– На тренировку мне надо, – сообщил Дмитрий, – ты‑то со спортом как? – Боксом занимался… Первый взрослый. – Похоже… Грифа хорошо припечатал, – Харламов вытащил спортивную сумку из‑под кровати и принялся утрамбовывать туда кимоно, – не бросай, здесь школа неплохая. В «Труде» или «Динамо»… – А ты что каратист? – Нет, – засмеялся Дима, – дзюдо‑самбо, КМС … Скоро зона северо‑западная, хочу мастера выполнить. – Ты надолго? – Лехе нравилось общаться с этим сильным, не по годам здравым парнем. – А ты что один остаться боишься? – улыбнулся тот. – Да нет… – стушевался Малыгин, – просто скучно одному. Да и город чужой, податься некуда… – Лады, пошли со мной. Я как раз в «Труде» занимаюсь, там и зал бокса есть. Может Андрей Сергеевич там будет, познакомишься… Форма спортивная есть? – Конечно, – радостно кивнул Малыгин, – а кто такой Андрей Сергеевич? – Тренер по боксу, – коротко ответил Дмитрий, – давай, не тяни кота за яички. Иди, собирайся… Глава 4 Так началась самостоятельная лехина вологодская жизнь. Трещина лучевой кисти срослась как на собаке, поэтому к тренировкам он приступил через пару недель. Ненавязчивое и неожиданное шефство Димы Харламова позволило ему адаптироваться достаточно быстро в непривычной атмосфере. Тот быстро втянул его в пропахшую мужским потом спортивную атмосферу. Разложил за пару дней психотипы преподов и прочих местных знаменитостей. И даже помог Лехе с ликвидацией мусорного наследства. В комнату к Алексею Малыгину подселили ещё пару первокурсников‑историков. Оба они были, надо заметить, типичными представителями «ботанической» породы. Прыщавы, щуплы и малоразговорчивы. Оба приехали из близлежащего райцентра, туда же и планировали вернуться. Группа же, как и ожидалось, была подавляюще женской – из двадцати шести будущих историков лишь четверо, включая Леху, были представителями сильного пола. Все парни оказались иногородними, соответственно «общажными». Однако лишь с одним из них, двухметровым баскетболистом Ромой Кабановым, у Алексея сложились приятельские отношения. Может быть, сказалась некая спортивная закваска, а может быть, то, что Кабанов, в отличие от большинства студентов, так же, как и Малыгин, не был вологодским. Приехал учиться из Сыктывкара. Там он выступал за городскую баскетбольную команду. Был самым перспективным игроком, заполучить которого жаждал спортивный факультет местного университета. Однако непосредственно перед подачей документов Роман резко переменил своё решение. Обязательную медкомиссию абитуриент проходил в городской поликлинике. Дисциплинированно обходя врачей профосмотра, он зашел в последний кабинет терапевта. Крупная тетка, со скандальными складками на лице брезгливо приняла у него карточку, не удостоив пациента взглядом. – Куда поступаешь? – наконец спросила она, подняв глаза на уровень одного метра девяносто пяти сантиметров. – На спортфак… – Рома мялся. Сесть не предложили, и он не знал, куда деть свои безразмерные конечности, – на факультет физической культуры… – Понятно, – врачиха неприятно осклабилась, – откуда мозгам‑то взяться… Только с мячиком скакать. Рома вспыхнул, заалев шей, лбом и щеками. Обида подавила эмоции и он, катая желваками, ответил на формальные вопросы. Затем терпеливо дал себя ощупать‑послушать. Когда необходимые врачебные действия закончились, и врачиха подала документы, Кабанов выдал: – Я вам не дебил! И с мозгами всё в порядке! Я вам всем докажу! Шарахнув дверью, выскочил из кабинета. Всё дальнейшее происходило с кинематографической скоростью. Экзамены в Сыке, на физвос на «отлично», затем поездка в Вологду. Абитура. 