— Вот именно! Понимаешь теперь, в чем тут дело? Они были знакомы! Больше того, они были близки! Вот почему лицо этой женщины показалось мне знакомым! Я видела ее! Точно видела. В детстве! — И что же это доказывает? — Я пока что и сама не понимаю, — призналась Лариса. — Но точно знаю человека, который может и должен помочь нам. Обратно на дачу брат с сестрой вернулись уже к вечеру. Дом стоял какой-то унылый и пустой. Родители были на работе. Несмотря на случившееся несчастье, они не могли позволить себе прогуливать службу. Дома была одна лишь бабушка. Марфа Сергеевна вышла из дома, чтобы приветствовать внуков. Но одного взгляда на их встревоженные лица ей хватило для того, чтобы понять: случилось что-то еще! Что-то очень и очень скверное. — Вы что-то узнали? — Узнали, бабушка. — И находимся в большой растерянности. — Может быть, ты нам объяснишь, что все это значит? — произнесла Лара, вытаскивая из сумочки найденную в квартире Ирины фотографию. Марфа Сергеевна зябко передернула полными плечами, закутанными в шаль. — Проходите, — произнесла она. — Расскажите мне все, что вы узнали. И пока внуки поглощали пирожки с грибами и рисом, печь которые была такая мастерица Марфа Сергеевна, она рассматривала фотографию, которую выложили перед ней Лариса с Леней. — Да, я прекрасно помню и эту женщину, и ее историю, — произнесла она наконец. — Она работала на кафедре у вашего деда. — Она была его любовницей? — Ваш дед был святой человек. Все его мысли были устремлены в науку. Он не сознавал, что существуют корыстные, жадные люди. А эта женщина была именно такой. Конечно, она сильно нуждалась. Но со стороны это выглядело очень некрасиво. Сколько я себя помню, она всегда требовала себе дополнительные премии, тринадцатые зарплаты и оплачиваемые выходные дни. Именно что не просила, а требовала! Громко и нагло! А на каком, позвольте спросить, основании? Единственным ее подвигом было лишь то, что она сумела родить внебрачного ребенка. Подозреваю, что она и сама точно не знала, кем был отец девочки. Но ей нравилось распускать сплетни о том, что это мог быть ваш дед! — А он не мог? — Этот святой человек? Никогда! Я прожила с вашим дедом всю свою жизнь. И могу поклясться вам на чем угодно, будь у него с этой женщиной связь, он никогда не оставил бы ее саму и ребенка в таких стесненных жизненных условиях, в каких они существовали. Конечно, ваш дед сделал для них немало добра, но это была капля в море. А ведь мать девочки была лаборанткой на кафедре, которой руководил ваш дед. И уж ваш дед нашел бы способ, чтобы помочь своей любовнице и родному ребенку. Заставил бы ее получить высшее образование, написал за нее кандидатскую, выхлопотал хорошее местечко. Но нет! Ничего этого не было. И я уверяю вас, Ирина не была нашей родней, хотя сама она и думала иначе. Когда бабушка произнесла эту фразу, пирожки так и попадали из рук Лары и Лени. — Бабушка! — через силу выдохнул Леня. — Выходит, ты тоже знала Ирину? Разговаривала с ней? — Ирина зарилась на наследство вашего деда! — воскликнула Марфа Сергеевна. — Да? Наследство! В нем все дело! Это из-за него она липла к нам? Сначала к Ларке! Потом к отцу! А затем уже и ко мне! Она подбиралась к наследству деда? — Увы, — сурово произнесла Марфа Сергеевна. — Эта нахалка вздумала заявиться ко мне и потребовать, как она выразилась, честного дележа наследства. Разумеется, я указала ей на дверь. И тогда она заявила, что будет мстить и вредить нашей семье. Но рано или поздно своего все равно добьется. Она так и сказала: «Скоро ты, старая сука, подохнешь. И на тот свет с собой ни картины, ни квартиру, ни дачу не утащишь. Все останется тут. А я уж позабочусь, чтобы справедливость наконец восторжествовала!» — Когда? Когда она это сказала? Не отвечая, Марфа Сергеевна отвернулась к окну. — Не знаю, — произнесла она затем. — Возможно, мне и следовало