Серийных убийц такого рода не существует, думал он. Случалось, что серийные убийцы мотивировали свою потребность убивать необходимостью очистить общество, но в этих случаях жертвами становились гомосексуалисты, проститутки или определенные этнические или религиозные группы. Юрек – не из таких убийц. Он никогда никого не убил бы, мотивируя свой поступок безнравственностью или извращенной моралью жертвы. Вопросы морали его абсолютно не интересовали. “А что, если они – способ добиться своего”, подумал вдруг Йона и поднялся. Убийства не имеют никакого отношения к санации общества. Это проверка. Какое-то испытание, тестирование. – Он жив, – прошептал Йона и резко отодвинул стул. Юрек Вальтер жив, и он немало времени посвятил вербовке и проверке тех, кто лучше всего подходит на роль помощника-сообщника. Он искал нужного человека среди тех, у кого отсутствуют моральные границы. Юрек искал кого-то, кто занял бы место его брата, абсолютно лояльного ему человека, который терпел бы наказание бритвенным ремнем за малейшую ошибку. Он проверял, кто из претендентов может разделить его зацикленность на мне, думал Йона. Юрек не хотел, чтобы человек из Осло забирал череп Суммы, ему не нужно было, чтобы человек из кемпинга звонил мне – все это просто побочный эффект промывки мозгов. А урожай мертвецов означает, что кастинг окончен. Убитые – это те, кто не прошел испытания. Вот и мотив. Мотив, которого до сих пор не хватало. Йона понимал, что Натан что-то говорит ему, но не слышал, сознание выключилось. – Йона! Что с тобой? Йона повернулся и, пошатываясь, двинулся к двери. Проверил, в кобуре ли пистолет, открыл дверь и пошел к лифтам; на ходу достал телефон и нашел в списке контактов Люми. Анья бросилась следом. – Что-то случилось?! – Мне надо идти. – Йона оперся рукой о стену. – Из Истада только что пришло электронное письмо, тебе обязательно надо посмотреть. Полиция обнаружила труп в промышленной зоне… резаные раны головы, лица и груди… Йона не заметил, как машинально сорвал объявление о женских соревнованиях по хоккею с мячом. – Почерк сходится, – говорила Анья ему в спину. – Жертву звали Стеллан Рагнарсон, он сидел в тюрьме – перерезал горло своей девушке и ее матери. Йона ускорил шаг и поднес телефон к уху, слушая сигналы. Не дождавшись лифта, он бросился бежать вниз по лестнице. – Люми, – вполголоса ответила дочь. – Это папа. – Йона остановился. – Привет… я сейчас на лекции, не могу… – Слушай меня, – перебил Йона, пытаясь совладать с рвущейся наружу паникой. – Помнишь солнечное затмение в Хельсинки? Дочь помолчала, и за эти несколько секунд у Йоны от ужаса взмокли лоб и шея. – Да, – тяжело ответила наконец Люми. – Мне просто вспомнился тот день, поговорим потом… Люблю тебя. – И я тебя, папа. Глава 18 Люми сунула айфон в рюкзак и дрожащими руками закрыла тетрадь. Если бы профессор Жан-Батист Блом не прервал лекцию из-за проблем с компьютером, она бы не ответила на звонок. Люми не могла поверить в реальность происходящего. В то, что отец и правда позвонил, напомнил о солнечном затмении. Этого не должно было случиться. Зимнее солнце через огромные окна лилось в аудиторию, освещало покрытые пятнами стены, вытертый пол. Студенты-искусствоведы оставались на местах – они вполголоса переговаривались или смотрели в телефоны, пока профессор пытался вернуть компьютер к жизни. – Мне надо идти, – прошептала Люми Лорану. – Кто звонил? – спросил Лоран, придвигаясь ближе. Его теплая рука скользнула по спине Люми. Люми сунула блокнот и ручки в рюкзак, встала, отвела его руку и стала протискиваться между рядами. – Люми? Она притворилась, что не слышит, но поняла: Лоран побросал собственные ручки и тетради в рюкзак и последовал за ней. Уже в проходе между рядами Люми увидела, что профессор улыбается, демонстрируя скверные зубы. На большом экране появилось первое изображение. Мужчина в воде и плывущая виолончель, фотография Робера Дуано. Люми тихо подошла к двери; профессор тем временем вернулся к рассуждениям о драматургии кадра. Оказавшись в коридоре, Люми надела куртку; ее подташнивало, но она все же направилась не к туалетам, а к выходу. – Люми! Лоран догнал ее и взял за руку. Люми повернулась, чувствуя приток адреналина. – В чем дело? – спросил Лоран. Люми взглянула на его встревоженное лицо, на щетину и отросшие волосы, очаровательно лохматые, словно он только что проснулся. – Просто мне надо кое-что сделать, – быстро ответила она. – Кто звонил? – Один друг. – Люми сделала шаг назад. – Из Швеции? – Мне пора бежать. – Он здесь, в Париже? Хочет с тобой встретиться? – Лоран!.. – Ты понимаешь, как странно все это выглядит? – Это личное. И не имеет никакого отношения к… – Вспомни, мы же с тобой теперь живем вместе, – с улыбкой перебил он. – Что мы делали вчера вечером и сегодня утром. И будем делать ночью… – Перестань. Люми была готова расплакаться.