– Что? – А ты помнишь Рере, того бомжа с монументальным носом? Так вот, он говорил, что видел, как убийца входил в дом со своими «жарилками». Это определенно были нагреватели. Наш убийца пододвинул их к жертве, а потом включил. И те волоски, что оказались вблизи от спирали, обгорели. Ему надо было устроить сильную жару, чтобы сбить с толку следствие насчет времени преступления. Вик разинул рот: – Вот черт! Точно подметил, это же очевидно! – По поводу вывернутых и украденных предохранителей есть две версии. Версия первая. Он просто плюет на нас, потому и спер предохранители в качестве некоего символа, как бы говоря: «Вот и ломайте над этим голову, банда кретинов, а уж я повеселюсь от души». Версия вторая, более логичная. Он все увеличивал и увеличивал нагрев, пока пломбы не оплавились. А уходя, забрал с собой не один предохранитель, а все сразу, чтобы запутать следы. Мо принялся быстро расхаживать взад и вперед. – Чтобы определить время смерти, у судебного медика есть выбор между номограммой Хенссге и измерением количества калия в стекловидном теле глаза. Демектен – сторонница первого способа, который считает более надежным. Она делает выводы, базируясь на номограмме, учитывающей множество факторов: внешние, внутренние, влажность окружающей среды и так далее. При температуре в помещении 18 градусов температура тела умершего почти не изменяется в течение двух часов, а потом быстро падает. Судебный медик учитывает все данные, чтобы определить время смерти. Но если ты сильно разогреешь и воздух в комнате, и тело перед смертью, то все показатели спутаются, потому что для снижения температуры тела понадобится гораздо больше времени. И ты заставишь всех подумать, что совершил убийство, допустим, в полночь, а на самом деле все произошло намного раньше. Утром мы ничего не увидели, потому что температура воздуха в комнате уже успела сравняться с заданной в термостате: 18 градусов. Известен случай, несколько лет назад, когда особенно хитрый убийца завернул тело в одеяло, но одеяло оставляет нитки. А вот электрический разогрев… невидим, разве что жертва обильно потеет. Ван почесал ухо своим длинным ногтем. – А уж если преступник – хитрец из хитрецов, то вполне может оставить рядом кусочек мела с отпечатком совсем другого человека. Короче, ты улавливаешь, что я хочу сказать? Вик поднял голову: – Ты думаешь, это все-таки Кисмет? – Его алиби в ресторане летит ко всем чертям, поскольку преступление, несомненно, было совершено раньше, чем определил судебный медик. И если посмотреть с этих позиций, то все становится очень логичным. «Три Парки», уроды, Дюпюитрен, а теперь еще история с выставкой Либерман в Лионе. И в доме у него, когда мы пришли, среди всякого хлама стояли нагреватели. – У меня тоже есть целых два. – Да, но согласись, слишком много всего. Я думаю, этого типа надо допросить как следует. Вик покачал головой: – Нет, нет… С Кисметом это не вяжется. Я по-прежнему убежден, что он тут ни при чем. Он какой-то уж очень… блаженный, что ли, он слишком заметен, где бы ни появлялся. Что в музее, что в «Трех Парках». Наш убийца организован, он ничего не пускает на самотек. А Кисмет по характеру человек безалаберный. – Он подумал и добавил: – К тому же, согласно отчету, вторая жертва была убита между 2:00 и 3:00 ночи. Даже если принять во внимание историю с нагревателями, то это отодвигает время убийства к 22:00, а может, и раньше. А ты знаешь, где был в это время Кисмет? У Эктора Арье, а потом встречался со мной. Хотя Со и не так уж далеко от Шеврез, невозможно за такое короткое время приехать сюда, все расставить по местам и заставить Либерман пережить все ужасы. – Все это только приблизительные рассуждения. Мобильник Вика зазвонил. Он сжал телефон в ладони. Селина… – Извини. Он вышел в кухню и ответил на вызов: – Селина? – Нет. Это оказалась не жена, а какой-то мужчина. Это был врач, и говорил он низким, монотонным голосом. Вик рухнул на колени. Прежде чем завыть. 