Я поворачиваю ключ в замке, вхожу, ставлю на пол чемодан. Знакомая обыденность сразу обволакивает меня, как старое одеяло. Это утешает и бодрит. Вот я и дома. Почти на два месяца раньше, чем собиралась, зато будет время приспособиться. После путешествия с целью разобраться в себе мне нужно эмоционально отсоединиться от мира, где я была всего лишь мимолетной гостьей. Настало время вернуться к тому, что будет составлять мою жизнь впредь, и поблагодарить жизнь за выданный мне пропуск в будущее. Во мне теперь больше жизни, чем было когда-либо раньше. Но многое еще предстоит обдумать, переработать. Какое облегчение сознавать, что можно делать это не торопясь! Я захлопываю за собой дверь пинком ноги и иду по коридору, озираясь, словно я здесь в первый раз. С улыбкой убеждаюсь, что все стало мельче, чем мне запомнилось, но это не мешает чудесному чувству возвращения домой. Я опускаю на пол свой багаж, иду в гостиную, любовно разглядываю все любимые мелочи и с облегчением понимаю, что ничего не изменилось. Сюда регулярно наведывалась моя мама, поэтому на фотографиях в рамках, запечатлевших самые драгоценные мгновения – нашу свадьбу, годовщины, Рождество, дни рождения, – нет ни пылинки. Я беру последнюю – семейной сходки у нас дома, когда меня и Эйдена провожали в путь. Сосед Стив взгромоздился тогда на стул и заставил нас сгрудиться, чтобы никто не вылез из кадра. Столько улыбающихся лиц, такие крепкие объятия… Помню его вопли: «Еще теснее, еще!..» Это и есть моя жизнь, убеждаю я себя, стесняясь ощущения, что я – чужая, схватившая и разглядывающая чужое фото. Мама ухаживала за домом так же тщательно, как это делаю я сама, готовя его к нашему возвращению и свято веря, что оно произойдет. А ведь даже у меня был момент сомнения… С книжной полки на меня смотрит моя любимая фотография, при виде которой у меня сжимается сердце. Я застала Эйдена сидящим на крытой веранде с рабочими документами в руках и сфотографировала его в профиль: он не догадывался, что я его снимаю. «Все иначе, когда тебя нет рядом, – обращается к нему мой внутренний голос. – Мне страшно, что я сама теперь другая и что ничего не буду знать в точности, пока ты ко мне не вернешься». Я оглядываюсь от громкого щелчка дверного замка. При виде Оуэна я хочу себя ущипнуть, чтобы проверить, не сплю ли. – Ферн? – удивленно восклицает он. – Оуэн… Что ты здесь делаешь? – Хотел задать тот же вопрос тебе. Сердце ухает в груди: вижу, у него рука на перевязи. – Что с твоей рукой? – спрашиваю я, пытаясь обнять его так, чтобы не задеть гипс. – Военное ранение, – бодро отвечает он с нервирующей меня широченной улыбкой. Я невольно прыскаю и тут же укоризненно хмурюсь. Как он представит мне обстоятельства ранения? – Как это произошло? – Я указываю на торчащий из рукава гипс. – Просто оступился и грохнулся. Не беда, всего лишь перелом кисти. Куда хуже насмешки ребят. Ничего, гипс снимут уже через неделю. – Почему ты поселился здесь, а не у матери с отцом? – Долго рассказывать. Даже не знаю, с чего начать. Главное, не сходи с ума. Дай мне слово! Это семейное решение. – Семейное? В обход меня? Я хочу в точности знать, что происходит. Немедленно выкладывай! Он указывает кивком на кухню, я пропускаю его вперед и бреду следом как во сне. Выдвинув табурет, я тяжело плюхаюсь на него, кляня себя за то, что гнала подозрение, что дома не все ладно. – Хорошо, я все тебе расскажу, а потом соберем семейный совет. Надеюсь, к тому моменту ты успокоишься. – Вижу, он еще не отошел от удивления, что я вернулась. – С чего начать?.. – Он откидывает голову и вздыхает. – Пожалуй, с того, что наша сестренка беременна. – ЧТО?! – Не волнуйся. Все будет хорошо. – Его угнетает моя реакция. Я хватаюсь за голову, боясь, что она лопнет, вскакиваю и бегаю по кухне взад-вперед. – Ханна не хотела, чтобы ты прискакала домой, хотя сейчас ей, конечно, очень нужна старшая сестра. Ей пришлось уйти из университета. Мама подробно тебе все расскажет. У Ханны сильный токсикоз, или как там это называется, ее почти все время тошнит. Я замираю на месте и таращу на него глаза. – И никто ничего мне не говорил? Я сама решила вернуться, Оуэн, напрасно вы скрытничали. Бедная, бедная Ханна… У меня идет кругом голова. – Уймись, Ферн. Главное – сплоченность семьи, вместе мы все преодолеем. – Неужели? Избегая моего колючего взгляда, он продолжает: – План следующий: Лиам продает свою квартиру. Они ищут скромное недорогое жилье. Я думал, мы все сможем им подсобить, когда вернетесь вы с Эйденом и когда у меня срастется рука. Я