– Господин генерал продемонстрировал нам, что русские умеют хорошо считать, – начал француз, чуть откинувшись на спинку кресла, – позвольте и нам показать нашу арифметику. Перед войной долг русского правительства перед странами Антанты составлял почти миллиард золотых франков. С учетом набежавших процентов этот долг на сегодняшний день составляет миллиард двести миллионов, господин Алексеев. Француз на секунду замолчал, желая насладиться мгновением триумфа, однако страха на лицах своих собеседников он не увидел. – Если быть точным, господин посол, миллиард сто семьдесят два миллиона триста двадцать одну тысячу, – поправил его Алексеев, а Иванов с готовностью тронул замок своей окаянной папки. – Вы совершенно верно назвали цифру своего долга господин Алексеев и, как любой здравомыслящий человек, должны понимать, что миллиард золотом – это очень большая сумма для наших стран. – Господа союзники хотят вернуть свои деньги сейчас или смогут подождать полгода, за которые мы сможем полностью погасить наш долг без угрозы для своего рынка? – невинно спросил Иванов, невозмутимо набивая новой порцией табака свою кривую трубку. Посол сильно смутился, он только хотел отыграться за свои прежние обиды и сделать русских более сговорчивыми. Он знал, что привыкшие к войне генералы плохо ориентируются в вопросах цифр и всегда пасуют в разговоре, боясь выдать собеседнику свое невежество. Так было почти с каждым из них вне зависимости от национального мундира, надетого на военного. Однако Иванов явно не был военным, и цифры долга его совершенно не пугали. Он явно выпадал из всей русской колоды переговорщиков и вместе с тем был ее козырным джокером. – Так как, в какие сроки вы желаете получить этот долг, господин посол? – впервые за все время переговоров подал свой голос Корнилов, холодно посмотрев на француза. – Нет, господин Корнилов, речь, конечно, не идет о немедленном погашении всей суммы вашего государственного долга. Просто, следуя примеру господина Алексеева, мы также решили навести ясность в наших финансовых отношениях с вашей страной и очень рады убедиться, что Россия по-прежнему является нашим достойным политическим партнером. – Ну что же, я рад этому и думаю, что пришла пора поговорить о наших совместных действиях против кайзера Вильгельма и императора Франца. Мы уже выполнили все взятые на себя обязательства перед союзниками, проведя наступление в Румынии для оттягивания на себя части сил нашего противника. Я уже слышал ваши горячие просьбы начать новое наступление ради спасения Франции, но неудача майского наступления очень осложнила и без того напряженное положение внутри страны. Еще одна неудача на фронте, и я не смогу полностью ручаться не только за спокойствие в истерзанной войной России, но и за ее возможность продолжать войну. Вспомните, каким катастрофическим было положение России в августе 1917-го, когда только благодаря героическим действиям корпусов генералов Крымова и Деникина мне удалось удержать страну от ее полного развала. Только опираясь на верные штыки, не охваченные большевистской заразой, Крымов смог навести порядок в Петрограде, а железный корпус Деникина удержал фронт от развала. И бросать в бой сейчас свой последний резерв я не могу. Корнилов замолчал, давая возможность французскому послу осмыслить сказанное и выложить свои соображения на этот счет. Тот глубокомысленно помолчал, а затем, сведя брови, трагически произнес: – Значит, генерал, вы отказываетесь помочь истекающей кровью Франции. Это ваш окончательный ответ? – Наша страна не меньше Франции страдает от людских потерь, господин посол, – перехватил нить разговора Алексеев, опасаясь, что Корнилов с солдатской простотой может наговорить дерзостей. – И вы напрасно так однобоко трактуете наши слова. Господин Верховный главнокомандующий четко и ясно дал вам понять, в каком состоянии находится наша страна на данный момент, и не более того. Мы вовсе не против того, чтобы оказать помощь своему боевому союзнику, но вместе с этим мы не хотим кидать своих солдат на пулеметы и колючую проволоку врага полностью неподготовленными. Такие кровавые жертвы ради временного ослабления немецкого давления под Парижем Россия себе позволить не может. По моему глубокому убеждению, для коренного изменения ситуации нужно полномасштабное наступление против австрийцев, к проведению которого наши армии будут готовы только к середине августа, и не ранее. – Но недавно генерал Дроздовский провел успешную операцию по освобождению Риги при поддержке кораблей Балтийского флота, – язвительно заметил британский атташе. – Значит, все же русская армия может успешно наступать? – Не надо путать удачную операцию местного значения со стратегическим наступлением, господин Гордон, – холодно одернул его Алексеев. – Мы вынуждены были провести эту операцию для устранения негативных последствий среди населения, вызванных неудачей румынского наступления. По сути дела, мы только