наверх и тут же вниз сбежала, глазищи выпучила, толком сказать ничего не может, трясется вся, как алкаш с похмелья. Я ей воды дала, она в себя пришла и говорит: «Убили Юрия Иосифовича, у него нож из груди торчит». Я даже проверять не стала, тут же в милицию позвонила. – Паксеев когда в ДК пришел? – Минут за сорок до Инги. Зашел, говорит: «Я поработаю сегодня в кабинете, всю картошку накануне выкопал». У него же все в огороде высажено, втроем они за неделю, по вечерам, все уберут. – Втроем – это кто: он, жена и дочка? – Жена у него с дочкой копают, а он так, ведра носит да руководит. – А кем у него дочь работает? – Да, считай, никем. Он ее в райисполкоме письмоносцем оформил. Придет с утра, чай попьет в секретариате – и домой. Она же у него немного того, с приветом. – Вахтерша для выразительности постучала себя согнутым указательным пальцем по голове. – Ее и замуж поэтому никто не берет, а учителю он отказал. – Учитель сватался к его дочери? Забавно. Давно это было? – Года три назад. Паксеев сказал тогда: «Ты моим зятем станешь только через мой труп». А ребеночек-то у Нели от него, от учителя. Сколько скандалу было с этим ребеночком, хоть святых выноси! В суд друг на друга подавали, в милицию заявления писали, а потом, видишь, как все повернулось – он на ней жениться решил, а вся родня против. Мол, раньше надо было думать, а не теперь, когда мальчик подрос и в школу собирается. – Кристина Эрнестовна, скоро сюда примчатся сыщики из КГБ и будут вам задавать те же вопросы, что и я… – В прошлый раз они меня всю ночь пытали, – не дала мне договорить вахтерша, – стращали, мол, если узнаем, что ты нам соврала, то на десять лет в зону упакуем. А чего меня стращать, я пуганая ворона, только не каждого боюсь. Если мне десятку отвесят, то я уж из колонии живой не ворочусь. – Я ведь не об этом начал говорить. Кристина Эрнестовна, вы запомните главное: они все покрутятся здесь и уедут, а я останусь. Я-то вам верю. – Тестя ты из тюрьмы вытащил? – Она опять перешла на шепот. – Сам вышел. – Дай тебе Бог, Андрей Николаевич, здоровья, порядочный ты человек. – Кстати, о Боге. Все никак не могу спросить: вы, немцы, кто по вероисповеданию? – Христиане, кто же еще. – Старушка так искренне удивилась, словно я спросил, женщина она или мужчина. – Понятно, что христиане. Я имею в виду, вы к какой конфессии христианства относитесь: католики, лютеране, протестанты? – Христиане мы, Андрей Николаевич, а никакие не католики. Иисус Христос – наш Бог. – Все понятно. В фойе вошли Гордеев и Казачков. – Что она говорит? – Гордеев кивнул в сторону вахтерши. – Никто, кроме Сурковой, на второй этаж не поднимался, – ответил я. – Нам надо еще раз поискать, откуда убийца мог проникнуть на второй этаж. Если он не ниндзя и не умеет летать, то остается один путь – с крыши. – Кто такой ниндзя? – поинтересовался начальник угро. – Средневековый японский наемник-убийца, умеющий взбираться по отвесным стенам. – Идите наверх, чего встали? – с лету подхватил мою инициативу Гордеев. – Гостей я сам встречу. Я, Казачков и Горшков поднялись на второй этаж, обошли обе галереи и обнаружили, что в левом крыле, рядом с кабинетом директора ДК, на люке на чердак нет замка. – Полезем? – с сомнением спросил Горшков. – Как полезем, без ствола? – воспротивился я. – А если этот хрен там сидит, нас с ножом поджидает? – Витя, сгоняй вниз, найди Кускова, он сегодня дежурит, должен быть с оружием. Если у него ствола нет, то я ему даю пять минут сбегать в райотдел и вернуться сюда с пистолетом. Горшков и Кусков вернулись вместе. На