— О чем? — удивилась я. Но Луганский уже схватил меня за руку и повлек в бар. Здесь он взял две чашки чая, сунул в свою грустный нос и замолчал, а я запечалилась. Надо сказать, мы испытывали симпатию друг к другу. По моему мнению, он был хорошим парнем, который верил в то, что мир можно изменить к лучшему, я же ни во что не верила, но чужую веру уважала. В чем причина его симпатии ко мне, осталось тайной, должно быть, он увидел во мне что-то светлое, обладая лучшим зрением, чем я, хоть и носил очки. Как-то во время приема мы оказались рядом, и он, за неимением других слушателей, начал излагать свои идеи мне. Слушатель я благодарный, потому что ленива и сама особо болтать не люблю. Он увлекся, а я, против его ожиданий, не сбежала, он вызвался меня проводить, и мы продолжили беседу после приема, то есть он все говорил, а я весело трусила рядом, радуясь хорошей погоде и возможности размять ноги. В знак благодарности я познакомила его с Сашкой, и они друг другу понравились, после чего мы еще пару часов болтались в парке. С этого, собственно, и началась наша дружба. Теперь, видя перед собой его унылую физиономию, я гадала, чего следует ожидать от жизни. Оказалось, ничего хорошего. Он поднял голову и заявил: — Мне нужен твой совет. — Я принципиально не даю советов, — потрясла я головой, а он нахмурился. — Брось. Я серьезно. — Я тоже. Советчик из меня никудышный. — Все знают, он к тебе прислушивается, — сказал Луганский, совершенно не обращая внимания на мои слова. — Кто? — удивилась я. — Дед. Поговори с ним. — О чем? Слушай, я лучше изменю своим правилам и дам тебе совет, совершенно бесполезный, но дружеский. Излагай, что тебя печалит, друг мой. Он посмотрел внимательно и вздохнул. — Я-то думал, что могу рассчитывать на тебя. — Зря. — Ты можешь говорить серьезно? — обиделся он. — Наверное. Но пробовать не хочу. — Мой сосед погиб неделю назад от передозировки. Мальчишке всего шестнадцать лет. Родители приличные люди… — Бывает. — Тебя это нисколько не волнует? — разозлился он. — Это твой сосед, а не мой. И каждый день кто-то умирает от передозировки. — Вот-вот. А мы стоим в стороне и делаем вид, что это нас не касается. — Чего ты от меня хочешь? — не выдержала я. — У меня есть сведения, что кое-кто неплохо наживается на торговле наркотой в нашем городе, кое-кто из тех, кому с этим злом положено бороться. Признаться, я икнула от неожиданности. Сохранить святую наивность, когда седина уже пробивается на висках, способен далеко не каждый, может, правы те, кто утверждал, что Луганский у нас недоумок? — Ну и что? — вяло поинтересовалась я. — Как это что? — возмутился он, а я вздохнула. — Наркотой торгуют в каждом ночном клубе, в подворотне, даже в школах, — горячо продолжал он. — Ты считаешь это нормальным? — Не считаю. Вся страна с этим борется. И мы не отстаем. По показателям наша область в числе самых благополучных… — Прекрати. — Хорошо, давай чай пить. — У меня есть сведения о причастности конкретных лиц… — не унимался он. — И с этим ты ходил к Деду? — усмехнулась я. Вопрос излишний, ответ читался на его физиономии. Дед наверняка разливался соловьем, горько сетовал, предлагал объединить усилия и заговорил его едва ли не до обморока, так что бедолага скорее всего забыл, зачем пришел, и очухался только в коридоре. Дед на такие штуки мастер, мне ли не знать. — Я уверен, он не представляет, как скверно обстоят дела в действительности, — мрачно изрек Луганский. "А вот это в корне неверно, — мысленно усмехнулась я. — Знает, и даже очень хорошо. И борется. По-своему. Например, следит за тем, чтобы его кровный процент не затерялся в чужих карманах. Страшная тайна, известная кое-кому, в том числе и мне. Разумеется, такому человеку, как Луганский, знать об этом не положено. С большого ума он таких дров наломает…" — Хорошо, я с ним поговорю, — кивнула я. — Хотя уверена — это излишне. Он в курсе всех проблем региона, но покончить со злом можно лишь совместными усилиями после долгой изнурительной борьбы. — Издеваешься? — буркнул Луганский. — Нет. Не