– А вы помните кого-то, с кем он был особенно близок? Улыбка Джины дернулась, на секунду став пластиковой. – Особенно… Наверное, только с Раулем. Ну, вы же знаете, из сотни друзей лишь один окажется настоящим, все в этом роде. Она вновь заулыбалась, прикрыв рот ладонью. – Кто знает, может, и я на самом деле не была ему другом. О, только не думайте лишнего, – она замотала руками. – Я просто шучу. Надо же разрядить обстановку, вы сидите тут так скованно. Ну же, попробуйте пирог. Кристиан кивнула, раздумывая над следующим вопросом. – Мы довольно много говорим о работе Филиппо. А чем он занимался в свободное время? – Мной, конечно! – Джина расхохоталась. – Шучу, шучу. Он любил активный отдых. Серфинг, охота, все эти мужские вещи. Никогда не лезла в эту часть его жизни. Как можно было судить по ответам Джины, она не лезла вообще ни в какие сферы жизни мужа. Однако Кристиан не списывала со счетов возможность того, что женщина просто не хочет отвечать на вопросы следствия. Какой бы ветреной она не казалась, в глубине ее улыбающихся глаз просматривалась некая хитринка, мелькающая с каждым уклончивым ответом. Кристиан долго думала об этом, уже сидя в своем номере и структурируя новую информацию в блокноте. Кому она может верить, а кому нет? Похоже, пока что совсем никому… Она впервые почувствовала, как сильно скучает по своему отряду, ребятам, с которыми всегда можно было посоветоваться по любым вопросам. На улице ярко светило солнце. Марселло с Даниэлем еще не возвратились, и у Кристиан было какое-то время для себя. Однако она не знала, что делать. Чужой город, чужая страна. Теоретически стоило бы изучить местность, где ей придется находиться в ближайшее время, но не было ни сил, ни желания делать это в одиночестве. Слишком высока вероятность, что она потонет в своих мыслях. Нет. Она должна была заниматься делом, чтобы собственный разум не затянул ее в водоворот. Она решительно вышла из номера и отправилась вниз. Дорогой дневник! Эта мысль не выходит у меня из головы с тех пор, как все случилось. Как никто другой я знаю, сколь хрупки человеческие тела. Порой не нужно и оружия, чтобы лишить кого-то жизни. Я всегда воспринимал это как данность. В дикой природе никого не удивить смертоубийством, ведь это не более чем механизм выживания, следование законам пищевой цепи. Что естественно, то не безобразно, разве нет? А ведь среди практически всех видов животных распространены смертоубийства собственных сородичей. Каждая пятая смерть милого на вид суриката происходит от лап его же соплеменника. А акулы? Детеныши, созревающие в матке матери, начинают пожирать друг друга еще до рождения. Так с чего убийства среди людей вызывают в обществе такой резонанс? Кажется, сейчас я начал понимать. Людям свойственно искать защиты у существа более могущественного, нежели они сами, и одна идея этого мгновенно разбивается об определение человека как венца творения. Как часто вы слышали, что человек, решившийся на убийство, берет на себя роль Господа? Но сколь же бесполезен тогда ваш Господь, ежели каждый может взять на себя его роль? Я запутался. Волен ли человек лишать жизни другого человека? Физически это не составит труда. Но существует ли какая-то незыблемая черта, преступив которую ты уже никогда не станешь прежним? Является ли ею момент, когда ты воображаешь себя богом и разрываешь нить, связывающую душу человека с его телесной оболочкой? Наверное, для многих ответ на этот вопрос будет очевиден. Как глупо и по-детски звучит фраза «убийство – это плохо». Если бы всегда существовал лишь единый постулат касательно этого, не было бы тысяч трактований закона, снижающих или же усугубляющих ответственность за смерть другого человека. Ведь при определенных условиях даже человек, держащий нож и нанесший смертельную рану, в итоге считается невиновным. Так почему же я, ни разу не поднявший ни на кого руку, чувствую себя убийцей? Еще на подходе к холлу Кристиан услышала громкий голос: – Пожалуйста, следите за детьми! Давайте вместе обеспечим себе комфортные условия во время экскурсии! Внизу собралась небольшая толпа. Молодой человек в круглых очках, добавлявших глупейшей невинности его и так круглому лицу, отчаянно жестикулировал, пытаясь упорядочить движение людского потока. Кристиан подошла к стойке, спрашивая девушку, безучастно перебирающую бумаги: – Что тут происходит? Девушка медленно подняла