15 баллов из 15 возможных на истфак. Всё всем доказал. Можно возвращаться в привычную спортатмосферу республики Коми. Вот только новая жизнь и чужой город так понравились Роме, что он принял решение остаться и получать профессию учителя истории. Как водится, начало первого учебного года состояло преимущественно из масштабных лекционных курсов. Болтание по обшарпанным аудиториям, частые переходы из корпуса в корпус, механическая писанина конспектов и ежедневные тренировки в «Труде» быстро замонотонили новый быт. Уже через месяц двести километров до Ярославля казались Алексею далекой‑далекой родиной. На выходных он ходил на переговорный пункт и, пользуясь тем, что «сожители» уматывали домой, дрых до обеда, пытаясь выспаться впрок. Всем известная поговорка о том, что студент до обеда борется с голодом, а после обеда со сном. С непривычки стесняясь большого количества девушек, Леха старался часто не выходить на кухню или в коридор, давясь всухомятку батоном с молоком или ещё не закончившимися домашними консервами. Да и готовить, кроме пельменей, он ничего и не научился. Хотя очень сильно пытался. При этих попытках степень готовности блюда определялась степенью залитости электроплиты кипящей водой. Харламов же все выходные отсутствовал – работал охранником в одном из ночных клубов. Кстати, если быть откровенным, то и общага в выходные дни мало чем отличалась от развлекательного заведения. Всенощное бухалово, скрипы‑вздохи изношенных кроватей, пьяные вопли и Линда с «Мало‑мало‑мало огня!» легко и непринужденно создавали декорации районного дня Молодежи. Первокурсники, в силу малого срока учебы, в подобного рода мероприятиях пока не участвовали, но очень хотели. Да и страх «залететь» и, как следствие, вылететь, добавлял дисциплины в неокрепшие первокурсные головы. Конечно, попадались отдельные особи, умудрявшиеся злоупотребить, а точнее нажраться либо в грустном одиночестве, либо в компании таких же перспективных педагогов. Состоялась парочка громких залетов – неумело опохмелившийся «первак» блеванул на семинаре, а бодрая компания будущих физруков разодралась на дискотеке с курсантами школы УИН . В первом случае ограничились внушением и перво‑последним китайским, во втором «физвосников» отчислили по настоянию милицейского руководства – курсанты бой проиграли в виду явного преимущества студентов. Курсантов, в общем‑то, тоже отчислили. В целом учеба напоминала Лехе некий преподавательский дайджест‑рейтинг. Если лектор оказывался интересным рассказчиком, то и предмет вызывал желание изучения. Например, в принципе не очень динамичная логика в исполнении Бори Шмакова, в прошлом призера молодежного первенства страны по боксу, априори была Малыгину интересна. Тем паче разъяснение теории на примерах Тайсон – Холифилд даже у «ботанических» студенток вызывало веселый интерес. В то же время монотонный бубнеж аспиранта кафедры отечественной истории Саши Гальцева, вчерашнего студента, ни к чему, кроме желания всхрапнуть, не сподвигал. Но на то и учеба, к которой нужно относиться с философским спокойствием. Тренировки отнимали достаточное количество времени, но, с учетом того, что спортзал находился в 15 минутах ходьбы от общаги, это не напрягало. Скорее наоборот, мотивировало. Во‑первых, возможность вырваться из загаженных помещений общежития и, как следствие, посетить болееменее нормальный душ, во‐вторых, возможность лишний раз пересечься с Харламовым после тренировки и совместно совершить променад обратно. В‑третьих, лехины показатели вселяли уверенность в победу на ближайших областных соревнованиях. Тренер Андрей Сергеевич Краснов сумел, так организовать тренировочный процесс, что присутствовал в спортзале в эпизодической роли небожителя, отдав ежедневную рутину наиболее перспективным