Он вскидывает руки, словно впав в отчаяние от моей упрямой глупости. Гнев превращается в горечь на моем языке. – Вам не нужно напоминать мне, что сказал мой отец перед своей кончиной, Ланселин. Это было шесть недель назад. Я помню его слова весьма четко. Управляющий молчит. Теперь его гораздо больше интересует папка бумаг на столе. Я закрываю рот на замок и пытаюсь подавить свое раздражение. Умудряюсь почти не топнуть ногой. – В самом деле, Ланселин, если политическая ситуация такова, как вы сказали, то тем больше причин отправиться в Цитадель, – кто-то должен защищать интересы Атратиса. Мы ничего не слышали от короля после того письма с соболезнованиями. Я не доверяю его молчанию. За окном – полные раннего урожая поля и ярко окрашенные рыболовные лодки, нежно качающиеся на волнах у причала. Чуть дальше, на другом конце дамбы, соединяющей остров Мерл с материком, виднеются здания ближайшего города. Над ними возвышаются святилище с медной крышей, трубы оловянного рудника и высокие мачты кораблей, пришвартованных в порту на самом конце мыса. Всего лишь крошечная часть моего Атратиса, но с такой насыщенной жизнью, историей и надеждами. Я наклоняюсь вперед, держась за оконную раму, как вдруг на меня наваливается тяжесть наследства, моего дома. Не существует почти ничего, чего бы я ни сделала, чтобы защитить свой доминион. Почти ничего, от чего бы я не отказалась, чтобы уберечь достояние моих родителей. Чтобы сохранить Атратис свободным от угнетения и нищеты, которые преследуют другие доминионы. Я сделала почти все, что могла. Огромный куст розы ползет вверх по стене замка. Если я высунусь из окна, то смогу дотянуться до самых высоких бледно-зеленых бутонов, но уже через несколько недель эта часть стены будет увита темно-розовыми цветами, любимыми цветами моей мамы. В летние месяцы они с отцом каждый день прогуливались в розовом саду. Я часто бегала с ними и помню, как металась по дорожкам между клумбами, как под ногами хрустел гравий, как я вдыхала ароматный воздух и подбирала шелковистые лепестки с земли. Я помню, как однажды оглянулась и увидела своих родителей, которые шли за мной и крепко держались за руки. Или как иногда мама сидела, положив голову отцу на плечо, а его рука крепко обнимала ее за талию. Он никогда не возвращался в розарий после того, как ее убили. Для него, казалось, лето закончилось навсегда. – Почему мой отец перестал навещать своего брата? По лицу Ланселина пробежала тень. – Ваш отец никогда не посвящал меня в свои тайны. Я только знаю, что он замкнулся в себе от горя после смерти вашей матери. Отчаяние и гнев от неспособности найти и наказать виновного… Я думаю, он любил короля, когда они были молоды. Тогда странно, что мой отец никогда не говорил о нем. Но я полагаю, случалось множество событий, которые мы с ним никогда не обсуждали. Была ли то смерть мамы или моя просьба покинуть замок – у отца всегда был один ответ на эти неприятные темы: впасть в ярость и запереться в своей лаборатории. На стене прямо над камином висит картина: родители держат меня, еще совсем малышку, на руках, а дядя стоит рядом с ними и не сводит с меня взгляда, или, возможно, с моей мамы. Образы, запечатленные на праздновании моего оперения, образы живых бок о бок с теми, кто теперь мертв. Холодный порыв ветра заставляет меня вздрогнуть и закрыть окно. Здесь, в Мерле, много портретов и полно призраков. Но никаких ответов. – Я пойду к королевскому двору, Ланселин, – я не собиралась объясняться с ним. Или пролить свет на то, почему после стольких лет моя жажда узнать правду о гибели матери все еще не утихла. Или почему я думаю, что истина кроется в Серебряной Цитадели. Но то, как управляющий смотрит на меня из-под полуприкрытых век, вселяет в меня веру, что он все понимает. Проходит еще мгновение, и наконец управляющий склоняет голову в знак согласия. – Как пожелаете, Ваша Светлость. В любом случае я буду вас сопровождать. – Нет. Вы нужны мне здесь. В этом месте больше нет никого, кому бы я могла доверить заботы Атратиса. Он снова кланяется: – Благодарю, Ваша Светлость. В Атратисе действительно много