отбросили немцев с позиций, которые они занимали до августа 1917 года, и не более. Только благодаря тому, что все было подготовлено заранее по приказу ставки, наступление не было связано с большими потерями. – Я прекрасно понимаю, что штурм Риги был инициативой господина Корнилова, который считал ее сдачу личным оскорблением, – поспешно сказал посол, – но неужели вы предлагаете нам терпеливо ждать до августа, когда Франция требует помощи сейчас? Что я должен сообщить своему президенту по окончании нашей встречи? Что господин Корнилов предлагает подождать и обойтись своими силами? А не допускаете ли вы, господа, падение Парижа и выход Франции из войны? – Напрасно вы так драматизируете положение, господин посол. В своей последней речи президент Клемансо заявил, что он будет драться и за Парижем и никогда не пойдет на капитуляцию с бошами. Кроме этого, смею напомнить вам, что сейчас под Парижем сражается наш Русский легион. Его солдаты и офицеры храбро бьются и мужественно гибнут в боях с немцами, но не подпускают врага к стенам вашей столицы. Я знаю, что фельдмаршал Фош постоянно бросает его на самые опасные участки фронта, не считаясь с его потерями, и наши воины не ропщут и до конца выполняют свой святой долг. Это ли не реальная союзническая помощь, господин посол? Француз что-то хотел возразить, но Алексеев властным жестом остановил его и продолжил свою речь: – Повторяю еще раз, сейчас я не могу двинуть на помощь Франции ни одного своего солдата ни на одном из фронтов, но мы готовы помочь своим союзникам на другом важном участке борьбы против врага на Балканском фронте. Ради этого мы готовы полностью подчинить свой экспедиционный корпус союзному командованию и ударить по болгарам, чьи воинские качества очень низки. Немцы и австрийцы будут вынуждены отреагировать на эту угрозу и снимут свои войска с Западного фронта. – Боюсь вас разочаровать, господин генерал, но командующий Балканским фронтом генерал Невьен очень скептически оценивает шансы на успех наших войск на этом направлении. К тому же маршал Фош уже отдал приказ о переброске части сил из-под Солоников обратно во Францию для спасения Парижа. Союзный штаб уже рассматривал этот вариант и полностью согласен с мнением генерала Невьена, – известил Алексеева французский атташе. – Позвольте с вами не согласиться, господин полковник. По мнению нашей Ставки, для развала фронта хватит одного хорошего удара. Данные нашей военной разведки, основанные на опросе пленных и воздушном наблюдении, полностью подтверждают это предположение. Даже с учетом ослабления сил фронта за счет убыли французских частей, русские и английские силы под единым командованием вполне могут взломать вражескую оборону. Все дело в желании, – парировал генерал. – Тогда, может быть, следует поручить это дело одному из ваших боевых генералов, господин Корнилов, раз вы так уверены в успехе этого наступления? Например, господину Деникину или Дроздовскому, уже имеющим славный опыт побед. – Нет! – категорически отрезал Верховный правитель. – Переброска любого из моих генералов на Балканы – слишком опасное предприятие, господа. И при подготовке нового наступления я не могу рисковать ими. Гораздо проще назначить на пост командующего Балканским фронтом генерала Слащева, он рядом, в Константинополе, и его переброска не будет связана с большим риском. – Однако господин Слащев не имеет опыта командования фронтом, – возразил англичанин, – весь его путь как самостоятельного командира – оборона Моонзунда и Стамбула. Я думаю, это не тот человек, который способен совершить маленькое чудо под Солониками. – Позвольте с вами не согласиться, господин Гордон. Я лучше вас знаю все его слабые и сильные стороны и потому уверен: генерал Слащев справится с этой важной миссией, – горячо заверил союзников Корнилов, – пост командующего фронта ему по плечу. Среди переговорщиков наступила пауза, и посол обменялся с обоими атташе понимающими взглядами. Затем он вновь откинулся на спинку стула и произнес: – Если господин Корнилов так уверенно ручается за своего генерала, мы готовы передать в Париж ваши предложения по объединению союзных сил на Балканах и передаче командования над ними господину Слащеву. Это очень хорошие вести, господа, но бедственное положение моей страны заставляет спросить вас: а что будет, если наступление на Балканах не состоится или если состоится, но не даст желаемого результата? Как быть в этом случае? – Посол сделал паузу, а затем продолжил: – При каких условиях Россия сможет начать наступление против австрийцев ранее названного вами срока, не дожидаясь полной готовности войск Юго-Западного фронта? По поручению союзных правительств я могу заявить, что они готовы благосклонно рассмотреть любые требования России о ее территориальных приращениях после окончания войны. – Господин посол, я вас не совсем понимаю. О каком согласии или одобрении наших территориальных приращений идет речь? – твердо