– Конкретнее: какие, сколько, формат бумаги, примерный объем и вес? – Летучего корабля, десять листов, квадраты по полусажени, в рулон свернуты, один человек легко унесет. – Ну вот… совсем другое дело, – похвалил я. – Продолжим. Где они лежали? – Да в сундучке же, а место говорить не буду, придешь ко мне в терем – там покажу. – Кто обнаружил кражу? – Я и обнаружил. Ткнулся сегодня поутру, а в сундучке-то и пусто. – Знакомая ситуация… Вроде как в деле о перстне с хризопразом. Может, опять шамаханы шалят? – Навряд ли… Перстень, вот он, при себе ношу, покуда оборотней проклятых не указывал. – Ладно, перейдем к более важному… Кого подозреваете? – Дык… никого… вроде, – призадумался царь. – Народу в тереме случайного нет, чужаки по палатам не шастают, послов да гостей тоже вроде не было… – Давайте поставим вопрос иначе: кому это выгодно? Вот тут Горох крепко почесал в затылке… Как я уже упоминал, человек он прогрессивный и далеко не глупый, сложить два и два сумеет без посторонней помощи и по пустякам паниковать не станет. – Знашь, Никита Иванович, а ведь сразу, с маху не ответишь тебе… Ну, прикидываю и так и эдак – да не выгодно никому! Корабль-то этот – штука мудрая, техническая, не всякому злодею по разумению будет. Шамаханцы, те более всего на чародейство черное надеются. Немцы, наоборот, наш ум своему равным не считают, для них наша техника – ровно забавка детская… Кто ж еще? – Японцы… – раздумчиво предположил я. – Они со всего мира передовые технологии тащут. Радиоэлектроника, компьютерная техника, роботроника у них на уровне самых высоких стандартов. – Японцы, говоришь? – насупился Горох. – Слышать слышал, а вот видеть не доводилось, нет их у нас в Лукошкине. – Жаль… – А точно они чертежи свистнули? – Нет, нет… это я так, к слову. Ну что же, гражданин, ваше заявление принято, с сегодняшнего дня начинаем работать по этому делу. – А я? – А вы, как говорится, идите домой да спать ложитесь – утро вечера мудренее. – Я пожал царю руку, недвусмысленно указывая на дверь. – Эй-эй, участковый… так не пойдет! – заволновался государь. – Ты это… того… ты меня от дела не отстраняй, я тоже в раскрытии поучаствовать желаю! – Но, гражданин… – Велю голову отрубить! – клятвенно пообещал Горох, глядя на меня самым умоляющим взглядом. – Ладно, давайте как всегда. Рутинную работу мы берем на себя, а как понадобится брать преступника – я вас вызову. – Вот спасибо, Никита Иванович! Вот уж уважил царя-батюшку! Вовек твоей доброты не забуду… – Уже в дверях Горох обернулся и напомнил: – Чтоб к вечеру был у меня с докладом о ходе дела! – Всенепременно. Когда царский эскорт с помпой укатил по улице, я отошел от окна и попросил у Яги чаю. Бабуля молча поставила самовар и не дыша присела за стол напротив. Я раскрыл блокнот, тупо разглядывая давние записи… – Организованной преступности у нас в Лукошкине нет. Список наиболее известных воров примерно установлен. Если исключить карманников и конокрадов, то на подобное дело могли решиться человек десять. Бабушка, вы не слушаете! – Че? Ой, не кричи так, Никитушка, – встряхнулась Баба Яга, – у меня аж сердце чуть не выскочило. – Я говорю, что вы меня не слушаете. Вы же все время были здесь, почему молчите? Какое ваше мнение по поводу этой кражи? – Ох, мила-а-ай… – Моя домохозяйка схватилась руками за голову, вытаращив глаза и покачиваясь из стороны в сторону. – Вгонишь ты меня в гроб на сто лет раньше времени… Кто ж тебя, аспида, учил так с царем разговаривать?! Ты ж на самого государя в голос орешь да кулаком по столу барабанишь… Совсем ума нет, что ли? – Да будет вам… – даже смутился я. – Мы и не скандалили особенно… так, по делу. – Дите! Чистое дите, не понимает, с кем говорит… А вот осерчает государь да как загонит все наше отделение к черту на кулички с глаз своих ясных, тогда попомнишь слова мои, грубиян ты невежественный! Да рази ж так надо посетителей принимать? Сюда люди идут с бедой, с горем, судьбой али лихими людьми обиженные, мы им помочь обязаны, а тут сам царь… – Царь – тоже гражданин, – слабо огрызнулся я. – Вот и то, что гражданин, а ты ему грубости в нос тычешь. Нехорошо, Никитушка… Ты ить при исполнении. В общем, пришлось извиняться перед своим же сотрудником. После примиряющего чая было принято решение: в отделении не торчать, а до обеда прогуляться в царский терем. Стоило обследовать место преступления на предмет применения магии. Здесь это было делом самым обыкновенным… Баба Яга – незаменимый спец в таких исследованиях, на ее авторитет можно полагаться полностью. Двое еремеевских стрельцов оставались на охране у ворот, Митьки почему-то не