своим ученикам. В то же время его появление в зале, веские замечания и очень ценные подсказки вносили необходимую корректуру в подготовку молодых боксёров. Мутные слухи о некоей статусной роли «дяди Андрея» в околокриминальном мире хоть и доходили до начинающих спортсменов, однако лишь добавляли авторитетного веса в, – и без того легендарную, фигуру обладателя кубка СССР. Именно Андрей Сергеевич первым увидел потенциал в ярославском новичке и дал команду Роме Ушакову, своему основному воспитаннику, персонально готовить боксёра к первенству области. По этой причине, Малыгину банально не хватило бы сил разнообразить свой распорядок, не говоря уже о каких‑то загулах и пьянках. «Красновская» методика таких вариантов не предусматривала. Таким образом, проживая институтские будни, общажные выходные и «пахотные» вечера, студент Малыгин уверенно дошагал до Нового года, конца семестра и первых экзаменов. Глава 5 Турнир «Новогодняя Елка» традиционен во многих видах спорта. Особенно в формате юниорских и молодежных состязаний. Но, наверное, есть некие элементы юмора в названии применительно к боксёрскому первенству. Ассоциации с фонарями, шишками и прочей яркой мишурой примериваются гротескной перспективой к внешности боксёров по окончании поединков. Леха впервые выступал не в родных стенах. Получить свой первый взрослый ему удалось, не выезжая из Ярославля, благо количество турниров в родном городе – от детских до мастерских – всегда хватало. Однако здесь, в Вологде, предстартовый мандраж был иным. Дома в помощь родным стенам на соревнования приходили друзья и знакомые, информация о лехином участии анонсировалась в школе. Во взглядах одноклассниц юный боксёр усматривал безмолвное обожание женами римских патрициев иноземного гладиатора. Сейчас же всё было иным. Девчонки из группы вяло прореагировали на оброненную им новость, общажные знакомцы отделались комментариями, типа «делать тебе не хрен», а парни из секции бокса в большинстве своём были потенциальными соперниками. К тому же местными, что, малость, ещё и усугубляло. Интерес проявил лишь Рома Кабанов, пообещавший прийти на второй день соревнований, «если доползешь», – пояснил он. Ну и, конечно, Харлам. Он готов был даже секундировать Лехе, но, к сожалению, советы самбиста‑дзюдоиста вряд ли могли помочь на боксёрском ринге. По этим причинам к обычному волнению перед боем примешивалось ощущение некого угла. Впечатления формата «Один на льдине». Это злило и пугало одновременно. Гомон зала глухо гулял по раздевалке. Малыгин уже от‑фиксировал своего соперника на вывешенных листочках сетки соревнований. И даже совместил с персоналией. Это был парень из его же клуба, правда на год постарше и занимавшийся в другие дни. К тому же он учился на физвосе в родном уже пединституте. Заявлен был как второразрядник. Бои легковесов, как правило, открывавшие турнир Леха краем глаза успел зацепить, однако, когда пошли веса за 60, он ушел в раздевалку. Бинтоваться – разминаться. Харламов остался в зале отслеживать ход поединков. Бинты где‑то за полчаса, бой с тенью, «двоечка» по лапам, дружески поставленным Харламом. Ещё минут десять на скакалке. В зал. – В красный угол ринга приглашается воспитанник «Труда» Алексей Малыгин! – голос главного судьи, усиленный и искаженный, прозвучал внезапно. Несмотря на то, что Леха уже в шлеме и перчатках готовился взойти за канаты. Секундантом выступил парнишка‑легковес, уже отбившийся в своей категории. – Бокс! Соперник коренасто‑лобастый уверенно попёр вперед. Все его мощные боковые Леха видел на стадии подготовки. Мышечная память реагировала мгновенно. Нырок, ещё нырок. Пара прямых на отходе. Тело всё делало само. Алексей