Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 2 из 45 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вперед! – скомандовал Казачков. – Лишних вопросов не задавать, в перестрелку с диверсантами не вступать. Поняв, за что наказан, опер полез в воду. Через пару минут, перейдя реку вброд, он выбрался на противоположный берег, поднялся на обрыв и скрылся из виду. – Лаптев, – обратился начальник милиции ко мне, – ты парень городской, язык у тебя хорошо подвешен, как не опростоволоситься с областными тузами, знаешь. Останешься с Казачковым, будете у опоры моста прохаживаться, с умным видом следы преступления искать. Остальные, за мной! Будем подворный обход в деревне делать. Мы с начальником уголовного розыска пошли вдоль берега реки, у опоры остановились. – Смотри, кто-то свастику нарисовал, – сказал Казачков, указывая на среднюю опору. – Не имеет ли она отношения к взрыву? – Ага, – с ехидцей согласился я, – в свастике вся суть. Только я вижу под ней надпись: «Манька шлюха!» – а у самого верха опоры кто-то слово из трех букв зеленой краской написал. На веревке человек спускался, шею свернуть рисковал, а все ради чего? Ради одного-единственного слова, в которое вложен яростный порыв бесшабашной русской души. – Зря ты так, – не то шутя, не то нравоучительно возразил Казачков. – Все может иметь отношение к делу. – Бесспорно! – подражая тону начальника, согласился я. – Пришел Манькин ухажер, прочитал, что про его зазнобу пишут, и взорвал опору. Ночью динамит заложил и рванул. – Но кто-то же взорвал мост! – логично возразил мой начальник. – Какой-то смысл в его действиях был. Это же не курицу у соседки украсть, тут надо специальные познания иметь. Возьми меня – я не знаю, с какого конца детонатор в тол вставлять. – Я тоже не знаю, – с сожалением вздохнул я. – Мне все время интересно, зачем люди с краской идут пешком за много километров, чтобы на заброшенном здании или тут, на мосту, намалевать пару слов. Кто их читать будет? – В поселке на стенах матерки писать не станешь, а здесь – в самый раз! Казачков призадумался, достал сигарету, закурил. – Я, кажется, знаю, про какую Маньку речь идет, – осторожно предположил он. – Она в соседней деревне живет, смазливая такая, глазки черные, как два уголька. Замужем. Не знал, черт возьми, что она, оказывается, вертихвостка. Про порядочную женщину такого не напишут! На полном ходу с противоположного берега в воду влетел армейский «Урал». Подняв фонтаны воды, грузовик пересек реку и, не останавливаясь, взобрался на крутой косогор. Через минуту к нам спустился приехавший на грузовике Мыльников. – Туфта полная! – размахивая руками, затараторил он. – Мужик из деревни пошел на болото уток пострелять, все утро в засаде просидел, ни одного выстрела не сделал. Идет назад, а ему навстречу солдаты с автоматами. Мужик от страха нажал на курок, пальнул в землю, тут и началось! Но это еще не все! Наш, верх-иланский, молоковоз мимо проезжал. Водитель с экспедиторшей решили в кустах прилечь, поразвлечься, а тут – солдаты! Подняли их, прикладами в свой грузовик загнали. – Куражатся солдатики, – сказал я. – В казарме скучно сидеть, а тут такое бесплатное развлечение! Будет что после дембеля вспомнить. – Ты вот что, – обратился к Мыльникову начальник уголовного розыска, – беги в деревню, доложи обо всем Гордееву. Молоковоз надо на завод гнать, а то молоко пропадет. – Почему опять мне? – запротестовал опер. – Я вымок весь, туфли разъехались. На мне места живого нет, и мне же в деревню бежать? – А кто побежит, я, что ли? – наехал на опера Казачков. – Лаптев не местный, пока он деревню найдет, все молоко скиснет. Шуруй к Гордееву, умник хренов! Матерясь через слово, опер полез на край обрыва. Не успел он скрыться из виду, как со стороны леса раздался оглушительный рокот и свист лопастей, рассекающих воздух. Медленно и величественно над нашими головами прошел военный вертолет «Ми-8». Сделав круг над мостом, он застыл на одном месте, круто развернулся и умчался прочь. Стоило ли прилетать ради пары минут у взорванного объекта? – В первый раз в наших краях вертолет вижу, – заметил Казачков. Я хотел сказать, что в городе вертолеты тоже не каждый день летают, но заметил людей на мосту и промолчал. – Это кто такие? – удивился Казачков. – Уверенно идут. Ремонтники, что ли? Да нет, не похоже. Трое мужчин по уцелевшему пролету дошли до взорванной опоры, осмотрели ее, сфотографировали и тем же путем вернулись назад. Через полчаса нам скомандовали: «Отбой». Так ничего и не поняв в ночном происшествии, мы снялись с места и уехали в поселок. Правда до нас дошла через неделю. Оказывается, взрыв моста был отголоском давних военных лет. В 1941 году, во время летнего наступления, немцы уверенно захватывали автомобильные и железнодорожные мосты. Ни один из них не был заминирован. Проанализировав результаты поражения, Генеральный штаб РККА издал приказ о минировании всех мостов на опасных направлениях. Каким-то образом в разнарядку попал мост через речушку Иланку, протекающую в глухой сибирской провинции. Заминировать-то мост заминировали, а снять взрывчатку позабыли. Прошло много лет, оплетка на контактах взрывателя рассохлась и опала, оголив провода. По мосту пронесся случайный тепловоз, взрыватель вздрогнул, контакты соединились, и детонатор сработал. Удивительное дело: аккумулятор, гарантийный срок которого не превышал одного года, оставался в рабочем состоянии больше сорока лет! С тех пор, проезжая по любому мосту через реку, я невольно шепчу про себя: «Спокойнее! После взрыва на Иланке все мосты в стране проверили. Бояться не надо. Никаких мин тут нет!» Мой второй рабочий день в Верх-Иланском РОВД выдался насыщенным и ярким. После него потянулись серые однообразные будни. 2 В понедельник, 29 августа 1983 года, меня вызвал Гордеев. За приставным столиком у него сидели замполит отдела Зайцев и мой непосредственный шеф Казачков. – Как жизнь, как настроение? – Гордеев жестом предложил мне сесть напротив замполита. – Интересно, – усмехнулся я, – кто-нибудь у Ленина спрашивал в Шушенском, как у него дела?
– Оставь Ленина в покое, – автоматически пресек дальнейшее развитие темы замполит. – Так всегда! Стоит мне провести параллель между Верх-Иланском и Шушенским, как мне тут же затыкают рот. – Я вижу, ты стал веселее, чем в первые дни. – Гордеев достал сигареты, закурил. – В первые дни меня глодала вселенская тоска. Скажу вам честно, я никогда себя так плохо не чувствовал, как два месяца назад. Это был просто ужас! Тоска, ностальгия по городу, по высоким домам, по асфальтированным улицам, по трамваям, по киоскам «Союзпечати». Тогда я для себя решил, что если в первый год не сопьюсь и не сойду с ума, то буду считать, что я с честью выдержал самое суровое испытание в моей жизни. – Что-то я не замечал, чтобы ты приходил на работу с похмелья, – серьезно заметил Казачков. – Я в городе жил в рабочем общежитии. Там каждый выходной – пьянка до потолка. Если бы я имел тягу к спиртному, я бы там спился. Поводов выпить в общежитии – предостаточно. Кстати, я тут, в ссылке, оказался из-за показаний одного алкоголика на кадровой комиссии областного УВД. – Что ты постоянно бравируешь ссылкой! – раздраженно бросил замполит. – Никто тебя никуда не ссылал, тебя просто перевели на новое место работы[1]. – Семен Григорьевич свидетель, как меня «переводили»! Со мной на кадровой был мой друг, самый опытный инспектор уголовного розыска в нашем райотделе. Так вот, его «перевели» на гражданку. По собственному желанию. У нас выбора не было. – Жестко с вами поступили, ничего не скажешь! – подтвердил Гордеев. – Честно вам скажу, – как пылкий комсомолец, я прижал правую ладонь к сердцу, – если бы мне предложили остаться инспектором ОУР в городе или перевестись сюда начальником РОВД, я бы выбрал город. Поймите меня правильно – я родился и вырос в городе. Я всегда буду в сельской местности инородным телом. Я сижу иной раз, слушаю, как коллеги обсуждают, что в магазине нет сахара варенье варить, и мне дико становится. Я не ем варенье. Мне не нужно ведро смородины. Я никогда в жизни, по доброй воле, не стану обрезать усы у клубники. Я не понимаю смысла: зачем в огороде делать компостную кучу, если в каждом дворе есть корова? – Оставим сельскохозяйственную тему, – предложил замполит. – Как ты устроился на новом месте? С соседями познакомился? – Леонид Павлович! Я в школе милиции четыре года на казарменном положении прожил. Для меня комната в бараке – вполне сносное жилье. Тем более у моей комнаты отдельный выход на улицу. Даже крылечко есть. – Ты еще палисадник под окнами не разбил? – засмеялся Казачков. – Ни-за-что! Пусть под моими окнами растут сорняки. Я поклонник дикой природы. Растет у меня за окном хрен – пусть растет! Его поливать не надо. Осенью выкопаю и съем. – Жениться еще не надумал? – по интонации начальника я понял, что это был последний вопрос на отвлеченную тему. Дальше должен последовать серьезный разговор. – Не на ком! Как полюблю какую-нибудь доярку, так предложу ей руку и сердце. – Что скажешь нам насчет гражданки Сурковой? – уже серьезно спросил Гордеев. – Гражданка Суркова Инга Михайловна, 1956 года рождения, уроженка Красноярского края… вы про нее спрашиваете? – Продолжай, – велел Гордеев. – Я не знаю, что про нее рассказывать. Я жил с ней в одном общежитии, у нас были общие знакомые. Или вас интересуют ее отношения с покойным начальником Заводского РОВД Вьюгиным?[2] – Она за что судима? – спросил замполит. – Она не судима, я проверял. – А как же все эти наколки? – Замполит провел у себя перед глазами. – Инга в тринадцать лет убила свою мать и до совершеннолетия была изолирована от общества в спецучилище для девочек-преступниц, которые на момент совершения преступления не достигли возраста привлечения к уголовной ответственности. Все наколки она нанесла в спецучилище. Если вас конкретно интересуют ее веки, то на них наколото «Не буди!». – Какие у нее отношения были с Вьюгиным? – деловым тоном спросил Гордеев. – Через несколько лет после освобождения из спецучилища Инга познакомилась с Вьюгиным и стала его агентом-осведомителем. Ее рабочее дело должно храниться в ИЦ областного УВД. Если хотите, я могу запросить документы из архива и произвести ее повторную вербовку. – Поговаривают, ты у нее не один раз ночевать оставался? – осуждающе спросил замполит. Я через стол перегнулся к замполиту. Разговоры на личные темы всегда выводили меня из равновесия, но в присутствии руководства райотдела я не мог дать волю чувствам. – Леонид Павлович, через гражданку Суркову я собираю сведения о преступном мире поселка Верх-Иланск. Ночью собираю или днем – это никого не касается. – На тебя донос поступил, – вернул меня на место замполит. – Уважаемый человек пишет, так, мол, и так, ваш новый инспектор уголовного розыска спит с бывшей зэчкой. Здесь не город, Андрей Николаевич! Здесь с женщинами надо быть очень осторожным. А с такими, как Суркова, лучше всего общаться в официальной обстановке. – Много он в официальной обстановке наработает! – заступился за меня Казачков. – Работа сыщика в том и состоит, чтобы общаться с преступным элементом на его территории, а не в служебном кабинете. Если Лаптев запросит ее рабочее дело и произведет вербовку Сурковой в установленном порядке, я думаю, что все вопросы к нему должны отпасть сами собой. – Андрей Николаевич, где работает Суркова? – спросил Гордеев. – Полы моет в Доме культуры. – В ДК работают шесть детских секций. – Гордеев призадумался, про себя прикинул перспективы предстоящей вербовки Сурковой. – Ее можно оформить агентом по линии несовершеннолетних, – предложил Казачков. – У нас как раз на этой линии яма получилась – два предыдущих агента сами сели. Я думаю, стоит санкционировать Лаптеву вербовку его знакомой.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!