удивление – дежурный инспектор уголовного розыска сегодня был вооружен. Обычно в Верх-Иланске милиционеры оружие на дежурство не получают. Поселок спокойный, зачем зря пистолет с собой таскать? Его ведь потом чистить надо. Опять-таки, стрельнешь где-нибудь в критической ситуации, потом не отпишешься. От пистолета в милиции больше проблем, чем практической пользы. – Первым полезу я, – решил Казачков. – Дай-ка сюда пушку. Он забрал у Кускова «ПМ», передернул затвор и полез по приставной металлической лестнице вверх. Плечом поднял крышку люка. На чердаке ДК было темно. На улице еще только смеркалось, а на чердаке Дома культуры уже наступила темнота. «Если там ниндзя спрятался (на кой черт я его помянул?), то сейчас как даст мечом наотмашь, так голова Казачкова и запрыгает по полу. Кровища как брызнет, обезглавленное туловище рухнет… Что за чушь мне в голову лезет? Какие еще ниндзя в Верх-Иланске?» – Фонарик бы надо, – сказал Горшков. Начальник уголовного розыска скрылся из вида. Я полез следом за ним. Не успел я подняться на пару перекладин, как Казачков закричал: – Стой, стой, сволочь! Стой, стрелять буду! «Бах, бах, бах!» – грянули выстрелы. Я буквально впрыгнул на чердак. Влетел туда, как кошка на дерево. Вокруг была темнота хоть глаз коли. В дальнем углу крыши пробивался тусклый уличный свет. Это Казачков прострелил шифер. Сам он стоял у лаза в люк, прислушивался. – Андрюха, там ведь человек был, – прошептал он. – Не пойму, я подстрелил его или нет? У нас за спиной кто-то зашуршал по керамзиту, которым был отсыпан пол чердака. У меня по спине побежали мурашки. Мерзко это – стоять в темноте, когда у тебя за спиной кто-то ходит. Может, с ножом, а может, с топором к тебе подкрадывается. – Уходим вниз, – предложил я. – Без освещения нам тут делать нечего. В той стороне, где кто-то шуршал керамзитом, вспыхнули и погасли кошачьи глаза. – Иди первый, – скомандовал Казачков. Один за другим мы вернулись на исходную позицию. – Что там? – встревоженно спросили Горшков и Кусков. – Хрен его знает, что там! – огрызнулся начальник угро. – Значит, так. Кусков, беги в РОВД и получи пистолеты на меня и на Лаптева. Если дежурный начнет требовать карточки-заместители, передай ему, что я приду и такие карточки ему задам, что он забудет, как маму родную звали. Витя, найди электрика. Без света на крыше делать нечего. Там темно, как у негра в заднице. – Человек, в которого вы стреляли, все еще там? – посматривая на люк, спросил Горшков. Казачков ответил таким матом, что ему позавидовали бы все сапожники Советского Союза. Витя, понявший, что зря лезет с расспросами, умчался вниз. Вместо него на этаж поднялся Гордеев. – Андрей, у тебя тесть картошку собрал? – спросил начальник РОВД. – Я Горшкова за ним отправил. – Он что, единственный электрик в поселке? – Не умничай, мать твою! Списки работников ДК у Дегтярева, а он дома сидит. Пока мы его сюда вывезем, проще за твоим тестем сгонять. Вадим, ты попал в кого или нет? Там мертвец наверху не валяется? – Хрен там валяется, кверху днищем! – Казачков снова смачно выругался. – Откуда я знаю, есть там кто или нет? Я залез, слышу, кто-то в дальний угол убегает. Крикнул: «Стоять!» – а он не остановился. Я наугад шмальнул по нему, не знаю, зацепил или нет. – Если там какой-нибудь бомж прятался, мы вовек не отпишемся! – Откуда бомж возьмется в ДК? Что он здесь есть будет? На крыше раздалось хлопанье голубиных крыльев, шуршание, возня, громкое кошачье мяуканье. Неожиданно сверху на пол из люка упали два камушка керамзита и кто-то отчетливо сказал: «Угу!»