лез бы ты не в свое дело, для этого есть специально обученные люди. Кое-что у них получается. Недавно некие граждане лишились тепленьких мест, а Дед официально заявил, что с коррупцией в рядах вскоре будет покончено. — Все-таки издеваешься, — кивнул он, поднялся и ушел, а я загрустила. Допила чай и отправилась к себе. Не успела я с удобствами устроиться в родном кабинете, попутно пытаясь решить, чем себя занять в ближайшее время, как дверь открылась, и в комнату вошел Дед. Надо сказать, после моего водворения здесь он взял за правило заглядывать ко мне хотя бы раз в день. Может, моя физиономия повышала его работоспособность, а может, он просто желал убедиться, что никуда я не сбежала и отрабатываю потраченные на меня деньги. — Привет, — сказал он, проходя к столу и устраиваясь в кресле, и добавил: — Прекрасно выглядишь. Я согласно кивнула, не желая его расстраивать, хотя и в самом деле выглядела неплохо, однако женщины редко бывают абсолютно довольны своей внешностью, и я не исключение. Дед подумал и поцеловал меня в лоб по-отечески и после этого устроился в кресле основательно, а я заподозрила, что он не просто так пришел. Однако причину своего появления Дед открывать не спешил, и я тоже торопиться не стала. — Что нового? — спросил он довольно равнодушно. Надо полагать, вопрос был риторический. Дед обожает риторические вопросы, я, кстати, ничего против не имею, раз отвечать на них необязательно, но что-то все-таки сказать было надо, и я сообщила: — В городе появилась банда подростков на роликах, тырят у прохожих мобильные. Деду это сообщение по неведомой причине не понравилось. — У тебя украли мобильный? — нахмурился он. — У меня — нет. Но я была свидетелем данного безобразия. — И что? — продолжил он хмуриться. — Ничего, — пожала я плечами. — Слава богу, я боялся, ты кинулась восстанавливать справедливость, забыв, что в твоем положении… — Когда ты это говоришь, я чувствую себя смертельно больной. — Я беспокоюсь за тебя, — вздохнул он и посверлил меня взглядом. — Ты давно виделась с Луганским? — мягко спросил он, но я насторожилась. Хорошо зная Деда, я предположила, что вопрос этот он задал не просто так. — Только что, — ответила я. Дед взглянул исподлобья, словно прицениваясь. Иногда он забывался, вот как сейчас, и его взгляд становился до того жестким, что под ним невольно ерзать начинаешь, впрочем, для меня это пройденный этап. — Кажется, он тебе доверяет, — заметил Дед. — Непонятно почему, — кивнула я. — Как раз понятно, — пожал он плечами. — У тебя репутация порядочного человека, далеко не каждый может похвастаться этим. Его слова о моей репутации, признаться, удивили. Я-то думала, что меня считают в худшем случае алкоголичкой, а в лучшем — дурно воспитанной особой. Еще более странным показалось то, что Дед заговорил об этом, да еще в таком тоне, будто нимало не сомневался в том, что общественность на сей счет права. — Спасибо на добром слове, — не зная, что ответить, сказала я и растянула рот в улыбке. Дед опять нахмурился. — Не юродствуй. — Не буду. — Так что Луганский? — В каком смысле? Взгляд Деда посуровел еще больше, но тут он, должно быть, вспомнил о моем интересном положении и вздохнул. — Он был у меня сегодня. Говорил дельные вещи. Правда, кое-что показалось мне преждевременным и даже неуместным. — Ничего не могу сказать по этому поводу, — продолжая улыбаться, заметила я. — Мы выпили в баре чаю, но мне он ничего заслуживающего внимания не сказал. Вряд ли Дед мне поверил, несмотря на то что взгляд мой был открытым, а улыбка максимально искренней, и, между прочим, зря не поверил: с моей точки зрения, Луганский действительно не сказал ничего толкового. — Бог с ним, — легко отмахнулся Дед, то ли Луганский мало его заботил, то ли он понял, что разговор со мной ничего не даст. — У меня к тебе просьба, личная. — Он вздохнул и сделал паузу, а я продемонстрировала сильнейшую заинтересованность. — Ко мне обратилась моя знакомая, ты ее должна помнить, Максимова Ирина Николаевна. — Константиновна, — поправила я.