* * * Через пару дней Белка ворвалась в квартиру, полыхая щеками, как огни рябин. Усыпление порошком сказалось на ней положительно, она стала как-то собраннее и бодрее. И даже меньше шаркала. Кузьма, то есть, конечно, Сева, проявил себя и позвал ее в кино. Белка не грустила, что он оказался не космонавтом, ведь ореол тайны все равно был сохранен: парень числился работником органов Федеральной службы безопасности. А космонавтом назывался, потому что не должен был выдавать свое «инкогнито», при этом имея возможность периодически исчезать с Белкиных радаров. – Ой, я же совсем забыла. Смотри, что у меня есть! Сева передал, сказал, это нам за помощь органам! И просил открыть только дома. Наверное, чтобы я от радости в обморок на улице не грохнулась. Она отложила в сторону бутерброд и вытерла руки о мою толстовку. – Там точно приглашение в космонавты! На, открывай ты, у меня руки все равно жирные. И дрожат. Ну, я глаза закрыла. Давай! Что там? – Подарочный сертификат на полет в аэротрубе на двоих, – вскрыв конверт, прочитала я. – Прикольно. Я бы сходила. Белка от злости топнула ногой: – Вот гады. Это просто удар под дых. А как же мои планы повидать Вселенную? Все, накрылись… – Вселенная перед ними в долгу, – буркнула я. – Наверное, это потому, что мы только шпиона помогли поймать, а технологии в папиных каракулях не оказалось. Только описание, как ты первый раз написала ему на штаны или как палец у тебя в носу застрял. Короче, твои детские достижения их не впечатлили. И вот тебе, пожалуйста, – труба. – Не греши на папу! – шикнула я на нее. – Он сохранил для меня столько прекрасных воспоминаний. А если кому-то захотелось поиграть в шпионов – так папа здесь ни при чем. Дядя Арам что-то напутал. Думаю, документы из папки спрятала его жена. Она меня терпеть не может и просто хотела подставить. Соседа Буншу ограбили хулиганы. А мне звонил… какой-то псих. Просто все как-то странно совпало, вот мы и напридумывали детектив. – А мамочка твоя? Она же тоже сказала, что папа был о-го-го… – Мамочка просто не понимала иранский и во всем видела шифровки. Потом мы ели солянку, пили чай и в который раз рассматривали мои детские фотографии. Те, которые не конфисковали органы, потому как они пришлись на «послепапин» период и точно не могли содержать никаких тайн. – Ой, смотри, это же в нашей школе! – обрадовалась Белка. – А что это за уродец с тобой рядом? – Вообще-то это ты. Не помнишь? – А чего я без волос? – У тебя тогда вши завелись, волосы пришлось остричь. – Да? – недовольно скривилась Белка, убирая фотографию подальше. – У меня нет такой карточки. Просто камера меня не любит. Она немного помолчала, и я уже было подумала, что Белка пошла пятнами и обиделась, но тут она выдала: – Давай напишем рассказ про наши приключения. И в космос его отправим, на Луну. А то прах как-то печально. А что? Думаешь, слабó нам миллион долларов заработать? Какая-никакая цель… Лучше, чем ватные шарики крутить и клизмы старичкам шпандорить. – Да уж, – почесала я нос, – работы непочатый край. У меня зазвонил телефон. Выслушав звонившего, я в обалдении уставилась на Белку. – Чего там? – испугалась та. – Начальник Кузьмы звонил. Сказал, что наш Майкл оказался чист душой. Кстати, самое интересное, в его крови не нашли снотворное, что я налила ему в стакан. Как же так? – Так его настойку тогда выпила я, – беззаботно отозвалась Белка и почти сразу же подскочила: – Погоди, так что же это выходит? Я вырубилась после его настойки, в которую ты налила какой-то бурды? – Не какой-то, а той чудодейственной отечественной, что ты с работы сперла, – принялась я оправдываться. – Помнишь, маминому Лене передавала от бессонницы? Я просто не успела отвезти на дачу, вот и воспользовалась. – Значит, в моем мартини до этого ничего не было? – Не факт, – опасливо отступила я, опасаясь, что Белка сейчас меня съест. – Может, было. Может, ты просто добавила… – Если его отпустили, значит, никакой он не шпион. И никакого снотворного у него в рюкзаке не нашли. Так? – Так, – покорно кивнула я, думая, что глупая Белка нравилась мне чуточку больше. А после усыпления препаратом она, повторюсь, стала какой-то слишком рассудительной. Побочка, не иначе. А еще говорят, у нас не умеют делать хорошие лекарства. И тут же мы принялись восстанавливать ход событий. Выходило плохо. Бедный Майкл пришел в гости, был мил и любезен, а я пыталась опоить его, после чего шваркнула молоточком по голове. – Но он крался, а потом кинулся! Ничего не понимаю, – пробормотала я, и мы синхронно вздрогнули: в дверь кто-то позвонил. Выглянув в глазок, я увидела Майкла. Белка