забот. Повернувшись к столу, Ланселин поднимает со стола пачку бумаг. – Мы получили сообщение о том, что все больше людей пересекают границу Атратиса из доминиона Бритис. – Его ноздри раздуваются. – А также требование от их лордов, чтобы мы собрали их подданных и доставили обратно на их земли. Я не могу сдержать стон. – А мы разве обязаны? Из того, что я знаю о Бритисе, я не могу винить его жителей в том, что они хотят жить в другом месте. Здесь для них найдется достойная работа. Начальник порта в Хите жаловался на прошлой неделе на нехватку рабочей силы. – Ситуация вызовет политические разногласия с Бритисом. Но я сделаю все, что в моих силах. – Ланселин берет в руки кусок красного кварца, служащего в качестве пресс-папье, и вертит его в своих тонких пальцах. – И все же было бы хорошо, если бы вы взяли с собой советника вдобавок к слугам. – Но зачем? – Я поворачиваюсь, чтобы пройти по комнате. – Милорд, я усердно училась. Я узнала об Атратисе все, чему вы или мой отец могли научить меня. Я потратила столько времени, наблюдая, как он разбирается с договорами и земельными спорами. Разве такой подготовки недостаточно, чтобы представить свой доминион? – Я не сомневаюсь в ваших способностях, Ваша Светлость. Вы владеете полной информацией об Атратисе. Но не о королевском дворе. С этим я поспорить не могу. Ланселин откашливается: – Вы помните, как познакомились с моим сыном, Люсьеном? У меня осталось очень смутное воспоминание о неуклюжей неповоротливости и темных волосах, и больше ничего. Люсьен никогда не жил в Мерле, но несколько раз навещал меня, пока была жива моя мать. Мне было около девяти, когда я видела его в последний раз. – Смутно. – После трех лет пребывания в Цитадели его отправили во Фрайанландию с дипломатической целью, – управляющий расправляет поникшие плечи. – У него талант к языкам. Но сейчас он освобожден от службы и скоро вернется домой. Если хотите, я пошлю за ним. Люсьен знает правила королевского двора. Ему известно, кому можно доверять, а кого лучше избегать. Вы даже можете назначить его своим клерком, чтобы он был при вас официально. Я уверен, что он будет счастлив сопровождать Вашу Светлость. Но мне кажется, Люсьен не будет рад новой должности. Несмотря на то, что я не могу воспроизвести в памяти его образ, у меня внезапно возникает яркое воспоминание, по крайней мере, об одной его вспышке ярости. Люсьен, если память не изменяет мне, не кажется особо… послушным. Но, возможно, последние восемь лет смягчили его. – Отлично. Я возьму с собой Люсьена и Летию. Что касается одежды и всего остального… – Ваша Светлость, оставьте все приготовления мне. Я предлагаю… – Ланселин достает из кармана блокнот и пролистывает. – Я предлагаю вам уехать на следующий день после вашего восемнадцатилетия. У вас будет пять или шесть недель на подготовку – необходимый минимум, я бы сказал. А вернуться вам следует после торжества летнего солнцестояния. При условии… – он на секунду замолкает, – что передвигаться вы будете с помощью кареты. Мы оба знаем, что пока я не восстановила свою способность летать, карета – единственный способ добраться до Цитадели. – Да. Именно на этом я и настаиваю, – я говорю твердо, в надежде, что это последний раз, когда поднимается этот вопрос. Следующие три недели проходят в суматохе встреч: с портнихами, преподавателями танцев, мастерами оружия. Мой последний урок владения мечом состоялся больше года назад. Каким бы маловероятным ни казался случай нападения, вместо того чтобы идти ко двору неподготовленной, я несколько часов подряд отрабатываю ответный удар. Оставшееся время, не уделенное совершенствованию моих навыков, занимает лорд Ланселин, стараясь обсудить как можно больше вопросов доминиона и решений, требующих моего одобрения. Мне приходится встречаться с арендаторами, разрешать споры между мелкими лордами и подписывать торговые соглашения. Не остается свободного времени на верховую езду или на чтение. Некогда даже переживать о том, что я покидаю дом, о королевском дворе или о том, как я доберусь туда. И в конце концов в один прекрасный день, когда солнце играет