Дорога брала начало от полугнилой пристани, поднималась к воротам, распахнутым настежь, и терялась в опустевшем дворе. В центре его возвышалось мертвое дерево, чьи могучие корни разворотили мостовую, давая шанс молодой, но хилой поросли. И тонкие стебли торчали, словно пики. Виднелись вдали развалины хозяйственных построек, но к ним нам подойти не позволили. Нашу светлость ждали в донжоне: мрачного вида куб с окнами-бойницами, открытым очагом, который давал света еще меньше, чем десяток факелов, закрепленных на стенах. Что ж, тюрьма – она и должна выглядеть тюрьмой. Но нет, нашу светлость повели на второй этаж. В отличие от кареты или каюты эта комната явно обустраивалась наспех. Шкуры на полу и голые стены. Полуистлевший гобелен. Характерный запах брошенного помещения, не вонь, но… где-то рядом. Мебель древняя, продымленная – видимо, сушили над очагом, готовясь встречать нашу светлость. Но хотя бы матрац не сырой. И простыни чистые… правда, кровать одна. Сержант сдвигает кушетку к двери. Подозреваю, ночью и вовсе проход перекроет, но так мне даже спокойнее. Юго обустраивается на подоконнике. А я… я вот-вот разревусь. – Съешь лучше конфетку. – Юго вытаскивает из кармана леденец на палочке. Сахарный петушок, точь-в-точь как тот, из моего детства. Петушков продавала старуха на станции. Мы всегда возвращались за полчаса до дизеля, и мне было скучно ждать, я ныла-ныла, что хочу есть и устала. Мама сдавалась и покупала у старухи конфету. Жженый сахар и краситель. Что может быть вкуснее? – Учись принимать обстоятельства такими, каковы они есть. – Юго взобрался на подоконник. А каковы есть? Сбежать из комнаты, возможно, выйдет. Из крепости – тоже. С острова? Лодок у пристани я не заметила. Следовательно, вариант украсть и уплыть отпадает. Существует вероятность, что лодки прячут в каком-то другом месте, но это место сначала надо отыскать. Юго без особого труда снял ставни, распахнул окно и выглянул наружу. Я тоже посмотрела. Сумрачно. Высоко. И внизу – море, вцепившееся в скалы. – Побег лишен смысла. – Сержант наблюдал за нашими манипуляциями с явной насмешкой. Ну да, я тоже не видела себя спускающейся по простыням, точнее, простыне, да прямо на скалы. – Во-первых, время. Кормак и Дохерти договорятся раньше, чем мы доберемся до берега. Во-вторых, положение. Кормак достаточно умен, чтобы не причинять тебе вреда. А вот его люди – дело другое. Побег их разозлит. В лучшем случае тебя поймают и запрут в менее приспособленном для жизни месте. В худшем – произойдет несчастный случай. Я не могу допустить, чтобы с тобой произошел несчастный случай. Мы с Юго переглянулись. Итак, моя собственная охрана рискует оказаться надежнее той, которую оставил Кормак. – И что нам делать? Ответ известен мне самой: ничего. – Ждать. – Сержант смежил веки, явно намереваясь уйти в спячку. Ожидание затянулось на две недели. К концу первой я возненавидела свою тюрьму, остров, Сержанта, который просыпался, лишь когда в комнате появлялись чужие. А еще сообразила, что утренняя тошнота появилась вовсе не от нервов. Сложнее всего было вновь научиться дышать воздухом. Потемневшая жидкость уходила из легких, которые не желали расправляться, а когда расправились, Кайя с трудом сдержал крик – дышать было больно. Первые два вдоха. На третьем почти отпустило. И Кайя вспомнил о том, где находится. – Я… жив? – Он стоял на корточках, еще не полностью ощущая собственное тело, какое-то неправильно легкое. Жив. Дышит. Дыра в плече исчезла. – Регенерация завершена. – На сей раз Оракул показался. Он был именно таким, каким Кайя его помнил: одновременно и похожим на человека, и явно, резко иным. Его лицо, его повадки, его голос вызывали желание бежать. Или атаковать. Уничтожить это столь раздражающее существо. – Неконтролируемый гормональный выброс при визуальном контакте является естественной реакцией измененных биологических объектов. Повышенная чувствительность психики к маркерам лицевой симметрии позволяет достигать нужного уровня контакта и управления. То есть так на Оракула реагирует не только Кайя? Их всех заставили бояться. Естественная реакция. – Система не обладает широким спектром воздействия на измененные биологические объекты. Объекты разумны. Объекты исполняют рекомендации системы. Система не вмешивается в действия объектов. – Ясно. Спасибо. Скажи, – Кайя нащупал старые шрамы, которые остались на месте, – ты знаешь про мой блок? Его возможно снять? – Вероятность гибели Кайя при условии внешнего вмешательства в ментальный рисунок с целью исправления – девяносто семь и девять десятых процента. Два процента на удачу. – А без помощи? – Недостаточно данных для расчета. Блок останется. И опасения подтвердились: ни Эдвард, ни Ллойд не помогут, если Кайя сам себя не спасет. Что ж, над этой проблемой он подумает позже. – Мне бы вымыться… Липкая жидкость застывала, пленка трескалась, шелушилась. – Одежду и назад. – Кайя надеялся, что просит не очень много. По лицу Оракула нельзя было прочесть, оскорбляет ли его подобная неблагодарность. Хотя вряд ли он в принципе способен оскорбляться. Он все-таки не живой. – Системе удалось стабилизировать ветку. Энергетическое наполнение достаточно для одного перехода. Система предупреждает, что последующий переход будет возможен спустя тысячу сто двадцать семь часов. – Учту. Не было больше пузырей и живых пещер. Помещение, куда Оракул проводил Кайя, имело куда более привычный вид. Серые стены, блестящие, словно покрытые лаком. Гладкий пол – не каменный, но сделанный из какого-то ровного, теплого на ощупь материала. Светящийся потолок. Прозрачная кабина. Из потолка кабины лилась вода, но не скапливалась в поддоне, куда-то уходила, а куда – Кайя не понял. Спрашивать постеснялся. Дикарь. Как есть дикарь, из тех, о которых Урфин рассказывал. И как дикарь шарахнулся от собственного отражения, когда полупрозрачная стена кабины превратилась в зеркало. Не узнал себя же без рисунка. Черные ленты исчезли. Вернутся ли? А если нет, то… Кайя наконец будет свободен от людей. Кабина его все-таки выпустила, а Оракул принес одежду, кольцо, медальон и нож. – Система отслеживает местонахождение объекта. Объект не покидал периметр. Объект. Изольда. Дома. В замке. Ждет. Домой хорошо возвращаться, когда ждут. – Система обращает внимание на нестабильность ситуации. Вероятность кризиса – шестьдесят семь целых и три десятых процента. Система не обладает достаточным объемом данных, чтобы рекомендовать оптимальную линию поведения. Одежда непривычного кроя из тонкой, словно паутина, ткани. И Кайя немного не по себе: не хотелось бы порвать ненароком. Но ткань оказывается довольно прочной и, соприкоснувшись с кожей, прилипает к ней. Уплотняется. Меняет очертания.