на нее глаза. – Экскурсия в дендропарк. Каждое воскресенье и среду с десяти и после четырех, – монотонным голосом проговорила она и вновь опустила взгляд в бумаги. Кристиан обернулась на молодого человека, пытающего направить толпу туристов. Выходит, это и есть гид дендрологического парка, который может подробнее рассказать ей о месте убийства. Что ж, сейчас он здесь, и кто знает, где она сможет найти его в нерабочее время. А значит, сейчас самый подходящий момент. Она снова повернулась к девушке за стойкой: – Я ещё могу записаться на экскурсию? В ответ Кристиан вновь получила равнодушный взгляд. – Да. Подойдите к Флорису, оплату принимает он. Она кивнула в сторону гида. Флорис… Имя как нельзя кстати ему подходило. Невысокий рост, немного детские черты лица, вьющиеся каштановые волосы – на вид парню было около двадцати пяти лет, но Кристиан уже понимала, почему Даниэль назвал его «мальчишкой». С трудом пробившись сквозь окруживших его туристов, Кристиан вытащила бумажник. – Я хотела бы записаться на экскурсию, господин?.. – Сэрра. Флорис Сэрра. Да, конечно, в этой программе все расценки. Пожалуйста, не толпитесь! Он быстро вручил ей буклет и вновь повернулся к своим подопечным. – Господин Сэрра, дело в том, что мне нужно поговорить с вами. Я из полиции. Юноша замер, растерянно похлопав глазами, и наконец-то сосредоточил на ней взгляд. – Полиция? Что случилось? – Будет лучше, если мы поговорим в более уединенной обстановке. – Ох… Экскурсия длится два часа, потом свободное время, и… – Я поеду на экскурсию с вами, – Кристиан вручила ему нужную сумму. – Надеюсь, вы уделите мне время после своей речи. – Д-да, конечно. Он ещё несколько секунд рассеянно смотрел на Кристиан, но вскоре встрепенулся и снова повернулся к туристам. – Проходите в автобус, пожалуйста! Следите за детьми! Сидя в автобусе, Кристиан развернула буклет. Дендрологический парк был построен в рамках программы восстановления естественной среды обитания малочисленных видов лесных животных Корканте, жилища которых были уничтожены во время катастрофических пожаров, разразившихся более пятнадцати лет назад. Сейчас же парк процветал – лишь пятая его часть была обустроена под общественную зону, остальное же представляло из себя дикую территорию. Тем не менее буклет обещал насыщенную программу, состоящую не только из разглядывания растущих вокруг деревьев, но и посещение «уникальных культурных зон», как было заявлено на ярком куске картона. Автобус затормозил перед кованными воротами с огромной надписью «Дендрологический парк Алькелано», и поток людей вновь начал скапливаться вокруг Флориса, сдавливая его подобно анаконде. Юноша тщетно пытался воззвать к тишине, но прошла почти минута, прежде чем его голос стал слышим среди всеобщего гомона. – Наша экскурсия будет разделена на две части, – начал Флорис, когда всеобщее внимание наконец сфокусировалось на нем. – В первой мы посетим самые необычные экспонаты нашего парка. Каждый из них обладает собственной неповторимой историей и, как и сам парк, заслуживает детального рассмотрения. Во второй же половине нашей экскурсии вы сможете свободно перемещаться по туристической зоне и рассматривать информационные таблицы, находящиеся рядом с каждым образцом. В конце экскурсии вы сможете посетить местный ресторан – все ингредиенты выращены в нашем парке, а потому блюда всегда обладают свежим и насыщенным вкусом. Общее время экскурсии – четыре часа. Сколь типичнейшей была речь, скороговоркой отскакивающая от зубов гида, столь же невероятной была картина, раскинувшаяся перед Кристиан. Вероятно, в туристической зоне умышленно были собраны самые необычные экземпляры, так как по дороге в город взгляд капитана особо не цеплялся за деревья. Но здесь она отчетливо почувствовала – она не в родном Кронфорде. Искусственный лес за воротами поражал воображение буйством красок. Гигантские деревья, покрытые чешуйчатой корой, закрывали небо сражавшимися за солнце кронами, а через железную ограду перекинулась россыпь алых, словно кровавый фейерверк, цветов. – Это прекрасное дерево, столь гостеприимно встречающее нас у входа, выразительно названо «огненным». Приглядитесь к соцветиям, собранным в языки пламени – издали можно решить, что дерево и впрямь объял пожар. Оно выживает лишь в очень теплом климате, но, к счастью, в Корканте всегда светит солнце. Группа прошла через ворота, следуя за