Полли кивнула. Селина глубоко вздохнула: – И я должна… мой психотерапевт тоже так думает. У меня ведь теперь есть психотерапевт. Прекрасно, да? Я всегда мечтала об этом! – У многих людей есть психотерапевты, – мягко заметила Полли. – У многих людей есть чесотка, – ответила Селина. – Но все равно не хочется ее иметь. Ланс застыл. – У вас чесотка? Но аренда… – Это просто фигура речи! Теперь Селина говорила резче и жестче, чем в момент их прошлой встречи, подумала Полли. – В общем, терапевт… Полли вдруг вспомнила семейного психотерапевта, к которому она затащила Криса в один из темных моментов перед концом их взаимоотношений. Это было чрезвычайно болезненно. Крис презрительно усмехнулся при виде дорогих машин на парковке перед кабинетом, затем – при виде элегантной приемной и хорошо одетой специалистки в модных очках. Он и на Полли огрызнулся из-за того, что та хотела понравиться терапевту и с готовностью отвечала на вопросы. «О да, ты ее покорила», – сказал он потом таким противным тоном, что Полли просто не узнала в нем милого, застенчивого гуманитария, с которым когда-то познакомилась. А потом она услышала себя, свой умиротворяющий тон – тон назойливой матери, говорящей с непокорным ребенком, и себя тоже не узнала. Терапевт старалась изо всех сил, но она слишком рано заговорила о необходимости углубленного анализа, чтобы «добраться до корня проблемы». В то время Полли восприняла это как ценную идею, которая могла бы помочь (если бы, конечно, Крис на такое согласился). Но теперь ей стало ясно: терапевт отчетливо увидела, что прежних отношений между Полли и Крисом больше не существует, и хотела по возможности облегчить им расставание. Полли было грустно думать об этом, пусть даже она утешалась тем, что у Криса давно новая подруга да и сама она счастлива, как никогда. «Но все эти годы… все эти годы, – говорила она себе, – привели тебя туда, где ты находишься сейчас. Все эти годы были необходимы. Если бы ты была счастлива прямо со дня своего рождения, разве у тебя появилось бы понятие о счастье? Разве ты смогла бы оценить, насколько хороша может быть жизнь, если бы не было всего этого дерьма?» Но конечно, у Селины дела обстояли хуже, намного хуже. Она была идеально счастлива… ну, более или менее идеально: между ней и Тарни не все было безупречно, но теперь это не имело значения. А потом слепая стихия вырвала его из ее рук, как волна, разбивающая бутылку о скалы. – …Терапевт думает, что неплохо было бы вернуться домой. Восстановить связи с миром Тарни, почувствовать себя ближе к нему, вместо того чтобы глушить воспоминания сексом и алкоголем. Ну, мне кажется, я правильно ее поняла. Так уж они устроены, психологи: ты что-то предполагаешь, они просто гудят «мм», а ты уж делай какие угодно выводы. Полли кивнула: – Да, похоже, в этом может быть смысл. Но вам же никогда здесь не нравилось, да? Селина передернула плечами: – Мой муж неделями пропадал в море, работал ночами и возвращался измотанным, воняющим рыбой и без денег в кармане. Вот что делало с ним это место. А я уговаривала его все бросить, только он меня ни черта не слушал. И как раз перед его смертью мы готовы были развестись. Боль в голосе Селины прозвучала с такой силой, что Полли инстинктивно обняла ее за плечи. – Ох, черт побери! – воскликнула Селина. – Когда все это кончится? Когда наконец меня отпустит, когда я выйду из этого состояния? Удастся ли найти ответ, или меня ожидает очередной тупик? – Не знаю, – честно сказала Полли. – Правда не знаю. Полли давно уже не заглядывала в эту квартиру. Джейден время от времени по необходимости хранил там муку, а иногда в стекло стучался Нил, перепутав окна, но в остальном у Полли за последний год не было повода подниматься туда. Квартира слишком сильно напоминала ей о мучительном переезде, одиночестве в новом, незнакомом месте, о долгих холодных зимних месяцах после смерти Тарни; о днях, когда Хакл уехал в Америку, а она ждала его, не