— Мэй! Реки к морям, где ты была? Что случилось? Я выдохнула с облегчением и прижалась к краю проема. Арлен пошевелился и поднял голову с плаща, сонно моргая. Но приятнее всего было видеть Кольма, держащего чашку в руках. Его волосы были мокрыми от пота, щеки пылали красным. — Привет, Кольм, — сказала я. — Привет, — ответил он хриплым голосом. — Мой атлатл, — сказал Арлен, забирая его из моего кулака. Он поднес атлатл к свету, разглядывая в поисках ущерба. — Дротиков нет, — утомленно сказала я, двигаясь дальше. — Ты потеряла жемчужину! Великий Свет, я говорил не ломать его! Я не слушала его, подошла к Моне рядом с Кольмом, прижала ладонь к его лбу. Жар его головы превратился в тепло. Пот смешался с маслом лавра. — Как твоя грудь? — Лучше. — Он начал дышать лучше, как только мы дали ему отвар, — сказала Мона. — К полуночи лихорадка спала, и он вскоре проснулся. — Голова кружится? — спросила я. — Что-то болит? — Немного, — сказал он. — Не сильно. Спасибо, Мэй. Мона рассказала, что случилось. — Я хочу знать, что случилось ночью, — настаивал Арлен, теребя пустую выемку одноглазого Птаха. — Как ты использовала все дротики? — Я рассыпала их, — тяжело сказала я, бросив сумку. Тело гудело от усталости. — Ты рассыпала их? Даже не метала? — Арлен, включи голову, — сказала Мона, обычную резкость в ее голосе сменила усталость. — Она всю ночь рисковала собой, чтобы спасти нас. Сквозь усталость я ощутила удивление, вспомнив наши резкие слова прошлым утром. Земля и небо, казалось, спор был много лет назад. — Я метнула два дротика, — сказала я, — чтобы привлечь их внимание. Они оставили раненого скаута и пошли за мной, но я упала с обрыва и… начала оползень. — Оползень? Я потерла ушибленные ноги. — Я кричала с акцентом людей холмов, пытаясь сделать вид, что со мной товарищи. Я шумела как целая группа, но не знаю, поверили они или решили, что я сумасшедшая. Они шли за мной по склонам, близко к Частоколу. Я увела их на север, чтобы они ушли в Лампириней, а не вернулись к дороге. Они захотят принести новости о нарушителях королю вместе с отчетом. — Каким отчетом? — О, — я провела рукой по лицу, усталость усилилась от мысли. — Я не говорила? Это были скауты с южных постов гор. Они несли новости королю Валиену, что флот Алькоро движется по водным путям к озеру Люмен. Мона сжала ткань штанов, костяшки побелели. — Нет. — Да. Я обдумала это. У нас осталось меньше недели на путь. — Мы близко? — спросил она напряженным голосом. — Сколько еще дней? Я посмотрела на Кольма. — Прежним темпом? Три дня. Три дня от гряды и Частокола. Мона посмотрела на Кольма. Его взгляд был опущен, он хмурился. — Когда мы уходим? — Этой ночью, — сказала я, закрыв глаза. — Мы слишком близко, чтобы безопасно двигаться днем. Но, как только король услышит о шуме прошлой ночью, они удвоят дозор на гряде. Нам нужно уйти к ночи. Если повезет, спустимся к Частоколу к утру, — я опустила голову на мох на стене, укутала плащом плечи. — Надеюсь, потом у вас будет план, потому что я не представляю, что делать на другой стороне. ГЛАВА 8 Я могла спать неделю, но заставила себя выбраться из проема к полудню. Я пошла к ручью у шахты, чтобы пополнить наши фляги. Я промыла порезы, полученные при падении ночью, и смазала синяки мазью. Я ополоснула рубаху Кольма, ставшую твердой от пота. Я пошла к входу в шахту, расстелила рубашку сохнуть на холме. День угасал, я отбросила осторожность и выбралась из леса к дороге, решив отыскать лучший путь для королевичей к Частоколу. Там было несколько путей, что вели по склонам к откосу, я не могла рисковать еще одним оползнем, как тот, что я начала прошлой ночью. Я пошла вдоль дороги, держась теней деревьев, искала самый мягкий склон, чтобы поскорее переправить Аластейров через эту часть. Если кто-то из них поранится при спуске, укрыться будет почти негде. Я развернулась, чтобы идти обратно, и уловила любопытное шарканье с дороги выше. Я не могла представить, что за зверь создает такой шум — треск и хруст камешков под ногой. Я прошла сквозь деревья и увидела фигуру среди стволов. Я выдохнула с облегчением, а потом ощутила волну вины. Отто ковылял по дороге. В обеих его руках было по палке, он вонзал их в землю и прыгал на здоровую ногу. Его раненая нога была приподнята над землей. Я размышляла. Почему никто из замка не пришел за ним с телегой или лошадью? Дейна и ее скауты ведь уже дошли туда? Я прошла чуть ближе. С ним была сумка, уже хорошо, но его кожа была бледной, истекала потом, лицо искривлялось от