лучами на водной глади под замком, а стрижи гонятся друг за другом по зубчатым стенам, я устраиваю бунт. – Я выхожу. Портниха, стоящая на коленках у моих ног и закалывающая подол сиреневого атласного платья, поднимает голову. – Но мы еще не закончили, защитница. Осталось поработать с серым шелком, а потом… – Это может подождать до завтра, – я жестом подзываю одну из горничных. – Найди Летию, скажи ей, что я хотела бы прокатиться верхом. И принеси мне удобную одежду. Через полчаса, с надеждой, что впереди меня ждет по крайней мере пара часов свободы, я уже спешу вниз по лестнице в конюшню, одетая в мешковатое старое выцветшее платье, грубые гетры и с волосами, заправленными под шляпу. Такие шляпы носят деревенские женщины, когда работают в поле. Летия ждет у главных ворот замка и ведет свою лошадь в ногу с моей. Мне незачем говорить: подруга знает, когда мне требуется молчание. Она всего на год старше меня, и мы практически выросли вместе. Мы даже учились вместе ездить на этих лошадях. Животные нервничают рядом с оборотнями. Они находят наше присутствие, даже в человеческом облике, неприятным. Но Хенга и Васта познакомились со мной, еще когда были жеребятами. Хенга уже привыкла к кожаному чепраку, который ей приходится носить под седлом, чтобы защитить свою шкуру. Примерно полтора часа мы с Летией едем по лабиринтам узких улочек, которые тянутся через поля между морем, рекой и холмами. Но по мере того, как воздух становится теплее и спокойнее, наполняясь жужжанием насекомых и щебетанием птиц, высокие живые изгороди по обе стороны от меня, казалось, начинают примыкать друг к другу. – Мне нужно больше пространства. Пойдем на пляж. Летия колеблется: – На пляж? Тот, что за пещерами? – Естественно, разве поблизости есть другой пляж? – Не уверена, что это хорошая идея… – Почему нет? – Ну… – Она хмуро глядит на седло под собой, теребя выбившуюся из-под шляпы прядь светлых волос. – Ходят слухи, что на той стороне у фермеров пропадают коровы. А еще пропал один из работников фермы. Фрис рассказала мне, как подруга ее кузины вечером несколько недель назад искала лунных моллюсков на том пляже и услышала этот ужасный, неземной… – Довольно, – я поднимаю руку. – Мне все равно, что там услышала подруга кузины моей служанки. Ты должна знать, что сплетням лучше не верить. – Но пляж может быть опасен… – Мой взгляд, должно быть, был достаточно выразителен, так как моя спутница замолкает и надувает губы. И все же, когда я поворачиваю Хенгу, она вздыхает и следует за мной. Когда мы добираемся до места, Летия даже не комментирует мое безрассудное равнодушие к возможной угрозе моей жизни. Волна отступает назад, обнажая широкий простор черного песка. Я чувствую, как от земли поднимается жар и дует легкий ветерок, превращая далекое море в массу белых гребенчатых волн. Мы мчимся к краю пляжа, туда, где заканчивается песок и земля начинает подниматься к скалам, которые я обычно вижу из окна своей спальни. Лошадь Летии худая, быстрее ускоряется: подруга оглядывается назад, чтобы ухмыльнуться мне через плечо. Я подгоняю Хенгу. Совсем скоро я окажусь наравне с Летией, а потом обгоню. Но тропа узкая. Поэтому я низко наклоняюсь к шее Хенги, слегка сжимаю коленями ее бока и гоню вперед, моментально получая по лицу хлесткий удар распущенными прядями волос. Копыта бьют по твердому влажному песку, а каждый рывок вперед сотрясает мое тело, но мне все равно; скала на конце пляжа все ближе и ближе. Уже совсем рядом, чтобы Хенга смогла сделать прыжок. Теперь быстрее, Хенга. Быстрее… Но Хенга вдруг дергается, извивается, вырывает из моих рук поводья, а подо мной остается только земля и соленые брызги… Сила удара о землю выталкивает воздух, в темноте под моими веками кружатся звезды. Тишина. Пока я не… Пока я не вдыхаю, всей грудью втягивая воздух, и мир вокруг возвращается обратно. – Адерин? Каждый мускул и каждая кость в моем теле пульсируют. Когда я открываю глаза, вижу, как Летия с бледным лицом приседает рядом. – Адерин, с тобой все хорошо? – Гм… – я сгибаю пальцы рук и ног. – Думаю, просто ушиб. Боль в плече заставляет меня вздрогнуть.