– Ладно, – буркнула Люми и встала. – Смени все. Белье, заколки… – Знаю, – перебила она и ушла в ванную, помахивая пакетом. Йона достал из сумки пистолеты. Один он сунул в наплечную кобуру, под левую руку, а второй приклеил скотчем чуть выше щиколотки. Когда Люми вернулась, он уже закончил. Свитер был велик, штаны мешком висели на стройных бедрах. – Где оружие? – спросил Йона. – Под подушкой. – Ты проверила ударник, пружины? – Ты сам проверил еще до того, как отдал его мне. – Люми скрестила руки на груди. – Откуда ты знаешь? – Знаю, – настаивала она. – Проверь сама. Это единственный способ убедиться наверняка. Люми молча подошла к кровати, достала “глок-26”, вытащила магазин, извлекла патрон и разобрала оружие. Разложила детали на покрывале и для начала осмотрела спусковую пружину. – Я уже начинаю привыкать к необходимости скрываться. – Йона выдавил улыбку. – Знаю, это может показаться перегибом. Люми не ответила; она снова собрала пистолет, дважды проверила механизм и вставила магазин на место. Старая одежда Люми валялась в ванне. Йона сунул вещи дочери в мусорный мешок и вернулся в комнату; там он собрал остальную одежду Люми, у дверей прихватил обувь и вышел. Над холодной улицей высилось стальное серое небо, слои серых туч висели над вокзалом. Торговые ряды уже украшены к Рождеству: гирлянды, сверкающие елки. На тротуарах полно народу, и движение плотное. Йона шел, опустив голову; возле Пляс-де-Корнавен он свернул налево, миновал дешевую забегаловку с гамбургерами и ресторан. У большого подземного перехода, ведущего к вокзалу, он принялся рассовывать вещи Люми по разным мусорным бакам. На обратном пути Йона зашел в китайский ресторан и сделал заказ. Сидя в полутемном баре, он думал о времени, проведенном с Люми в Наттавааре, о том, как они заново узнавали друг друга. Как рассказывали друг другу обо всем, что пережили за годы разлуки. Когда Люми впустила его в номер, Йоне показалось, что дочь плакала. Он прошел за ней в гостиную, поставил пакет с едой на журнальный столик и спросил: – Ты пьешь вино? – Я живу во Франции, – вполголоса ответила Люми. Йона вынул из пакета коробочки с едой, принес два бокала, салфетки и палочки. – Как дела в школе? – спросил он, доставая из мини-бара бутылку красного вина. – Хорошо… нагрузка сейчас большая. – Так и должно быть. – А ты, папа? Как у тебя дела? – Люми открыла коробочки. Пока они ели, Йона рассказывал, как жил, выйдя из тюрьмы, как работал квартальным полицейским, рассказал о Валерии и ее садовом хозяйстве. – Вы будете жить вместе? – Не знаю. Я бы очень хотел, но у нее своя собственная жизнь, так что… посмотрим. Люми положила палочки и отвернулась. – Люми? – Ну просто… ты ничего обо мне не знаешь. – Я не хотел тебе мешать, у тебя теперь новая жизнь… и я бы хотел стать ее частью, хотя понимаю, что в кругу художников и писателей папой-полицейским не похвастаешь. – Думаешь, я тебя стыжусь? – Нет, но… может, я не вполне вписываюсь? Голос дочери так напоминал голос Суммы. Йона хотел сказать ей об этом, но не стал. Они в молчании доели, допили вино. – Выезжаем рано утром, – сказал Йона и стал убирать со стола. – Куда? – Не могу сказать. Люми прошептала: “ясно” и отвернулась. – Люми, я понимаю, что ты не хочешь прятаться, что в твои планы происходящее не вписывается. – Я разве жалуюсь? – Люми чуть не плакала. – Я и так вижу. Люми вздохнула и быстро провела ладонью по глазам. – Ты видел Вальтера? – Нет, но меня преследовал его сообщник… – Какой еще сообщник? – перебила Люми. – Юрек наблюдает за тобой. Отслеживает твое расписание, знает все о твоих занятиях, знает, с кем ты общаешься. – Но зачем ему сообщник? – Вальтер тщательно спланировал месть, но для осуществления плана ему нужен помощник, верный ему, как покойный брат, – пояснил Йона. – Он знает: как только я пойму, что он жив, я брошусь защищать тебя… Вальтер рассчитывал добраться до тебя раньше, чем я оказался бы в Париже, а его сообщник тем временем дотянулся бы до Валерии в Стокгольме. Чтобы месть свершилась, два преступления должны произойти одновременно. Он мыслит, как один из близнецов. – Тогда зачем сообщнику ты? Йона сложил пустые коробочки в бумажный пакет, почувствовал острую боль в глазнице и оперся на стол, чтобы не потерять равновесия. – Потому что я понял, что Вальтер жив, за секунду до того, как он начал приводить свой план в исполнение. Я позвонил тебе, ты действовала правильно, и тебе удалось сбежать из Парижа… Отправить сообщника по моему следу было вынужденной мерой, попыткой не потерять единственную ниточку, которая привела бы к тебе… Мы действовали быстро, у нас небольшое преимущество, но это все. – Логично… только вот ничто не указывает, что Вальтер жив, его никто не видел, даже ты… Почему человек, который тебя преследовал, непременно должен быть связан с Юреком? – Я знаю, что Юрек жив. – Ладно, давай исходить из этого. Потому мы и сидим здесь. – Я убил его брата-близнеца, но не его, – настаивал Йона. – И кто я во всей этой истории? – Моя дочь. – А я уже начала чувствовать себя заложницей. – Люми, словно сдаваясь, вскинула руки. – Извини, я преувеличила… Но вся эта история с Вальтером и побегом проехалась по моей жизни, и мне надо знать, что происходит. – Что именно ты хочешь знать? – Йона сел на диван. – Куда мы завтра уезжаем? Каков план? – План – оставаться в живых до тех пор, пока полиция не возьмет Юрека… Я передал коллегам много материалов, и если полиция поторопится, то успеет выследить его. – Как мы будем выживать? – спросила Люми уже мягче. – Проедем Германию и Бельгию, доберемся до Нидерландов… В провинции Лимбург, недалеко от Верта, есть в полях несколько заброшенных домов. – Там мы и будем скрываться? – Да. – И как долго? Йона не ответил. У него не было ответа.