ощущал своё преимущество и не торопился им воспользоваться. Необходимо втянуться, вкусить. По‑бокси‑ровать. – Бокс! Второй раунд. Оппонент ощутимо злее. Мощные свинги и джебы пробивают защиту. Это уже неприятно. Заигравшийся Малыгин оказался в углу. Выход сложный, через удары. Апперкот прошел. Засолонило во рту. Это уже боль. В глазах потемнело. От злости. Используя разницу в росте, Леха разорвал дистанцию, пробив серию жёстких прямых. Соперник провалился, пытаясь достать размашистым полукругом. И нарвался. Кросс между рук навстречу. Леха окраиной сознания, сузившегося до размеров ринга, уловил как гул зала резко погас. Противник повалился на настил ринга. Первый нокдаун этих соревнований. Восемь – девять – аут! Нет, нокаут. Агрессия поединка постепенно поглощалась радостью победы. Рефери и секундант придержали шатающегося соперника, пока врач обмахивал лицо нашатырной ватой. Леха, согласно правилам, терпеливо ждал в углу. Сквозь возобновившийся гомон, он услышал радостный голос Харламова. – Леха, молодец! Малыгин повернул голову и увидел своего друга. Столь искренне‑широкую улыбку он видел на его лице впервые. Леха успел лишь ответно кивнуть, как рефери вытянул его за руку на середину ринга, объявив победителем. Первый день соревнований неохотно отпускал из своего клинча. Леха, смаргивая падающие на глаза хлопья тяжелого снега, неторопливо шагал из спорткомплекса в общежитие. Спортивная сумка, слегка потяжелевшая от напитанной влагой спортивной формы, приятно оттягивала плечо. Харлам, встретивший каких‑то своих знакомых в спорткомплексе, излишне поспешно отослал Малыгина в общагу. Во всём теле Леха ощущал эндорфиновую тяжесть готовых к завтрашнему бою мышц, слегка пьянящее ощущение предстоящих схваток. Полное осознание нужности спортзальной пахоты уместилось в два раунда по три минуты. Суббота прошла в режиме легкого адреналинового драйва. Ещё один бой, на этот раз с соперником из небольшого райцентра. Парень совсем сырой, прошедший в полуфинал вместо, получившего травму, череповчанина. Алексей не стал его мордовать, легко переиграв по очкам. Никакого благородства на самом деле. Простой спортивный расчет. В финале он выходил на мастера спорта и «вымахаться» в проходном поединке было бы нелогично. Поэтому Малыгин, быстро отбившись, быстро ушел. Соседей в комнате не было, и он рассчитывал немного побыть в себе. Настроиться на бой, по правильному «погонять», отключиться от нервяка. Будущего визави он знал, тот тренировался и в «Труде», и в «Динамо» и ещё где‑то. Там, где, по всей видимости, была своя тусовка. Тусовка обладателей фирменной амуниции, импортных перчаток и «адидасовских» костюмов. Был он года на два – три старше Лехи, учился в местном юридическом ВУЗе на третьем курсе, по слухам, имел папу‑коммерсанта и обширные связи в криминальных кругах. По крайней мере, на тренировки приезжал на «девятке» цвета «мокрый асфальт», наглухо тонированной. Юра Ермаков, «Ермак», модный и мощный, с наглой ухмылкой на симпатичном лице. Как‑то на тренировочных спаррингах Малыгин видел, как тот играючи отправил в нокдаун соперника, но упасть ему не давал, продолжая отрабатывать «поплывшего» «по этажам». В итоге парень свалился от нокаутирующего удара по печени, а Ермак обнажил в самодовольной ухмылке «гриннхилловскую» капу. Жестокость собственного мастерства приносила ему бóльшее удовольствие, нежели спортивные достижения. Леху, как, впрочем, и большинство «сборников», он воспринимал манекеном, встроенным приложением спортивного зала. Мог безапелляционно кивнуть головой, приглашая в ринг на тренировочную схватку, даже не взглянув на выбранного бойца. Лехе с ним спарринговать не приходилось. Может, в