и четко сказал Корнилов. – Все земли, что мы желали получить, вступая в эту войну, а именно Константинополь и Проливы, уже давно признаны союзным правительством как наша собственность. Говоря так, я имею в виду секретный протокол, подписанный между нашими государствами в сентябре 1914 года, а также письменные заверения господ Черчилля и Клемансо от мая 1917 года о неизменности статуса прежней договоренности. Это же господин Черчилль подтвердил мне лично в своем апрельском послании. Верховный на секунду прервался и посмотрел на француза, всем своим видом демонстрируя, что он готов немедленно подтвердить свои слова бумагами. Уже наученный горьким опытом, что у русских каждое слово подтверждено кучей документов, посол лишь изобразил на своем лице целую бурю негодования и сделал протестующий жест. – Кроме этого, мы претендуем на земли турецкой Армении, население которой ужасно пострадало от османского геноцида и обратилось к нам с просьбой о защите и принятии в состав нашей страны, поскольку только в нас они видят истинных защитников их веры и жизни. Я думаю, господин посол, что ни у кого из нас не поднимется рука вновь отдать этот многострадальный народ под иго османов. Что же касается земель австрийской Галиции, то народ ее в 1915 году присягнул на верность русскому государству в бытность царя Николая, и поэтому мы автоматически считаем ее своей территорией. – Конечно, господин Корнилов, Проливы и Стамбул – это ваш военный трофей, вместе с Арменией и Львовом, союзное правительство не собирается отрицать это, – нехотя согласился француз. – Я просто хотел узнать, не претерпели ли за последнее время ваши взгляды изменения? – Нет, господин посол, они не изменились. Получив прямой и четкий отказ, француз пожевал губами, а затем спросил Корнилова, осторожно подбирая слова: – Возможно, есть нечто иное, что способно заставить вас рискнуть начать свое наступление раньше августа? Слова посла повисли в воздухе. Корнилов и Алексеев сконфуженно молчали, не решаясь первыми заговорить о деньгах, и это сделал временно выбывший из разговора свежеиспеченный кавалер Почетного легиона Иванов. – Конечно, конечно, есть нечто иное, господин посол, – несколько глуховато произнес кавказец, который к этому времени выкурил свою очередную трубку возле открытого окна и неспешно возвращался к столу переговоров. – И имя ему миллиард франков золотом. Сказано это было столь обыденным и в то же время столь серьезным тоном, что союзники вначале опешили, а затем обомлевший посол с удивлением в голосе произнес: – Это, конечно, шутка, господин Иванов? – Почему шутка, господин посол? Вы спросили цену, мы вам ее назвали. Я, конечно, понимаю ваше удивление, господин посол, от столь большой цифры, но поверьте мне, это вполне приемлемая и подходящая цена за жизнь наших солдат, которые погибнут ради спасения Франции и спокойствия от людского бунта в нашей стране. Наши воинские потери на этот день составляют около полутора миллионов солдат и офицеров убитыми и ранеными. Вдвое больше потери среди простого мирного населения нашей страны, а сколько городов и сел разрушил враг за это время, сколько материальных ценностей с оккупированных земель он вывез в свой рейх. И все это нужно будет поднимать из руин и восстанавливать в полном объеме, господа союзники. Кроме этого, нужны средства для наделения землей всех героев и ветеранов войны, а также выплаты денежной компенсации раненым, инвалидам и семьям погибших. Так что миллиарда франков на все это даже и не хватает, но, понимая все ваши трудности и потери, мы просим только его, – говорил Иванов, медленно и неторопливо прохаживаясь вдоль стола, и головы всех сидящих как по команде поворачивались вслед за ним. – Это невозможно, – решительно изрек француз, – это просто невозможно. Иванов в этот момент развернулся возле угла стола и так же неторопливо, держа в руке пустую трубку, направился к своему стулу. Все как завороженные неотрывно смотрели за ним, ожидая его ответа. У Алексеева от волнения вспотели ладони, он страшно испугался, что Сталин сейчас скажет что-то не то и все закончится страшным скандалом. Он уже собирался открыть рот, но с ужасом осознал, что не знает, что сказать. Иванов между тем спокойно сел и, посмотрев невинными глазами на французского посла и разведя руками, миролюбиво сказал: – Ну что ж, как говорит русская пословица, на нет и суда нет, господа союзники. Думаю, этот вопрос нет смысла более обсуждать. Когда все закончилось и посольство удалилось для составления отчета, Корнилов крепко пожал Иванову руку и произнес: – Мне очень понравился ваш экспромт относительно миллиарда, господин кавалер Почетного легиона. Я сам бы никогда не смог найти в себе силы попросить у них такую сумму столь легко и просто, как это сделали вы. Сталин хитро прищурился и ответил: – А я не просил у них эти деньги, я их ставил в известность. Так проходили эти переговоры, на которых союзники в очередной