рассказать все вам еще раньше. Но мне было стыдно. Мне казалось, что таким образом я могу невольно замарать доброе имя вашего деда. И вы будете думать о нем дурно. А он этого не заслуживал. Эта мерзкая женщина втерлась к нему в доверие. И пользовалась многими, вовсе не полагающимися ей по уставу благами. А когда она умерла, то ее доченька проявила себя с еще более худшей стороны! Стала требовать то, что ей не принадлежало ни в каком виде! — Но, возможно, дедушка не сказал тебе всей правды, — предположил Леня. — Мне не нужно было ничего говорить. Повторяю вам, если бы Ирина была плодом связи вашего деда и этой женщины, то девочка получила бы равные права с дочерью, рожденной в браке. — Но почему ты так в этом уверена? — Потому что… И, видя, что ни Лара, ни Леня ей не верят, она тяжело вздохнула и произнесла: — Я это знаю, потому что в нашей семейной жизни был такой прецедент. — Что? У нашего деда был еще ребенок? — Да. Мальчик. И дед хорошо позаботился о нем. Когда мать этого ребенка сказала, что хочет строить свое счастье с другим мужчиной, ваш дед не стал противиться. Напротив, он выхлопотал молодым квартиру. И всегда помогал материально этому мальчику. Не его вина, что мальчик пошел по скользкой дорожке. Стал пить. И рано умер. Но дед всегда очень переживал по этому поводу. — И ты все это знала? — Да. И еще поэтому я уверена, раз ваш дед один раз покаялся передо мной в своем грехе, значит, и во второй раз он поступил бы точно так же. Но в случае с Ириной он все отрицал. И я уверена, что он говорил мне правду. И, закончив свою речь, Марфа Сергеевна взглянула на замерших перед ней внуков. — Я не хотела ее убивать, — произнесла она, не обращая внимания на ойкнувшую Ларису. — Это получилось случайно. Наверное, в моих руках осталось чуть больше силы, чем я думала. — Бабушка! Так это ты вытолкнула Ирину в окно? — Мы с ней разговаривали. Я хотела понять, что она затеяла, приехав в наш дом под видом невесты Лени. Потом она начала шептать мне в лицо ужасные вещи. Наклонилась совсем близко. Я просто хотела, чтобы она отодвинулась от меня. Но я никак не ожидала, что она так сильно откинется назад и выпадет в окно. Поймите, это был несчастный случай. Но я знаю, что следствие этой версией не удовольствуется. Ирина умудрилась втянуть в эту гнусную историю всех вас. И чтобы уберечь вас, мои дорогие, от тюрьмы, куда вам отправляться совсем не нужно, я уже написала подробное чистосердечное признание. И сейчас за мной приедут. Марфа Сергеевна оказалась права. Стоило ей произнести эти слова, как возле дома послышался звук затормозившей машины. А через минуту на веранду поднялся тот самый следователь, который приезжал и вчера. — Вы мне звонили, — произнес он, глядя на Марфу Сергеевну. — Да, — поднялась старая женщина со своего стула. — И я готова. Едемте. Следователь некоторое время с интересом смотрел на нее. — Куда? — спросил он затем. — Как куда? — с достоинством спросила она. — В тюрьму! Я совершила убийство и призналась вам в нем. Мое письменное признание лежит на столе. Вот оно. Возьмите. Не уверена, что оно написано по всем правилам, которые требует ваш протокол. Но я готова переписать в любой удобной для вас форме. Поедемте. Но, несмотря на настойчивость старой женщины, следователь медлил увести ее за собой. Он стоял, нерешительно перебирая листки с исповедью в совершенном убийстве. А потом вдруг сказал: — Дорогая Марфа Сергеевна. Я безмерно восхищен вашей храбростью и готовностью к самопожертвованию. Но тюрьмы у нас и без того переполнены. Всех этих правонарушителей приходится кормить и поить. И совсем ни к чему сажать на шею государству еще одну пожилую нахлебницу. К тому же в своем преступлении вы уже признались. И помещать вас в следственный изолятор нет никакой необходимости. — Так что же? Вы оставляете меня дома? — Во всяком случае, до суда вы останетесь