боли с каждым шагом. А потом я с тревогой заметила его деревянную флягу, висящую вверх тормашками на его поясе. Без пробки. Пустую. Желудок сжался. Еще десять миль впереди ручьев не было, ближайший остался у шахты. Он еще часами будет двигаться без воды. Я пригнулась за елью, стараясь подавить желание поспешить помочь ему. Нет. Нет, я не могла переживать за Отто. Я шла по лезвию ножа. Я медленно встала, готовая повернуться к шахте. Я смотрела, его здоровая нога поскользнулась на камне, он замер, опираясь на костыли, его грудь содрогалась. Его рука потянулась к пустой фляге, а потом сжалась на посохе. Я отпрянула на шаг от дороги, замерла, шагнула к нему и замерла снова, кусая губу. Я посмотрела на небо, свет таял золотом. Времени мало. Я замешкалась еще на миг, а потом побежала от дороги, оставив Отто обираться с силами. Но я не побежала сразу к шахте. Я побежала параллельно дороге, надеясь, что деревья хорошо скрывают меня. Когда я оказалась далеко впереди Отто, я вышла из-за деревьев, сняла полную флягу с плеча и поставила на выступающий камень у дороги. Я надеялась, что это поможет ему добраться до следующего ручья. Я услышала хруст его костылей, не ждала, а побежала сквозь деревья, оставляя дорогу позади. Я вернулась к шахте, когда солнце поравнялось с верхушками деревьев. В оставшемся свете я села у проема шахты и зашивала сапог. Иголка, что была со мной, была слишком тонкой для кожи, и я постоянно рвала нить, когда затягивала стежки, руки подрагивали от тревоги. От каждого мелкого шума я замирала, стараясь определить источник. Кольм прислонился к краю проема, его рубашка была расстегнута в свете последних лучей солнца. Он использовал последнее масло лавра и глубоко медленно дышал. Мона и Арлен за ним спали в прохладной темноте шахты. — В это время мы видим Свет. Я подняла голову. Кольм смотрел на небо, где появились первые оранжевые лучи. — Перед тем, как солнце скрывается за восточными пиками, оно сияет над озером, лучи попадают на водопады Частокола. Я вонзила иглу в кожу сапога. — Почему-то я всегда думала, что вы видите Свет в своем жемчуге. — Отчасти это так. Мы видим его в отражениях. Луна отражается в озере, солнце — на его дне. И в цвете и сиянии жемчуга. Я узнавала тоску в его голосе. — Сложно быть там, где Свет другой, да? Он теребил край рубашки, и я знала, что он бессознательно трогает кольцо Амы. — Я не думал, что так будет. Свет — это Свет. Не важно, где люди видят его, и как почитают, — он чуть нахмурился. — Но это важно. Месяцами после нашего прибытия к берегу я ловил себя на том, что поворачивался на восток на закате, чтобы увидеть, как загораются водопады. И каждую ночь я не видел их, и это делало меня… не знаю, как описать. Не печальным, просто… — Оторванным, — предложила я. — Понимаю. Светлячки соединяли меня со Светом. За годы путешествий я не смогла найти сходство в поклонении луны у народа холмов, и первым лучам рассвета у морского народа. Ближе всего понимание у Алькоро. — Да? — спросил он. — Звезды? — Звезды, — я посмотрела на небо, облака порозовели. — Земля там такая сухая и открытая, что небеса тянутся бесконечно. Купол звезд, — я взмахнула руками. — Это было невероятно. Но все же не родное. Он прислонил голову ко мху. — Знаю, Мона хочет разорвать связь со Светом, потому что он ведет Алькоро, — он посмотрел в шахту, где она спала под плащом. — Она не хочет признавать, что поклонение Свету у нее и короля Селено может быть общим. — Твоя сестра немного упряма, — сказала я, делая еще один стежок. — Хотя, думаю, такой она была всегда. — Ты должна понимать, что вторжение изменило ее. Она была намного… — Хуже? — Совсем другой, — сказал он. — Совсем. Она исполняла важную роль, это помогало ей легче приспосабливаться ко всему. Знаю, теперь так не выглядит… — Нет, я понимаю, — я вонзила иглу в кожу. — Она через многое прошла. Думаю, она даже не смогла сама погоревать из-за потерь вашего народа. Особенно Амы. Я так увлеклась шитьем, что не сразу поняла, почему он уставился на меня. Я замерла и подняла голову. Он выпрямился, склоняясь из проема. Тишина растянулась между нами. — Вы говорили об этом вчера, — сказал он. — Великий Свет, я думал, это сны от лихорадки. Тишину пронзали сверчки, начавшие вечернюю песню. Мои руки застыли над швом сапога. — Она рассказала тебе о том дне. — Да, — тихо сказала я. — Ты говорил: «Ама». Он уставился на меня, грудь вздымалась и опадала, его дыхание стало быстрым. Я не знала, какая эмоция разгоралась в нем. Гнев? Смущение?