Глава четырнадцатая Вместе с Мэволь мы сидели рядом и при свете мерцающих свечей разглядывали дневник, который я положила перед нами на низенький столик. Я не расставалась со своим дневником и решила в этот раз раскрыть перед сестрой все карты. Ну, почти все. Бумага зашелестела под моими пальцами, когда я открыла тетрадь на странице, где по порядку выписала все имена, связанные с двумя преступлениями. Сохён Ко Исыл Ссыльный Пэк Шаманка Ногён Деревенский старейшина Мун Судья Хон Поксун Отец Я пробежала глазами по именам и остановилась на шаманке. – Нужно выяснить, кто отравил отца, – сказала я, – и кто прячется за маской. Я уверена, что преступники в этом списке. Мэволь нахмурилась и шмыгнула носом. – А почему тут шаманка? – спросила она. – Потому что, – медленно ответила я, – она – мать Сохён. И она предсказала беду всем тринадцати девушкам, которых потом похитили. То есть двенадцати – Хёнок ведь погибла. Мэволь холодно взглянула на меня. – А с каких пор предсказание будущего считается преступлением? – Ты же сказала, что хочешь знать правду, какой бы ужасной она ни оказалась. Я выдержала ее прищуренный взгляд. Мне так хотелось, чтобы разум в этот раз победил чувства, тогда бы Мэволь поняла, что я не стремлюсь причинить ей боль. Я до последнего не хотела подозревать шаманку Ногён, но все улики указывают на нее. – Слушай, Мэволь-а. Не позволяй чувствам затмить правду. Воспринимай каждого из подозреваемых как незнакомцев. – Тебе легко говорить… Мэволь закашлялась. Вместе с дыханием из ее груди вырывались странные хрипы. Она поморщилась от боли, и я поморщилась вместе с ней. У нее отекло и болело горло, но она сумела выдавить из себя: – Я не смогу считать шаманку Ногён незнакомкой. Она – моя семья, самый близкий мне человек. Поверь, сестра, поверь не шаманке, если не можешь, а мне. И я говорю: шаманке можно доверять. Я сжала кулаки под столом. Как бы я хотела рассказать сестре все, что знала, но она мне не поверит, не разглядит очевидного. Что бы я ни сказала, Мэволь всегда будет на стороне шаманки. – Я верю тебе, – солгала я. А потом с опаской добавила: – Мы часто считаем хорошими тех, кто заботится о нас. Но это не всегда так. – Это ты отца имеешь в виду? – прохрипела Мэволь. – Он заботился о тебе, но со мной добрым не был. Ее слова больно ранили меня: она сказала правду. – Да, – согласилась я, и мой рот будто наполнился горечью. – Я говорю об отце. Иногда мы любим кого-то так сильно, что не замечаем, что он не идеален. – Я не замечала. – За каждую ошибку нужно платить. Отец заплатил за свою ошибку тогда, в лесу… он потерял тебя. Мэволь опустила ресницы, румянец совсем сошел с ее щек. – Ты говоришь все это, потому что считаешь шаманку Ногён убийцей? – наконец прошептала она. Я лихорадочно соображала, как мне ответить, чтобы не просчитаться. Если скажу «да», сестра навсегда отвернется от меня и к тому же расскажет все шаманке. Лучше не вываливать все на нее сразу, со временем неоспоримые улики убедят ее в том, что я права. Я знала, какая она упрямая. Мне она не поверит, ей нужно самой во всем убедиться. – Нет, – снова солгала я, – просто предупреждаю тебя, что результат расследования может оказаться очень неожиданным. Она явно успокоилась, вздохнула свободней. – А кого ты считаешь убийцей? Я чуть не сказала: «Ссыльный Пэк», но потом мой взгляд скользнул ниже по списку. – Мне кажется, в этом замешан судья. Мэволь удивленно подняла брови. – Правда? Не думаю. – Он ведет себя подозрительно… Кто-то тайно отправляет девушек в Китай. Для такого надо обладать определенной властью. – Это же