— Я прав? — Ни слова больше, друг, просто скажи мне, где поставить свое имя! Все смеялись, и в тот момент Мэдди поразило, каким очаровательным мог быть Джейс. Неожиданно ее поразила еще одна мысль. Если сегодня кто-то и рискнет украсть поцелуй, это, скорее всего, окажется она. Их глаза встретились, и тело Мэдди заныло. Она надеялась, что Джейс рискнет. И не раз. Молодежь расселась в четыре коляски, но, как и ранее, Джейс повез Мэдди в своем багги. Она поклялась преодолеть страх поездки в коляске, но сегодня смелости оказалось недостаточно. Так что Мэдди наслаждалась поездкой на багги и безмятежным видом на горы. По небу плыли пушистые облака, и ее разум плыл вместе с ними, возвращаясь в день катастрофы. День, который начался точно как этот. — Горная тропа в ту сторону, — указала она. Джейс взглянул на грунтовую дорогу, которая вела в лес. — Там произошел несчастный случай? Она кивнула. — Не хочешь рассказать мне об этом? Мэдди беспокойно поерзала на месте. Никто никогда не просил ее рассказать о катастрофе. Даже когда она так отчаянно хотела кому-то рассказать. Хотя она была не уверена, что хочет говорить об этом сейчас, она чувствовала, что должна рассказать Джейсу, ведь ему на самом деле не было все равно. Мэдди тяжело вздохнула. — Мы прекрасно проводили время. Налетела буря. Мы думали, что успеем вернуться в город, но к тому времени, когда мы собрали корзинки и направились вниз по горе, она уже разыгралась. Мы были мокрые и смеялись, когда ехали вниз по тропе. Затем ударила молния — и очень близко. Лошадь понесла, и поводья выпали из рук. Мы врезались в дерево. Не было возможности остановиться. Не было времени, чтобы выпрыгнуть. Все произошло так быстро. — Что последнее ты помнишь? — Я лежу в грязи. Сильно, очень сильно болит нога, — ее голос дрогнул от волнения. — И под проливным дождем я слышу только тишину. Я знала, что они мертвы. Я тоже закрыла глаза, чтобы умереть. Джейс потянулся к ее руке и сжал ее. Уставившись на их переплетенные пальцы, Мэдди чувствовала себя в безопасности, защищенной от ужасов прошлого. — Это была моя вина, — сказала она просто. Мэдди не всхлипывала и не проливала слезы. Она просто говорила, обнажая душу, чтобы озвучить то, что она никогда никому не говорила, никогда не озвучивала вслух. — Пастор Хогл никогда не позволял Элизабет править коляской. Он утверждал, что это была мужская работа и для леди это — неподобающее занятие. Мы все думали, что это ерунда, конечно. Поэтому я не сказала ей «нет», когда она спросила, можно ли ей править. Я знала, что у нее практически нет опыта, но я не думала об этом. На самом деле, я больше переживала о том, что скажет пастор, если увидит Лиззи с поводьями в руках. Я была ужасно глупой. Нельзя было отдавать ей поводья. — Элизабет правила коляской? — Да. — Кто-нибудь знает? Мэдди сузила глаза. — Какое это имеет значение? — Они обвиняют тебя, потому что думают, что правила коляской ты. Мэдди, тебе никогда не приходило в голову, что, возможно, если бы они знали… если бы ты сказала… — Я не могла этого сказать, — в ее горле поднялся ком отчаяния, и она проглотила его. Джейс уставился на нее, недоумевая. — Почему нет? — Потому что я жива, а она мертва, — она моргнула, прогоняя слезы скорби и вины. — От Элизабет ничего не осталось, кроме ее памяти, и я не запятнаю все, что от нее осталось, переложив на нее вину. Он покачал головой. — Ты не правила коляской, Мэдди. — Но я должна была. Я пыталась заставить ее отдать мне поводья, я должна была быть настойчивее. Возможно, я смогла бы удержать лошадь. — И предотвратить удар молнии, да? Мэдди грустно склонила голову. — Это не имеет значения. Теперь они все умерли. Все уже случилось, — она вздохнула. — Хотелось бы мне понять, почему я выжила, а они нет. — Есть десятки объяснений. Ты удачно упала. Или на удачное место. Джейс всегда рассуждал логически. Она знала, что должна быть другая причина. Ее спасла не простая случайность. — Это не то, что я имею в виду, — чувство вины сдавило Мэдди горло. — Почему именно я выжила? — Никто не может ответить на этот вопрос. Но ты выжила. И ты проделала большой путь, чтобы преодолеть последствия травмы, — сказал он. — Неважно, почему ты выжила. Важно то, что ты с этим справляешься. Он сосредоточился на управлении багги и позволил словам повиснуть в воздухе. И как ни странно, этого было достаточно. Звук смеха постоянно доносился из переполненной коляски впереди. Ленты красивых капотов вились на ветру. Несмотря на их далеко не веселую беседу, Мэдди не могла не улыбнуться. — Существуют ли какие-то припарки или мази, чтобы лечить родимые пятна? — спросила она, желая сменить тему. — Такие, как у Долли Хогл? — Именно. — Если и есть, то я не знаю таких. Я слышал, что знахари вроде бы используют какие-то травы, чтобы вывести родинки, но сам я результата никогда не видел. — Джейс покачал головой. — Лучше не обещать девушке излечения. Это принесет больше вреда, чем пользы. — Она кажется такой грустной. Джейс моргнул. — Что не помешало ей тебя оскорбить. — Элизабет была ее кузиной. Как пастор Хогл и остальные члены ее семьи, она винит меня, — Мэдди чуть заметно улыбнулась. — Все винят, кроме Лестера. — Мне нравится Лестер, — сказал Джейс. — И очевидно, что ты ему нравишься. — Он единственный Хогл, кто все еще говорит со мной. Связано это с Амелией или нет, я не знаю, но он всегда был добрым. Я не могла и пожелать ей лучшего мужа. — Похоже, они подходят друг другу. — Почему ты не женат? — Мэдди сама от себя не ожидала этого вопроса и в ужасе хлопнула себя ладонью по губам. Джейс рассмеялся, прежде чем ответить. — Это было первое, что спросил комитет по найму, когда я подал сюда документы, — сказал он с ухмылкой. — Ты им подсказывала вопросы из-за занавески? — Нет, меня там не было, — Мэдди фыркнула. — И не думай, что я не заметила, что ты аккуратно обошел вопрос. — Я сказал комитету, что был постоянно занят и не смог найти себе женщину, которая могла бы вытерпеть то, что я постоянно занят. Она отнеслась к объяснению настороженно. — Это правда? — Один вариант, — он улыбнулся. Она тоже улыбнулась. — А другой? — Брак меня не устроит. — Почему бы и нет? — Я живу ради своей работы. Если не считать пациентов, я никогда не отвечал ни за кого, кроме себя. — Но ты можешь изменить это, если… — Я не хочу что-то менять. Его приверженность своему делу не стала для Мэдди неожиданностью, а вот убежденная позиция холостяка стала. Профиль Джейса был жестким, но резкий тон смягчился. — Я начал изучать медицину с отцом, когда мне было шестнадцать лет. Не потому, что это было его желание, а по настоянию моей матери. Мне нравилось земледелие, я хотел попробовать фермерство. Но мать ухватилась за медицину, потому что она знала, что это была моя единственная надежда хоть как-то сблизиться с Мерриком-старшим. Несмотря на то, что он произнес эти слова очень ровно, Мэдди могла слышать печаль, порожденную пренебрежением отца. — О, Джейс.