– Вот придурок, сам же хочешь ее. Надо исправлять ситуацию. Решив оставить «Фольксваген» у ларька, Ремезов поспешил за женщиной. В ту ночь в Москву ушла шифрограмма: «Грунов с Д и С в Риге. Подробности позже. Гудвин». Глава третья Пассажирский поезд «Челябинск – Москва» подошел к перрону станции Рязань-1. Звякнула сцепка, заскрипели тормоза, состав остановился. Во втором купе мягкого вагона мужчина лет пятидесяти, положив портфель под подушку, взглянул в окно: – Рязань, еще три с половиной часа, и будем на месте. Мужчина помоложе кивнул: – Да, еще пара-тройка остановок, и мы в Москве. Честно говоря, Иван Сергеевич, мне до чертиков надоела эта езда. Больше полутора суток в купе. Выехали из Челябинска по московскому времени в 8.00 8 августа, а сейчас 14.28 9-го. В Москве, если поезд все так же на удивление пойдет по графику, мы должны быть в 18.00. Итого тридцать четыре часа. Иван Сергеевич Рыбник, по должности ведущий специалист наркомата танковой промышленности, а по данным НКВД, ближайший помощник наркома Зальцмана, отвернулся от окна: – И что вас не устраивает в этом поезде, товарищ Буторин? Вдвоем в купе спального вагона, завтрак, обед, ужин тоже в купе. Поезд идет по расписанию. Можем выспаться на неделю вперед. – Знаете, Иван Сергеевич, – проговорил капитан Буторин, офицер специальной боевой группы IV Управления НКВД, – я бы предпочел заниматься чем-нибудь более серьезным, нежели вашим сопровождением. Не понимаю, почему в охрану к вам выделили меня, а не офицера из подразделения охраны НКВД. Рыбник ответил: – Мне в принципе было все равно, кто поедет со мной, но товарищ Зальцман сказал, что в охране будете именно вы и это решение самого Лаврентия Павловича. – Что ж такого важного вы везете в портфеле? – А вот это, капитан, извините, вас не касается. Пока состав стоит, сходили бы лучше купили у торговок моченых яблок. Обожаю моченые яблоки. На перроне их наверняка продают. Да и папирос прикупить бы не помешало, у меня в пачке осталось две штуки. Буторин сказал: – Вам прекрасно известно, что нам не то чтобы из вагона – из купе выходить нельзя. Пищу заказывать в ресторане только через проводника Егорова, который, я уверен, в этой должности всего на один рейс и имеет звание не меньше старшины госбезопасности. Двух папирос вам хватит. А нет, так у меня половина пачки «Казбека» осталась. Моченых яблок купите в Москве, вот передам вас охране наркомата танковой промышленности, заполните ими хоть целый багажник автомобиля. А в пути из купе ни ногой. Только в туалет, и то в моем сопровождении. – Вот что надоело в дороге, так это походы по двое в туалет. Надо мне – со мной идете вы, надо вам – иду я. Соседи по купе смотрят на нас с нехорошим интересом. – Да плевать, как кто смотрит. Мы выполняем приказ. – Но уже почти доехали. Рязань – мирный город. – Он поправился: – Пока мирный, надеюсь, таковым и останется. Что здесь-то может произойти? Рядом с Москвой, после полутора суток езды? Буторин достал папиросу. Курили они здесь же, в купе. – Все, что угодно, Иван Сергеевич, и не провоцируйте меня на нарушение приказа. Этого не будет. – Вы еще тот служака. – Это да. Тут вы правы. Служака я еще тот. – А что? Неплохо пристроились. Сопровождаете должностных лиц различных ведомств в командировках. Это не на передовой сражаться. Буторин усмехнулся: – Ну и вы не с винтовкой в стрелковой ячейке сидите. – Я ученый, у меня «бронь». – Вот и у меня «бронь». Знал бы представитель наркомата, какое теплое местечко занимает капитан Буторин. Виктор же не имел права раскрывать свою принадлежность к боевой группе, подчиненной старшему майору Платову, начальнику управления и через него упомянутому Лаврентию Павловичу Берии. Но Рыбник этого не знал и не мог узнать. Лязгнула сцепка, к составу прицепили другой паровоз, который покатит вагоны с несколькими остановками до Москвы, до Казанского вокзала. В дверь постучали. – Кто? – спросил Буторин. – Это проводник Егоров. – Что? – Обед через двадцать минут. – С чего это вдруг вы сейчас сообщаете об этом? Раньше не предупреждали. – Так… – немного замялся проводник, – …начальник поезда в вагоне, а вас я обязан предупредить. – Понятно, через двадцать минут так через двадцать минут. Проводник ушел. Буторин взглянул на Рыбника: – Вы бы, Иван Сергеевич, портфель свой под диван, в багажный отсек положили! – Зачем? – Оттуда его сложнее будет быстро достать. – Кому достать? – искренне удивился представитель наркомата танковой промышленности. – Тому, кому очень интересно его содержимое. Рыбник вздохнул: – Капитан, ну что вы все усложняете? Мы полторы тысячи километров проехали, и никого, как вы выразились, интересующегося содержимым портфеля не было. – Не было, но могут объявиться. Последний перегон – для этого самое удобное место. – С ума сойти! Но вас действительно подействовала долгая дорога. – Товарищ Рыбник, я отвечаю не только за вашу безопасность, но и за безопасность этого портфеля. – И кто же возложил на вас эту обязанность? Я имею в виду документы. Буторин ответил: – Главный инженер Кировского завода в Челябинске, товарищ Махонин. – Махонин? Сергей Нестерович? – еще больше удивился Рыбник. – Представьте себе. Перед самым отъездом на вокзале предупредил, что и портфель я тоже должен оберегать, наравне с вами. – Но почему мне он ничего не сказал? – Приедем в наркомат, свяжетесь с ним по телефону, он объяснит. Я не знаю почему. Так что будьте любезны положить портфель под полку. – Черт знает что, мне придется доложить о вашем поведении начальству. Буторин улыбнулся: – Какому начальству? – Своему, естественно, а оно уж разберется с вашим. – Сомневаюсь. Если разборки, то скорее уж НКВД разберется с вами. Но не тратьте время, скоро Егоров доставит обед. Пожав плечами, Рыбник поднял полку и положил портфель в багажный отсек: – Довольны? – Доволен. Рыбник пододвинулся к окну, из которого был виден вокзал. Паровоз пыхнул паром, дал гудок, состав медленно тронулся.