очевидно… – Мэволь снова закашлялась. – Это Ссыльный Пэк. Он искал Поксун, и он преследовал Хёнок за день до ее исчезновения. – Пэк – слишком очевидный вариант. Он сразу же приходит на ум. Но если он во всем виноват, почему отец не арестовал его? Может, кто-то пытается выставить его преступником, чтобы сбить нас со следа? – Или, может, он как орым, потухший вулкан, у которого внутри, под землей, гигантская система лавовых трубок. «Если все-таки Ссыльный Пэк похищает девушек, – раздумывала я, постукивая по столу пальцем, – может ли оказаться, что он работает на шаманку Ногён? – Я перебирала в уме детали дела, проигрывала разные сценарии. – Или это Ногён выполняет его приказания? Скорее всего, раньше, до того, как его сослали на остров, у него были связи среди знати». Я тяжело вздохнула. Меня не покидало чувство, что я упускаю что-то важное. Я разочарованно прищелкнула языком: – Мы впустую тратим время, придумываем небылицы, которые не подтверждены доказательствами. Чем больше я вчитывалась в записи, тем сильнее у меня болела голова. Мертвые будто пытались что-то мне сказать, но я не могла понять что, могла только фантазировать о том, что же произошло на самом деле. На какое-то время я погрузилась в хаос мыслей и догадок, а потом вдруг заметила, что Мэволь замолкла и нервно теребит пальцы. – В чем дело? – Мне нужно кое-что рассказать тебе, – робко пробормотала сестра, – но сначала ты пообещай мне кое-что. – Что? – Пообещай, что ты ничего не будешь от меня скрывать. Сразу же скажешь, когда заподозришь кого-то конкретно. Я уже сбилась со счета, сколько раз обманывала Мэволь. – Обещаю. Мэволь судорожно втянула в себя воздух. – Не могу спать. Каждый раз, когда закрываю глаза, вижу отца. Это началось с тех пор, как я помогаю тебе в расследовании. Мне кажется… он пытается что-то сказать мне. «Он пытается предупредить тебя, – подумала я, – чтобы ты держалась подальше от старухи, которую считаешь единственным близким человеком». – Все, что происходит сейчас, связано с преступлением пятилетней давности, с тем, что случилось в лесу. – Да, и что? – кивнула я. – Пару дней назад ты рассказала мне о том, что узнала от Исыл. Что за день до исчезновения отец говорил, что собирается куда-то, чтобы очистить свою совесть. Туда, где за ним следит чей-то враждебный взгляд. Вчера у меня был жар, и я вдруг вспомнила, как отец говорил что-то подобное, когда приезжал. Верней, он не мне это говорил – он разговаривал с шаманкой, а я подслушала. Он сказал, что приехал на Чеджу, чтобы очистить совесть, исправить ошибки, вернуть любовь в нашу семью, между мной и им, между всеми нами. Я не поверила ему тогда, подумала, что это пустая болтовня. Но теперь меня мучает вопрос… Может, это как-то связано? Чей-то враждебный взгляд и то, что он исчез? Я уставилась в стол, но перед моим взором вновь оживал лес, ветви шевелились, раздвигались, пока не заполнили все мое сознание. «Лес наблюдает за мной. Враждебный и неподвижный, полный воспоминаний». Что это за место в лесу, где он чувствовал такую враждебность, такое осуждение? Куда бы пошел отец, чтобы очистить совесть? Может, туда, где погибла Сохён, и где нашли нас с Мэволь без сознания на снегу? Двух маленьких, замерзших, испуганных девочек. Или в другое место, которое я не могла вспомнить, где осталась Мэволь и откуда она до сих пор не могла выбраться… Я вдруг поняла, о чем она говорит, и у меня перехватило дыхание. Мы с сестрой уставились друг на друга. – Как ты думаешь, – еле слышно проговорила Мэволь, будто боясь нарушить тишину, – он пошел к «бабушкиному древу»?