силу того, что тот обычно «тренил» в углу зала, а не на ринге, а может Ермаков не считал его за достойного соперника. Тренерский состав «Труда» к Ермакову почему‑то относился как к необходимой части учебно‑воспитательного процесса и в его нечастые визиты‑спарринги не встревал. Но самым колюще‑неприятным комочком был эпизод, нет, скорее штрих, произошедший около судейского столика. Когда формировался протокол второго дня и определялись финальные пары на воскресенье, Ермак вальяжно подошел к секретарю судейской комиссии. Никто из молодых спортсменов на такую борзость не осмеливался, да и многие тренера дожидались официального объявления результатов. Хотя большинство уже имело представление о том, кто с кем будет драться. Перегнувшись через плечо секретаря, Юра, видимо, срисовал фамилию своего оппонента, но с физиономией не совместил. Леха же, просчитавший свой «залет» на мастера спорта, сидел на дальних рядах выставленных в зале стульев, и сглатывал застрявший от волнения комок в горле. Естественно, он поймал взглядом трехполосную олимпийку Ермакова, как только тот вошел в глухо гомонящий спортзал. Он увидел, как тот, прочитав бумаги, спросил о чём‑то секретаря. Судейский неопределенно отмахнулся. Тогда Ермаков, мазнув взглядом по залу, подошел к группе «трудовиков» для уточнения фамилии и образа неопределяемого противника. Кто‑то из парней, поискав глазами по залу, вытянул руку в лехину сторону. Малыгин максимально равнодушно рассеял взгляд, продолжая вести наблюдение боковым зрением. Меньше всего ему хотелось, чтобы его волнение узрел будущий соперник. Страх, даже в самом копеечном его объеме, не стоит никому показывать. Так учил его тренер, ещё в Ярославле. Ермаков, ткнувшись в указанное направление, увидел Малыгина и облегченно осклабился. Даже, наверное, удовлетворенно хмыкнул. Хотя с такого расстояния Алексей ничего услышать не мог. Он лишь видел, как Ермаков хлопнул собеседника по плечу и, более не удостаивая вниманием Лехину персону, неторопливо пошагал на выход. Расслабленно поигрывая ключами от автомобиля. В его поведении не было какого‑то особого позерства или понтов. Обычное поведение сильного и уверенного на фоне слабого и рефлексирующего. Однако именно эта манера молчаливого превосходства стероидно повысила уровень лехиной агрессии. И речь здесь уже шла не об абстрактной спортивной злости, а о конкретном желании сломать этого самоуверенного альфа‑самца. Выбить (не сбить!) спесь, доказать, что побеждать можно не только мастерством, но и решимостью. Однако в общаге всё изменилось. Вместо спокойного анализа предстоящего боя на полную мощность включился режим паники. Страх угодливо предлагал миллион вариантов «откоса». Придумай растяжение, обвари руку кипятком, свали в Ярославль… Подобные рефлексии и «загоны» приключались с Малыгиным только в самом начале боксёрской карьеры. И, признаться, сейчас он не понимал природу панических настроений. На самом деле всё было просто. Леха, наверное, впервые по‑настоящему столкнулся с другой жизнью. Предстоящий спарринг, в прямом понимании, не был спортивным поединком. Боксёрские начинания Малыгина приходились на самое начало 90‐х годов, когда бокс действительно уравнивал. Все находились примерно в одинаковом социальном статусе. «Главспортпромовские» перчатки, кеды вместо «боксёрок», стандартные майки‑трусы. И суть не в советской «уравниловке». В конце концов, дефицитные «Гринн Хиллы» или «Адидасы» всплывали периодически и у ярославских одноклубников. В боксе действительно все были равны. Мастер спорта пахал с тобой на тренировке с одинаковым, а то и большим упорством. Потом на трамвайчике пилил вместе с тобой домой. Не было другой