«Я еще не решила, что буду делать. Я не знаю, как я могу продолжать оставаться в этом доме. Хадсон делает глубокий вдох и подходит к окну. — Мы займем твоего отца, а ты будешь делать все, что тебе нужно, пока фильм не закончится. Мы почти закончили. Если вы уйдете до того, как мы закончим съемку, все будет по-другому». — Я не хочу упустить это, — признаюсь я. — Давай я позабочусь о твоем отце. Только не уходи, — говорит Лиам. "Я подумаю об этом." Я улыбаюсь ему, и он идет к двери. «Значит, мы можем сделать заявление на следующий день после выхода разворота — звучит хорошо?» он спросил. «Это просто кажется такой тратой времени. Я не буду брать твои деньги, когда я даже не сделаю все, что мы обязались, просто чтобы мы были ясны. «Ты не вернешь эти деньги. Ты могла бы использовать это, чтобы получить здесь место, — говорит он. «Или оставайся у меня дома», — напоминает мне Хадсон. — У тебя есть варианты, — говорит Лиам. Я вздыхаю. "Спасибо. Вы оба были удивительны для меня. Прошло совсем немного времени с тех пор, как я встретил вас, и тем не менее вы оба изменили мою жизнь. — Не каждый день вы вместе выживаете в авиакатастрофе, — Лайам отходит от меня, кладя руку мне на плечо. Он бросает его, когда видит лицо Хадсона, и усмехается. «Или вы встречаете Хадсона Каллихана и предпочитаете его самому горячему актеру, которого когда-либо знал Голливуд». Хадсон фыркает. — Много дерзости? Лиам закатывает глаза, но на его лице все еще видна ухмылка, которая редко сходит с его лица. Я кладу руки им обоим на спины и подталкиваю к двери. "Идти. Мне нужно подумать, или написать, или спланировать смерть моего отца. Я пока не могу сказать, какой». «Никаких смертей, кроме как в художественной литературе», — говорит Хадсон. Он наклоняется, чтобы еще раз поцеловать меня, и они оба достигают двери. Он открывает его и оглядывается. «Как насчет того, чтобы я отвел тебя в свою квартиру, когда я закончу день? Вы можете видеть, что вы думаете. И вы можете оставить это себе, если не готовы для меня… ну, вы можете увидеть, что вы думаете обо всем этом позже. Я улыбаюсь. Нервы у него милые. "Звучит отлично." Я закрываю за ними дверь и достаю свой новый ноутбук. Как только я начинаю печатать, я не могу остановиться. 48 ВЫСОТА Поскольку история, над которой я работала, сейчас находится где-то на дне океана, а я не умею хранить резервные копии, я отказываюсь от идеи истории, над которой работала. В любом случае, это текло не так быстро, как мне бы хотелось. То, что получилось, отличается от того, что я ожидал… Смерть ничуть не льстила ему. Что? Не заметила, что появится эта строка, но я все равно придерживаюсь ее и продолжаю печатать. После жизни в привилегиях Карл не ожидал, что его конец наступит таким неописуемым образом. У него было лучшее, что могли предложить деньги — не только дома, одежда, машины, но и женщины, возможности, опыт. Его жизнь была хорошо прожита, поэтому для него было неожиданностью, когда он проснулся в последний день своей жизни… в одиночестве. Он знал, что это конец, понимаете. Ну, ему сказали, что его конец неизбежен. Он просто не верил, что это может быть правдой. До нынешнего момента. Он знал, что его грехи настигли его. Потому что наряду с его жизнью в роскоши и всем, что он когда-либо мог желать, он действовал в соответствии с ошибочной теорией, что ничто никогда не догонит его. Только за неделю до этого он понял, что ошибался. «Око за око», — сказала женщина. Он был на бродвейском шоу в своей обычной ложе и, как всегда, наслаждался стаканом виски на своем месте во время антракта. Его приносил ему обслуживающий персонал, который обслуживал его каждый раз, когда он приезжал, и в ту ночь парень не задерживался. Также, как это было всегда. Что отличалось на этот раз, так это женщина, которая вошла позже. Карл смотрел через театр и не слышал, когда кто-то вошел в его ложу. Она закрывала ему глаза руками и шептала ему на ухо: «Твое время почти истекло. Что ты сделаешь, чтобы искупить