могу взять отпуск, а потом меня опять вызовут. – У него довольно-таки индифферентный тон. – Не могу в это поверить… – Признаться, при виде тебя у меня было побуждение сбежать, – отвечает он с кривой усмешкой. – Мы думали, что у нас больше времени, чтобы… чтобы все уладить. Понимаю, я была последней, кого он рассчитывал увидеть, отпирая дверь. Но мне до сих пор неясно, почему он поселился здесь. Я опять сажусь и смотрю на него как во сне. – Ты ведь еще не все мне рассказал? Он кивает, и я чувствую, что сползаю с табурета. – Отец устроил на кухне пожар: побежал отвечать на телефонный звонок и оставил на огне сковородку. Они жили здесь два с половиной месяца, пока шел ремонт у них на кухне. У меня падает сердце. Мое место было здесь, а не… Я развлекалась в Провансе, пока они… Оуэн хмурится, я перестаю дышать. – Если честно, я застал здесь полный хаос, когда вернулся. Но мы налегли все вместе, а еще мы постарались скрыть все это от тебя, чтобы ты не прыгнула в машину и не помчалась домой. – Это же и есть моя роль, Оуэн. Если это не так, то кто я такая и зачем? – Ты заслуживаешь хотя бы небольшой передышки, чтобы позаботиться о самой себе, вот и все. Мы очень тобой гордимся, Ферн, и в кои-то веки постарались тебя пощадить. – Гордитесь? Он вздыхает: – Так или иначе, мы не мыслили себя без тебя, Ферн. Представь, нам захотелось отплатить тебе за все добро, которое ты делала. Эйден сказал нам, что ты продала несколько своих картин. – Эйден вам сказал?.. Он пропускает мои слова мимо ушей. – Я им говорил, что ты расстроишься, но мать с отцом и Ханна настояли на своем. Когда я вернулся, было не время тебя тормошить, потому что мать объявила отцу бойкот: ремонтники устроили в кухне черт знает что, а он и не заметил. Прости, Ферн, ты очень чуткая, с тобой трудно говорить, когда надо что-то утаить… Проще было вообще помалкивать. Теперь ты объясни, почему вернулась раньше времени? Я вернулась, чтобы понять, кто я такая и что осталось от меня прежней, если осталось что-то вообще, прежде чем вернется Эйден. – Я приехала, потому что думала, что, живя здесь одна, все равно буду рядом с вами. И что теперь? Мне переехать в отель? – спрашиваю я наполовину в шутку. – Отцу приходится перекрашивать весь дом из-за дыма, поэтому, думаю, ты не будешь возражать, если я поживу здесь? Я не хотел ему мешать, в таком состоянии я все равно ему не помощник. Его дурацкий вопрос вызывает у меня смех. В следующую секунду мои глаза наполняются слезами. – Я стану тетей… – недоверчиво шепчу я. – Знаю, сначала в это трудно поверить. Я стану дядей, что это, как не сюрреализм? У Ханны и Лиама тоже сначала был шок, а потом они начали безумно ликовать. Все мы помирали от желания рассказать об этом тебе, Ферн. Я киваю. На свете происходят вещи куда хуже этого. Знаю, Ханна и Лиам будут отличными родителями. – У тебя тоже потрясающие новости, Ферн: тебя ждет совершенно новая карьера. Мы так рады за тебя! – Откуда об этом узнал Эйден? Я не говорила ему о продаже двух своих картин. Шорох у входной двери заставляет меня обернуться. Мой рот сам по себе распахивается на всю ширину. Передо мной стоит Эйден. – Придется устроить тебе мастерскую. Например, поставить в саду бревенчатый домик. Пространство для тебя одной! Что скажешь? Я таращусь на Эйдена в полном недоумении, потом оглядываюсь на Оуэна, который смущенно пожимает плечами. – Лучше я скроюсь. Вам надо побыть вдвоем, – говорит он испуганно и в считаные секунды исчезает. Эйден даже глазом не ведет. – Я думал, что знаю тебя, Ферн, так же хорошо, как самого себя. А как иначе, тринадцать лет – внушительный срок. Но ты меня удивила: оказывается, ты художница! Ты бы полегче с сюрпризами, детка. Без тебя, конечно, скучно, это чистая правда, но все-таки… Словом, добро пожаловать домой, Ферн. Мы смотрим друг на друга, как два незнакомца. Но проходит секунда-другая – и мы кидаемся друг другу в объятия. Эйден так крепко меня стискивает, что у меня перехватывает дыхание и выступают слезы на глазах. Дар речи возвращается к нам только через несколько минут. Я смотрю на него и вижу на его лице непередаваемое замешательство. – Что тебя заставило вернуться так рано? – то ли шепчет, то ли хрипит он. – Мне нужно было увериться, что жизнь продолжается, – сознаюсь я. Он стонет и почему-то отстраняется. В его глазах мелькает испуг. У меня по позвоночнику бежит отвратительный холодок, как будто мне за шиворот плеснули ледяной воды. – Ты-то что здесь делаешь? – сурово спрашиваю я его. Я была уверена, что он держит курс на Бангкок.