Флорисом. – К слову, именно пожар стал причиной возникновения этой чудесной парковой зоны. Шестнадцать лет назад, во времена летней засухи, от пожаров пострадало более тридцати процентов лесов Корканте. Многие эндемические виды были полностью уничтожены, другие же оказались на грани вымирания. Чтобы не потерять самобытный природный мир страны, власти выделили около сотни гектаров земли на озеленение. Кристиан все смотрела и смотрела на высокие, широкие стволы, рассаженные вдоль мощеных дорожек. Эти деревья не были похожи на те, что росли в Датхеттоне – ее стране – и дело было даже не в размерах или виде. Нет, они были сами по себе иными, словно инопланетными. Будто бы она видела какую-то пародию на дерево, нарисованную зависимым от опиатов художником. – Однако эта местность не была полностью пуста на момент озеленения, – продолжал Флорис. – Многие представляющие историческую ценность объекты все еще находятся на территории парка, и сегодня мы обязательно осмотрим их. О, а сейчас вы можете увидеть знаменитый коркантский виноград, – он махнул рукой на дерево, облепленное растущими прямо из ствола круглыми черными плодами. Словно икринки, рассыпанные по речному дну. – А это дерево считается самым древним в истории дендрологического парка. Magna arbor, одно из самых известных баньяновых деревьев. Оно пережило не только чудовищные пожары, но и вырубку лесов, активно происходящую в предыдущем столетии. Точный его возраст установить невозможно – этот вид относится к тем немногим, что не имеют годичные кольца. Огромное нечто, повисшее над головой туристической группы, походило больше на длинноногое животное, брюхо которого колыхалось где-то в небе. Лианы свисали с его вытянутого тела, так непохожие на привычный кронфордский мох. – Как вы видите, этот вид имеет тенденцию на определенной высоте менять угол роста и продолжать развиваться не вверх, а вбок. В то время, пока ствол занимает все большую территорию, он отращивает вниз корни, которые прочно укрепляются в земле и становятся новыми полноценными стволами дерева. Из-за возраста подобное явление и приобрело столь масштабный характер – одного этого дерева достаточно, чтобы почувствовать, что находишься в небольшом лесу! Этот образец по праву считается самым невероятным в нашей коллекции. Он вел экскурсию дальше, останавливаясь практически у каждого дерева, рассказывая историю каждого места, мимо которого они проходили, и Кристиан не сразу поняла, что группа свернула с протоптанных дорожек и тихо зазвучали недовольные голоса людей, спотыкающихся на еле заметной тропке. Не стало видно табличек, все гуще становился лес. – Это место не входит в официальную программу экскурсии, но специально для вас я сделаю исключение. Клонящееся к закату солнце уже не пробивалось сквозь сплошные кроны тропических деревьев, и плотные сумерки текли между стволов. Но что-то белое виднелось вдали, и когда деревья наконец расступились, все замолчали. – Во все временя у разных народов было разное отношение к смерти, – раздался голос Флориса в повисшей тишине. – Существует по меньшей мере сотня известных способов погребения по всему миру. Многие века людей Корканте волновал вопрос бренности бытия, увядания красоты, сопутствующего смерти. Телесность конечна, плоть разлагается – и наш народ, стремящийся к концепции вечного идеала, особенно остро реагировал на совершенно естественный процесс смерти. Поляна, на которой остановилась процессия, словно впитывала в себя все звуки. Даже разносившиеся над ней слова гида растворялись в напряженной тишине. – Давным-давно у коркантцев существовал особый процесс погребения, к счастью, не сохранившийся до наших дней. Дабы не лицезреть отвратительнейшей картины телесного разложения, умерших расчленяли, а затем вываривали до тех пор, пока мясо не отслоится и не останутся лишь белые, чистые кости. Именно их с почестями хоронили, а оставшееся же выбрасывали, как нечистоты. Кажется, Флориса ни капли не смущало, какая мертвая тишина была ответом на его ровную, поставленную речь. – Но нельзя сказать, что в смысловом аспекте подобная практика не существует до сих пор. По статистике девяносто процентов жителей Корканте выбирают кремацию как способ захоронения близких родственников. Разве это не тот же самый страх перед гниением и разложением? Полная девушка, растерянно прижимающая к себе трехлетнюю девочку, тихо спросила: