Это оказался не сам Парамонов, а его подчиненный Сандрыгайло – тощий, как спичка, упорный, как заноза, и в двадцать с небольшим уже плешивый. Он изложил суть дела, извинился и объяснил, что ему надо снять показания. – Я хотел бы взглянуть на ваши документы… Таков порядок… Лёка была последним человеком, который стал бы возражать против существующего порядка, и вручила помощнику свое удостоверение личности со словами «РСФСР» и гербом республики на обложке. Помощник пробежал глазами строки. Фамилия, имя и отчество… Год, месяц, число и место рождения… Место постоянного жительства… Род занятий… Отношение к прохождению обязательной воинской службы (прочерк)… Семейное положение – девица. Серия документа… номер… подпись… печать… «А ничего девица-то», – подумал Сандрыгайло, бросив быстрый взгляд на Лёку, и стал заполнять протокол. – Когда вы видели Александра Ивановича Деревянко в последний раз? Я имею в виду, живым… Лёка с трепетом посмотрела на собеседника. – Мне кажется, я видела его вчера в кафе. Он сидел на веранде… – Что за кафе, как называется? – насторожился Сандрыгайло. – Я не помню… кафе недалеко от набережной… ну вот если идти… – Она попыталась описать, как именно идти, но сразу же запуталась во всевозможных подвохах. – Вывеска там была? – пришел ей на помощь собеседник. – Была, но я не запомнила… – Сколько слов на вывеске? Лёка задумалась. – Кажется, два… – Может, «Красная Ривьера»? – Это заведение располагалось ближе всего от места, где обнаружили труп. – Я не знаю. Не помню… – удрученно пробормотала Лёка. – Оркестр в заведении играл? – Да-да! – Большой оркестр-то? – Нет, там всего несколько музыкантов… Столики круглые, но без скатертей… Мне кажется, в названии был какой-то цветок, – неожиданно объявила Лёка и посмотрела на Сандрыгайло с надеждой. Значит, все-таки не «Красная Ривьера», а «Роза ветров». Сандрыгайло насупился. Сразу же ведь мог сообразить, что помощнику оператора «Красная Ривьера» не по карману. Там приезжие гуляют, у которых денег куры не клюют, всякие нэпманы и их спутницы с громкими голосами и накрашенными лицами. – В котором часу это было? – Ну… – Я понимаю, что точное время вы не запомнили, но хотя бы приблизительно. Когда? – Вечером. Часов в пять, в шесть… – Скажите, а вы не заметили, Деревянко был один? – спросил Сандрыгайло. – Нет. С ним сидел Щелкунов, наш реквизитор, и Пирожков… гример… – Они приехали из Москвы? – Нет, они с местной кинофабрики, – подал голос Вася. – Как и Деревянко, – пробормотал себе под нос Сандрыгайло. – Скажите, барышня, только честно: вы не замечали, может, у них были какие-то конфликты? Я имею в виду, у убитого с теми двумя… – Нет… – потерянно ответила Лёка и даже головой мотнула. – Что вы… какие конфликты… Мы все над одним фильмом работаем… Пирожков и Щелкунов – замечательные люди… Вася слушал ее и хмурился. Ему только сейчас пришло в голову, что Лёка в последнее время стала часто гулять одна и даже не приглашала его с собой. Но тут он посмотрел на ее нежное испуганное личико и устыдился своих подозрений. Конечно, она вся на нервах, потому что съемки сложные, и Винтер не всегда ею доволен… А она честолюбива, хоть и старательно это скрывает… – А вообще у покойного были конфликты с кем-то из членов съемочной группы? – по-деловому рубанул Сандрыгайло. Лёка заколебалась. Вот, к примеру, Эдмунд Адамович пару раз рявкал на помощника, который по мелочи проштрафился – нечетко написал цифры на дощечке, криво установил камеру. Но ведь любому же ясно – из-за таких вещей не убивают. – Например, – Свидригайло быстро глянул лист одного из предыдущих протоколов, – с Голлербухом ссорился? – Вы имеете в виду Володю Голлербаха? – Да, его. – Да нет, с какой стати… – А вот, к примеру, художник ваш, Усольцев? Или Лавочкин. Умора какой актер, – добавил Сандрыгайло, улыбаясь во весь рот, но тут же напустил на себя официальный вид. – С ними Деревянко ссорился? Вася счел своим долгом вмешаться и объяснил недоумевающей Лёке, что именно Усольцев, Голлербах и Лавочкин вчера обнаружили убитого, причем все трое были в подпитии и, как следствие, первыми попали под подозрение. – Послушайте, – начала Лёка, оправившись от изумления, – они никогда… Как вы вообще можете думать, что кто-то из них имеет отношение к… к этому делу… Она говорила, и в то же самое время какой-то противный голос нашептывал ей, что даже она сама несколько часов назад обдумывала убийство человека, который по большому счету ничего плохого ей не сделал, а раз так… Раз так, вообще никому нельзя верить. – Я просто задаю вопросы, – пожал плечами Сандрыгайло и быстро-быстро стал водить ручкой по бумаге. – В общем, у вас нет никаких подозрений, кто и за что мог убить Деревянко? – Никаких, – пробормотала Лёка и развела руками. – Я… у меня… совсем… – Она посмотрела на Васю и умолкла. …Примерно через полтора часа Сандрыгайло в кабинете начальника ялтинского угрозыска докладывал мрачному Парамонову, что именно ему удалось узнать от коллег убитого. – Девушка дала зацепку – «Роза ветров». Заведение так себе, но ничего подозрительного за ним не числится. Конечно, если б Деревянко просто оглушили и обчистили, было бы более-менее понятно, кого искать. Но… Парамонов шевельнулся на стуле. – Евсеич осматривал тело, – сказал он кисло. Евсеич был старый доктор, который уже много лет помогал сначала полиции, а потом угрозыску, и его заключения ценились на вес золота. – И что? – Один удар в сердце. Евсеич говорит – бандитская манера. Кого-то мы прошляпили, – вздохнул Парамонов. Среди прочего ему вменялось следить за тем, чтобы к началу курортного сезона в городе не оставалось никакого криминального элемента, способного осложнить жизнь отдыхающих. Но элемент пер из всех щелей, выходил из тюрем по многочисленным амнистиям, приуроченным к столь же многочисленным революционным праздникам, ехал из Одессы и Ростова, слетался, как мухи на мед, и Парамонов страдал. Ему приходилось прикладывать нешуточные усилия для того, чтобы соблюдался порядок. Отчасти выручала разветвленная сеть осведомителей, отчасти – то, что начальник угрозыска положил себе за правило знать все подозрительные места в городе и держал их под контролем. И вот нате вам, за одни сутки разом – выловленный из моря труп и убитый киношник. – Есть у меня одно соображение… – начал Сандрыгайло, косясь на шефа. – Валяй. – К старухе Лукомской недавно вселился жилец. Без чемоданов. Парамонов насторожился. – Ну? Кто такой? – По документам числился как Опалин, а там – кто знает? Соседка Лукомской Крутикова говорит – на роже шрам, да и рожа бандитская. Проверить бы, говорит, его. И вот еще что: по приметам он очень похож на того, кто жену наркома обложил матом, когда она ехала в своем авто. Помните, она нам еще скандал закатила из-за этого… – Приведи-ка его ко мне, – в порыве вдохновения объявил Парамонов. – А «Роза ветров»? – Потом. Сначала этот, со шрамом.