свои грехи?» — Я не живу жизнью сожалений, — сказал Карл, посмеиваясь. Он попытался оторвать пальцы от глаз, но у женщины была на удивление крепкая хватка. Он немного поерзал, впервые чувствуя себя некомфортно с тех пор, как услышал ее голос. Она пахла табаком и ванилью, его любимым сочетанием. Я печатаю часами, набирая пять тысяч слов за день. Рекорд для меня. Особенно после того, как так долго не писал. Я чувствую прилив энергии, и план назревает. Мои первые наброски написаны в форме романа, хотя я сразу вижу, как история разворачивается в моем воображении в виде фильма. Я вернусь и изменю формат во втором или третьем черновике, когда все больше сцен начнет приживаться. Когда позже Хадсон стучит и просовывает голову в мою комнату, я взволнованно машу ему рукой. «Чувствуешь себя лучше?» он спросил. "Определенно. Мне нужен был такой день. Писать, быть не со всеми — не с тобой, — добавляю я. — Ничего, если тебе тоже нужно отдохнуть от меня. Это много, все постоянно живут в пространстве друг друга». «Да, я не понимала, насколько интенсивным все это будет. Хотя я чувствую себя лучше. Я всегда так делаю после написания». «Ты все еще хочешь пойти ко мне домой или хочешь продолжать писать?» «Как насчет того, чтобы подождать? Пусть статья обо мне и Лиаме выйдет, и тогда, может быть, через несколько недель после этого мы сможем «расстаться», и я не буду так нервничать из-за того, что выйдет в сети, когда нас увидят вместе…» Он улыбается и тянет меня к себе. "Вы хороший человек. Думаю, я смогу остаться еще на месяц в этом любовном треугольнике». Я закатываю глаза. — Ты же знаешь, что это не любовный треугольник. Он поднимает бровь. — Я не всегда уверен, что Лиам так не думает, но я тебе верю. Я смеюсь и чувствую облегчение, что мы говорим об этом. Приятно, когда все открыто. — У меня есть идея, — говорю я ему. Мои руки у него на груди, и мне трудно соображать, когда он смотрит на меня так, словно хочет сорвать с меня одежду и бросить на эту кровать, но я продвигаюсь вперед. «Идея для фильма. Сейчас я пишу это как роман, но я представляю его как фильм…» «Расскажи мне все, — говорит он. Мы часами говорим об идее истории. Человек, который получает свое возмездие. Мы разговариваем во время ужина и даже не думаем о еде до полуночи. Мы оба заряжены, и идеи текут уже несколько часов. Я действительно думаю, что мы на что-то наткнулись. «Мы должны передать это твоему отцу», — говорит он, прежде чем мы прокрадываемся на кухню. В доме тише, чем обычно, даже в это время ночи, и он выглядывает в холл, чтобы посмотреть, нет ли поблизости кого-нибудь. Я хмурюсь. «Я не хочу, чтобы мой отец был связан с этим». «О . Я знаю, что ты хочешь сделать это сам, но… тебе действительно стоит подумать… Он видит выражение моего лица и останавливается. «Или я знаю кого-то еще, кому мы могли бы передать это». — Почему ты только сейчас мне это говоришь? — шепчу я, получая смех от того, как мы крадемся по коридору. — Я не люблю сглазить, поэтому не буду говорить слишком много, но… — Он двигает бровями, и я зажимаю рот рукой, чтобы сдержать смех. Если у вас никогда не было дня почти маниакального творчества, протекающего через вас, я объясню это так: это похоже на то, что каждый нерв, каждая мысль и каждая клетка наэлектризованы с определенной целью . Невозможное кажется возможным. Спящий потрескивает к жизни. Надежда наполняется обещанием, и есть только то, что находится прямо перед вами, и эта вещь, это творение невероятно. Теперь на следующий день, месяц или год, как бы там ни было, когда вы рухнете и увидите, что ваша работа — дерьмо, а все просто посредственно, вздор и бессмысленно, — это придет, и это будет столь же разрушительно, как и обратная сторона. был блестящим. Но когда возникает поток, вы принимаете его и плывете на этой волне как можно дольше. Такая связь с Хадсоном почти слишком хороша, чтобы быть правдой, и если бы я не был посреди такого удивительного кайфа, это бы меня напугало. 49 МЕДЛЕННОЕ ГОРЕНИЕ