жизни. Не было звезд, точнее не было тех, кто считал себя звездами. И звание мастера спорта СССР рассматривалось вершиной пирамиды, венцом долгого спортивного пути. Были, конечно, редкие исключения, шагнувшие выше к международному уровню, но Леха таких не знал. Спортивные достижения начали монетизироваться очень быстро, всего несколько лет назад. При этом к спорту это имело условное отношение. Наверное, потому что в те времена спортом заработать было нереально. Физическая сила и бойцовские навыки стремительно нашли применение за пределами спортивного зала. А те, у кого для этого были все предпосылки, как например, у Ермакова – папа, деньги, связи – становились настоящими селебрити. При этом, не забывая периодически демонстрировать собственную значимость. Поэтому выходец из небогатой интеллигентной семьи Алексей Малыгин и переживал по поводу финального поединка. С морально‑психологической точки зрения, он не был полноценно готов. Чисто спортивный мандраж стократно усилился от новых, ещё неосознанных эмоций. Ленин называл это классовым антагонизмом. Но историю КПСС Малыгин пока в таком объеме не знал, поэтому на «гонках» проворочался в кровати почти до самого утра. Поспать получилось всего часа три. За полчаса до будильника Леху разбудили пьяные вопли кавээнщиков, вернувшихся с ночной дискотеки «Планета обезьян». Шумные обсуждения какого‑то облевавшегося филолога, визгливые вскрики будущих учительниц английского языка (по звукам именно в их комнату прорывались юмористы) и отдаленный грохот сковородок на кухне дальнейшему сну не способствовал. Леха дождался, когда победит настойчивая юношеская эрекция и врата иняза захлопнутся за субтильными творческими спинами. Встал и, в одних трусах, накинув лишь полотенце на шею, выскользнул в полутемный коридор. Принять холодный душ, затем нивелировать морозную процедуру горячим чаем. Выспаться не получилось, но и сонливость отсутствовала напрочь. Остатки вчерашних глупостей из головы выгнали струи холодной воды, а мышечный тремор слился с приятным покалыванием после растирания и более не беспокоил. Чашка черного крепкозавареного чая, опрокинутая в пустой желудок, окончательно вернула Малыгина в бойцовское состояние. «Сейчас мы поглядим, какой – такой Сухов…» – вспомнилось «Белое солнце пустыни». И сразу стало проще. Вчерашняя агрессия ушла, оставив вместо себя веселую злобу. Желание подраться сменилось на спортивную игривость. Уже шагая с сумкой на плече, Алексей прикидывал рисунок предстоящего боя. «Он ниже, но физически сильнее… Удара особо нет, но сериями задолбить может…» – очень трезво рассуждал Малыгин. «Опять же захочет закончить в первом раунде, чтоб перед друзьями и девками покрасоваться… На этом и надо ловить, “двоечками‑троечками” не переиграть, клинчевать не стоит, но в разрез или на противоходе поймать можно…» – веселея, закончил теоретизировать Леха. – Леша! Малыгин! Алексей, практически вошедший в двери спорткомплекса, обернулся на оклик. Андрей Сергеевич Краснов собственной персоной. Первый вологодский мастер спорта СССР по боксу и руководитель школы. В распахнутой дубленке, без шапки. Белая рубашка без галстука расстёгнута до середины груди. Посверкивающая золотая цепь и массивный крест. Метрах в десяти, прямо на тротуаре приткнулся его знаменитый черный «Мерседес». – Здорово, – он протянул руку. – Здравствуйте, – стушевавшись и замешкавшись, – сумка соскользнула с плеча, пожал тяжелую ладонь Леха. Он, признаться и не предполагал, что «дядя Андрей» знает его имя и фамилию. – Заехал грамоты подписать… В Москву на денек надо выскочить, – Краснов не отпускал руку Малыгина, – с Ермаковым в финале? – Да, – выдёргивать кисть Леха не решился.