дома. Думаю, что прокурор, узнав все обстоятельства вашего дела, согласится со мной. И никаких проблем в связи с этим у нас не возникнет. И, произнеся эти слова, следователь сгреб со стола листки с признанием Марфы Сергеевны и вышел прочь. Немного погодя в темноте заурчал двигатель его машины и зашуршали шины. Но спустя несколько минут все стихло. И в опустевшем вновь доме остались лишь внуки со своей старой бабушкой. Состоявшееся несколько месяцев спустя судебное заседание присудило Марфе Сергеевне пять лет условного заключения. Ее подробная и чистосердечная исповедь тронула судей. И учтя более чем преклонный возраст ответчицы, а также моральный облик потерпевшей, бабушку оставили на свободе. Как ни странно, эта ужасная история сделала семью Дубовых только еще более сплоченной и дружной. Они сумели простить друг другу былые ошибки и обиды и снова выступают против всех жизненных трудностей единым фронтом. Узнав о том, что за фрукт была Ирина, к Ларисе вернулся ее Коля. Он просил прощения столь искренне, что девушка согласилась вновь попытаться полюбить его. Ведь судьба ее бабушки и родителей ясней всяких слов говорила о том, что членам одной семьи нужно уметь понимать и прощать друг друга. Только тогда семья действительно останется тем, чем ей и положено быть. Семья. Семь — Я! И больше прибавить тут просто нечего. Марина Крамер Шрам Мой ангел-хранитель либо вечно пьян, либо просто впал в кому. Иначе как, как он мог допустить такое? Как мог не увидеть, не угадать, не предотвратить? Почему так случилось? Хотя… ведь я жива — а это значит, что мой ангел все же оказался в нужном месте в нужное время. Но вот честное слово, я с удовольствием поменялась бы местами с мамой или с мужем. А еще лучше — с обоими сразу… Я просыпаюсь от собственного крика и боли в голове. Даже не понимаю, что сильнее — страх, вырвавший меня из объятий сна, или боль, раздирающая виски. Оглядываю комнату и понимаю — нет, ничего не изменилось: та же пыль, те же разбросанные вещи, те же пустые кофейные чашки. Ничего не поменялось, все точно так же, как вчера, позавчера, неделю назад, месяц… Сегодня ровно сорок дней, и мне пора бы встать и начать собираться — скоро приедет Инка, моя единственная подруга, и мы поедем на кладбище. Я бреду к зеркалу. Тоже без изменений — всклокоченные волосы, синяки под глазами, правая бровь сбрита — там свежий шрам, тонкий, едва затянувшийся розовой кожей. Это единственное, что осталось у меня на память об аварии. У меня — шрам, а мамы и Олега больше нет. Инка ворвалась как сквозняк, принеся с собой свежесть июльского утра, букет тигровых лилий и аромат «Armani Diamonds». Даже такую обыденную процедуру, как свое появление где-либо, Инка умеет превратить в карнавальное шествие или мини-спектакль. Инка — актриса нашего местного театра, «прима», по здешним меркам. Красивая, яркая, рыжеволосая, с идеальным макияжем и прической, моя подруга везде и всюду привыкла быть королевой. Правда, личная жизнь не складывается — мужчины, привлеченные броской Инкиной внешностью, как бабочки — огнем лампы на вечерней веранде, очень быстро понимают, что не смогут справиться с темпераментом и запросами капризной красотки. В результате Инка в свои тридцать все еще одна. — Ника, ну что ты? Еще не готова? — восклицает она, оглядывая мой халат и тапочки. Я понуро бреду в ванную, предложив Инке самой сварить себе кофе. Моя подруга — единственный, пожалуй, человек, который никак не хочет признавать имя, которым меня с маминой подачи называют абсолютно все. Для окружающих я — Нюша, хотя полное мое имя, как ни странно, Вероника. Но мама с самого рождения звала меня только Нюшей, а вслед за ней и друзья, и муж. Только для Инки я Ника с первых дней знакомства — я думаю, просто из чувства протеста. — Ник, ты бы поторопилась! — снова напомнила Инка из кухни, и я со вздохом встала под душ.