49 Понедельник, 7 мая, 12:23 Селина неподвижно лежала на больничной койке, и лицо ее было бесконечно печально. Неоновые лампы отбрасывали на него резкие блики. Рядом с койкой стоял гинеколог. – Гистеротомия[66] потребовала общего наркоза, – пояснил доктор Сенешаль. – Пройдет немного времени, и она проснется. Мы должны будем ее понаблюдать примерно до четверга… Психолог придет поговорить с вами обоими вечером. Со слезами на глазах Вик ласково провел рукой по волосам жены. Потом поднял голову: – Объясните, пожалуйста, что все-таки произошло. Сенешаль сказал, что во время исследования случилось непредвиденное осложнение внутри плаценты. Случай редчайший, но осложнение привело к преждевременному разрыву околоплодного пузыря. Совершенно сломленный, Вик погрузился в долгое молчание. В голове звучали слова Стефана Кисмета. Наконец он проговорил: – Я хочу, чтобы вы произвели исследование околоплодной жидкости. – Но… для чего? Вик посмотрел врачу прямо в глаза: – Я хочу знать, была у моего ребенка трисомия или нет. Я хочу знать, правду мне сказали или нет. – Кто сказал? Что за правда? – Я хочу знать. Сенешаль окинул его сочувствующим взглядом: – Назад уже ничего не вернешь. Зачем вам лишние страдания? Эту травму вы с женой должны перенести вместе и как можно скорее о ней забыть. В этом случае часто советуют… Вик схватил его за руку: – Пожалуйста, сделайте это! Для меня. Прошу вас… Гинеколог помолчал несколько секунд, лицо его посерьезнело, и он ответил: – Как только получу результаты, я вам позвоню. Вик поцеловал Селину и задал последний вопрос: – Мой… этот ребенок был мальчик или девочка? – Мальчик. Это был мальчик. Выйдя из палаты, Вик бросился в туалет и подставил лицо под струю холодной воды. Как же так получилось, почему все произошло так быстро? В каком состоянии проснется Селина? И как теперь она воспримет свою новую жизнь в Париже? А что же делать с приготовленной детской? С коляской, молочными бутылочками, слюнявчиками, пеленками? Опустошенный, обессиленный, он вытащил заветный спичечный коробок и посмотрелся в зеркало. К чему держать себя в рамках, соблюдать дисциплину, если любой может вот так взять и умереть где угодно, когда угодно, даже в утробе матери, в самом безопасном и защищенном месте в мире? Зачем лишать себя радостей и мучить воздержанием, если все равно кто-то другой будет решать, жить тебе или умереть? Бывает, что люди курят по три пачки в день и спокойно умирают от старости. А бывает, что молодые, сидя за уроками, погибают от кровоизлияния в мозг. Маленькие дети заживо сгорают во время пожаров. Кто все это решает? И почему? Выйдя в коридор, он достал мобильник и позвонил в Авиньон матери Селины. Та была потрясена. Она сегодня же приедет на скоростном поезде. Затем Вик разыскал Сенешаля и спросил: – Когда проснется моя жена? – Ну… думаю, проспит еще пять-шесть часов. К тому же, скорее всего, наркоз должен перейти в нормальный, естественный сон. Она выглядела измученной, когда поступила к нам. Сколько она вообще не спала? Вик отозвался только секунд через десять, он думал совсем о другом. – Мы оба очень плохо спали в последнее время. Позвоните мне, если возникнет хоть малейшая проблема. – А вы не останетесь? Взгляд Вика затуманился и потемнел. – Мне надо кое-кого повидать. Одного очень необычного человека. 50 Понедельник, 7 мая, 14:11