тоже подскочила и, нырнув к замочной скважине, запричитала: – Прости нас, Христа ради! Это все она… – Девчонки, откройте, надо поговорить, – безо всякого акцента попросил из-за двери Майкл. – В дом не пущу, – отозвалась я, дивясь переменам в речи американца. – Иди на лавочку, мы сейчас спустимся. Я побежала одеваться, а Белка стала возмущаться моей черствости. – Ничего страшного. Пока все не выясним, лучше общаться на улице, при свидетелях. Там бабки всегда сидят, суставы греют. При них он ничего нам не сделает. – Ты все-таки думаешь… – побледнела Белка. – Слыхала, как он на чистом русском заговорил? Мы вышли, и меня сразу же атаковала пожилая колченогая соседка, копающаяся в цветнике под балконами. – Сима, это к тебе кавалеры шастают? Ты им скажи, чтобы не курили, весь палисадник мне загадили. Я из клумбы бычков целую коробку вымела. Вот, гляди сколько. Специально собрала, буду каждому в лицо тыкать. Я из вежливости заглянула в коробку и, заметив кое-что интересное, задержала взгляд. Майкл сидел на лавочке у соседнего подъезда с разнесчастным видом и пил лимонад. Завидев нас, махнул рукой, и мы опасливо приблизились. Кажется, на левой скуле у него был едва заметный синяк. – Да не бойтесь, не съем я вас. И зла не держу, – миролюбиво начал он, а я его перебила: – Еще бы тебе зло держать. Зачем за нами шпионил? – Да не шпионил я. Просто увидел вас возле музея. Ты мне понравилась, – глядя на меня в упор, зазывно заявил он. Белка обиженно фыркнула, но, вспомнив про Кузьму, быстро стихла. Зато я обалдела: – В смысле? Ты же к Белке подкатывал? – Чего сразу подкатывал? Ты куда-то ушла, я и подошел к Снежанне, взял телефончик. Подружки обычно за компанию легче знакомятся. А потом в гости пришел. – Так ты американец или нет? – Да мы русские. Ну, по крови. Я Миша. Уехали с родителями в Бруклин, когда мне пятнадцать было. Правда, я там не особо прижился. И вот недавно вернулся назад, в Москву. У меня тут бабушка. А под американца для солидности закосил, девчонки же любят иностранцев. Хотел поприкалываться, а потом уже правду рассказать. Ну, я же не совсем врал, у меня и гражданство есть… – Идиотский юмор, – закатила я глаза, а Миша продолжил: – Когда Белка вдруг вырубилась, я подумал, что это из-за спиртного. И пошел тебя позвать, чтобы ее перенести. Захожу – и ты лежишь. Я пощупал пульс, вроде живая. Испугался, что отравление. Я же мартини в ларьке купил. Кинулся к шкафу, аптечку искать. Думал, может, нашатырный спирт в доме есть. А ты меня сразу огрела… Ох и натерпелся я за эти дни, пока они мою личность устанавливали. Привлекли даже заместителя главы дипмиссии посольства США. Такой хороший мужик оказался. – Ты с ним подружился? – охнула Белка, всегда питавшая к загранице странный пиетет. – Ага, видел, вот как тебя. Болтали даже. Прикиньте, у него на лбу такое родимое пятно… – Как у Горбачева? – Не, натурально как карта. В форме США. Бывает же такое. Сразу видно – человек на своем месте. Хорошо, что с документами у меня был порядок, ну и заместитель заступился. Пришлось им меня отпустить. А что они там болтали про секретную космическую технологию? Я присела на лавочку и вздохнула: – Видимо, папа задал нам всем сверхзадачу: найти то, чего не было. И спасти любой ценой. Самое интересное, что дядя Арам верил в эти документы. – Столько суеты из ничего. Столько народу, шум, гам, а ничего не нашли, – расстроилась Белка. – И космос профукали. Прости нас, Юра, мы все… – Отставить пессимизм, – прервала я Белкины покаянные излияния Гагарину. – Ты думаешь, все еще будет? – с надеждой глянула та на меня. Я пожала плечами, улыбнулась и позвала Мишу пить чай. Тем более он очень рвался посмотреть мои детские фотографии. – Наверное, ты на них очень смешная, – с нежностью глядя на меня, спросил Миша. А я снова подумала, что Миша симпатичный. И как я сразу не поняла, что он наш, отечественный. Улыбается сразу и ртом, и глазами. Искренне так. Белка с удовольствием подсунула ему альбом, пока я занималась чаем. – Вот тут, гляди, мы в пятый класс пошли. Видишь, какой у меня бант? А Сима вон, на второй парте сидит. Вся в кудряшках. А это мы в лагере отдыхали… Ой, Симочка, гляди, они не все фотографии с твоим папой забрали. Под обложкой парочка осталась. Наверное, в альбом не влезли, вот их и запихнули. Я с интересом глянула на коллективный черно-белый снимок. Какое-то застолье советского типа. На переднем плане папа и дядя Арам, обнявшись, чокаются бокалами с вином. Сзади на стуле сидит мужчина, видимо, обернувшийся на вспышку и тоже попавший в кадр. – Ничего себе! Так это же он… – брякнул Миша.