зная, чем скрасить это ожидание, скучая по нему столь отчаянно, что оставалось лишь печь хлеб, смотреть на море и гадать, не пройдет ли вот так вся оставшаяся жизнь. – Можете показать мне ее? – спросила Селина, когда Полли сообщила, что когда-то жила в этой квартире. – А то Ланс только и делает, что врет мне про нее. – Ничего подобного! – возразил Ланс. Полли с трудом подавила желание отказаться. Убирая чайную посуду, она изобразила улыбку и обещала исполнить просьбу. – Полли знает, какое это отличное… Та бросила на Ланса предостерегающий взгляд. – Ну, с учетом некоторых усовершенствований… – пробормотал Ланс, закашлявшись. Полли еще более сурово уставилась на него. – Ой да ладно, просто пойдемте туда, – сердито выпалил Ланс. И Полли провела гостей через боковую дверь пекарни, чтобы не выходить на улицу, на яростный ветер. Подъем по винтовой лестнице был, как всегда, головокружительным; шнур выключателя приходилось сильно дергать, чтобы лампочка загорелась; и конечно, в течение рабочего дня тут стоял шум. Когда же пекарня закрывалась, в здании, напротив, воцарялась зловещая тишина. У Ланса имелся свой ключ от цилиндрового замка, а у Полли хранился запасной, на случай непредвиденных обстоятельств. Зато даже в такой серый день в огромные фасадные окна, выходившие на море, лился свет, и вы словно плыли над волнами. – Ух ты! – воскликнула Селина, когда они вошли в квартиру, и шагнула вперед. – Вот это вид! Полли подумала о тех ночах, когда она засыпала перед этими окнами. Тут все еще стояло ее старое кресло, но ковры, картины и чудесный диван, конечно, переехали на маяк, что стоило целого дня тяжелого труда и такой ругани рыбаков, какой Полли никогда прежде не слыхивала, а уж они-то обычно не стеснялись в выражениях. Ничем не покрытые, начисто отскобленные доски пола все так же имели небольшой уклон к передней части комнаты, что означало: не стоит ронять на пол апельсины; но черепицу на крыше в основном починили, а ванная и кухня, при всей минимальности оборудования (и оттенке авокадо, преобладавшем в ванной), были, по крайней мере, чистыми и безопасными. Большая кровать в задней комнате тоже никуда не делась. Полли внезапно с неловкостью вспомнила один солнечный день, который она провела здесь с мужем Селины, но тут же отогнала эту картину. – Просто настоящий хлам, а? – сказала Селина, неприязненно оглядывая кухню. Полли слегка обиделась. Ладно, хлам, но это был ее хлам. – А зимой здесь холодно? – Наверное, пекарня согревает? – с надеждой спросил Ланс. Селина смущенно посмотрела на него. – Но мы ведь только что были в пекарне, а здесь-то просто мороз! – сказала она. – Да, но мы сейчас закрыты, – пояснила Полли. – Вообще-то, тут очень тепло… ну, в пять утра. Селина вздохнула, потом снова подошла к окну. Ее лицо стало задумчивым. Полли был знаком такой взгляд. – Вид чудесный, – проговорила она. – И очень успокаивает. Селина нахмурилась, глядя на маяк: – А эта штука светит? – Это же маяк, – ответила Полли. – Светит прямо сюда? – Видите ли, мне не пришло в голову задать такой вопрос, когда я сюда переезжала, – сказала Полли. – Но сейчас нетрудно купить качественные шторы блэкаут. Селина снова посмотрела на маяк. – И вы действительно живете там? – Ага, – кивнула Полли. – Одна? – Нет… с моим другом, – ответила Полли. – и… с домашним любимцем. Лицо Селины вытянулось. – Вы такая везучая, – вздохнула она. Полли не нашлась что ответить. Она и так знала, что ей повезло. – А здесь можно держать животных? – обратилась Селина к Лансу. – Э-э-э… нет… – Ланс полистал свои бумаги. – Не змей, во всяком случае. – Я похожа на того, кто держит змею? – С виду ни о ком не скажешь, что он любитель змей, – мудро заметил Ланс. – Но вы таких чокнутых везде найдете. Просто беда для агентов по недвижимости. Самая гадкая часть моей работы. – Самая гадкая часть работы – змеи? – удивилась Полли. – Да! – решительно кивнул Ланс. – Мне бы и в голову это не пришло.