раз были вынуждены признать важность роли России в своих делах. И пусть первая попытка списать долг не удалась, Корнилов слабо верил в быстрое согласие Запада скинуть эту долговую удавку с горла своей страны. Главное, был сделан задел, союзники согласились с самим фактом возможности обсуждения столь щекотливого вопроса, как финансы. Теперь все дело за генералами. В ожидании Деникина и Дроздовского Духонин еще раз пробежался взглядом по расстеленной на планшете карте Галиции, мысленно проигрывая весь замысел Ставки наступления против австрийцев. Этот противник уже был за годы войны неоднократно бит русскими армиями, и всякий раз только пожарная помощь немецких дивизий спасала австрийскую монархию от полного разгрома. Зная, как внимательно следит противник за всеми перемещениями в прифронтовой полосе, готовя это наступление, Духонин решил несколько изменить обычную русскую тактику прорыва обороны врага. Теперь предстояло нанести два сильных удара по вражеской линии обороны, которые после ее взлома должны будут встретиться глубоко в тылу австрийских войск. В результате этого создавался огромный мешок, в который разом попадал весь цвет австрийской армии, что при нынешнем состоянии сил Франца-Иосифа было равноценно стратегическому поражению. Готовя этот план, Духонин намеренно отошел от уже ставшей привычной для врага наступательной тактики, предложив Корнилову на этот раз в качестве ударной силы не пехоту, а кавалерию, усиленную мощным пулеметным и артиллерийским огнем. В нынешней позиционной войне конница лишилась своего ударного предназначения, получив лишь функцию тыловой охраны. Духонин был категорически не согласен с подобным положением дел, видя в модернизированной кавалерии главный инструмент одержания будущих побед. Кроме этого, для усиления созданных ударных группировок прорыва Ставка решила направить такую военную новинку русского арсенала, как бронепоезда двух видов. Первый, тяжелый тип бронепоезда был оснащен морскими десятидюймовыми и восьмидюймовыми орудиями, что превращало его в могучий огненный кулак, способный взломать любую линию вражеской обороны, расположенную вблизи линии железнодорожного полотна. Второй тип бронепоезда имел облегченный вариант и был создан на основе простых вагонов, обшитых противопулевой броней, он имел на своем вооружении полевые шестидюймовые орудия и станковые пулеметы. Кроме этого, каждый из бронепоездов имел высокие платформы, укрытые мешками с песком, за которыми располагалась пехота общей численностью до батальона. Все эти новинки чудо-техники в количестве шести поездов уже находились под Киевом в ожидании приказа для своего выдвижения к месту намечаемого удара. Командиры поездов были лично отобраны Духониным из числа тех фронтовиков, кого он сумел хорошо узнать за годы войны. Все они имели боевой опыт и были грамотными офицерами. Размышления генерала прервал приход адъютанта Верховного подполковника Покровского. – Ваше превосходительство, командующий Балтийским флотом контр-адмирал Щастный прибыл по вашему приказу и желает знать, когда вы его сможете принять. – Сразу после Деникина и Дроздовского, Алексей Михайлович, сразу. – Может, вы немного отдохнете, ваше превосходительство, на вас лица нет. – После, голубчик, после. А пока прошу пригласить ко мне господина Щастного сразу после Деникина и Дроздовского. Покровский послушно удалился, а Духонин уже энергично разыскивал папку со своими набросками по флоту. Благодаря энергичным действиям Щастного линкоры и броненосцы Балтфлота были полностью укомплектованы опытными экипажами. Свой первый экзамен отряд линкоров с честью выдержал под Ригой, когда огнем линкоров «Гангут» и «Петропавловск» при поддержке броненосцев «Андрея Первозванного» и «Императора Павла» была полностью уничтожена немецкая оборона, и город был взят русской армией с минимальными потерями. Корабельный огонь линкоров и броненосцев также сорвал все попытки немцев отбить город обратно, уничтожив большое число противника. Такой удачный дебют привел Духонина вместе с Корниловым к мысли, что Балтфлот окреп и ему было пора ставить более важные задачи. Оперативные документы Телеграмма от фельдмаршала Людендорфа начальнику австрийского Генерального штаба генералу Штрауссенбургу от 22 июня 1918 года: …Согласно тщательно проверенным данным нашей военной разведки, в Могилеве состоялась секретная встреча генерала Корнилова и его близкого окружения с представителями союзной миссии, на которой обсуждались различные варианты оказания скорой помощи войскам Антанты во Франции. Как наиболее приемлемый вариант был принят план Корнилова, согласно которому в самое ближайшее время должно начаться наступление под Солониками с целью отвлечения на этот участок фронта наших главных сил из Франции. Срочно дайте ответ о Вашей готовности к отражению возможного наступления союзных сил на этом направлении и какие меры Вы намерены предпринять для отражения этого наступления.