было видно. Странно… Обычно он, при всей своей деятельности, без приказа – со двора ни ногой. Пожав плечами, мы с Ягой отправились к Гороху пешочком. Уже на соседней улице было отмечено массовое скопление народу. Лукошкинцы – люди социально активные, им хлеба не надо – зрелища подавай, а на Малой Базарной, похоже, именно такое зрелище и шло. Видимо, мы с Ягой подумали об одном и том же, поэтому молча, не сговариваясь, направились в ту же сторону. Уже на подходе было видно, какая пестрая толпа народу там собралась. Слышались смех, визг и громкие крики: – Гляди, православные, как милиция честным людям руки за ноги крутит! – Какие ж они люди, когда они – цыгане?! И не милиция энто, а Митька беспутный! – Ой, ромалы-ы! Ой, убил! Совсем убил! Всю руку изломал, да где ж на свете белом справедливость?! – А ты не суйся, не суйся… Митя наш – человек православный! Раз убивает, значит, есть за что. Ему небось сам участковый разрешил! – Да, ох и крут порой наш сыскной воевода… По прошлом месяце-то едва ли не все армянское подворье извел! Так же вот Митьку свово, аки пса лютого, науськал… Те, кто выжил, по сей день от укусов чешутся! – Ай, ромалы-ы! Совсем до смерти убил! Всю убил! Одна за всех муки принимаю! Одна, чавела, насквозь убитая лежу-у-у! Когда мы пробрались в середину, бедного Митьки уже не было видно. Не знаю уж, чего он там натворил, но здоровенного парня со всех сторон так облепили беспрестанно вопящие цыганки, что он казался ярко наряженной новогодней елкой. Крикливые юбки резко контрастировали с коричневыми от крика лицами. Ругались одновременно все, причудливо мешая русский мат с диковинными проклятиями на неизвестных языках. Я протолкался к четверым дежурным стрельцам и приказал без разбирательств доставить всех в отделение. Молодцы надвинули шапки и взялись за непростое дело. А я обратился к народу: – Граждане! Концерт окончен. Попрошу расходиться по домам. Не сомневайтесь, милиция во всем разберется и виновные будут наказаны! Желающих досмотреть представление до конца жду вечером у ворот отделения. Спасибо за внимание, на сегодня – все! Как оказалось впоследствии, обещать такое нашему народу чревато… Ну, по крайней мере, неблагоразумно… В царском тереме нас приняли настороженно. Видно, в запале Горох, как всегда, пообещал снести головы всем подряд. На самом деле он больше грозится, но все ему почему-то верят… Вот и сейчас: охранные стрельцы страшно хмурили брови, пытаясь выглядеть еще суровее, бледные бояре испуганно крестили окладистые бороды, суматошные дьяки носились взад-вперед с приказами, а прислуга и прочая челядь вообще старательно пряталась по углам. Весь терем жил в предвкушении извержения вулкана, и мы шли по лестнице наверх, сопровождаемые самыми сочувственными взглядами. У дверей в государевы покои нас встретил столбовой боярин Кашкин, я хорошо его знал, в деле о перстне с хризопразом он руководил разоружением шамаханского каравана. – Здрав буди, сыскной воевода! – И вам мое почтение… Что у дверей толчетесь, ждете кого? – Тебя и жду. Одного только… – Боярин многозначительно поглядел на Бабу Ягу, та поджала губки и по-утиному засеменила к дальнему окошку. – Пусть уж там подождет, не след ее седую голову под топор ставить. А ты иди, государь о тебе ужо два раза спрашивал. Гневается… – А… Ну тогда я пошел. – Погодь… дай хоть обниму тебя на прощание, хороший ты был человек, Никита Иванович! – Седобородый Кашкин смахнул выступившую слезу, по-отечески троекратно облобызав меня в обе щеки. Царские стрельцы у входа сняли шапки и молча перекрестились. Да, обстановочка тут и впрямь как на минном поле… Я снял фуражку, пригладил вихры и, отважно распахнув двери, шагнул внутрь. Это было похоже на отчаянный шаг дрессировщика в клетку изголодавшегося льва… На небольшой кушеточке царь-государь в штанах и рубахе навыпуск вовсю обнимался с неизвестной мне особой женского пола. Завидев меня в форме и при исполнении, молодуха взвизгнула и, вырвавшись, с хохотом скрылась в смежном помещении. Судя по всему, там находилась спальня… – Вежливые люди стучат, прежде чем войти, – попытался пристыдить меня красный от смущения Горох. Я возвел глаза к узорному потолку и философски присвистнул. – Ладно, проходи, садись, коли пришел. Могу рюмочку налить, вон полпряника на закуску осталось… Не хочешь? – Нет. – Ну и леший с тобой! Ему сам царь предлагает, а он рыло воротит. Доклад давай. – Не торопите следствие, – наставительно поправил я. – Докладывать буду по мере продвижения дела, а у нас в нем пока сплошные дыры. Еремеева я предупредил, его молодцы прочесывают весь город и никого не выпускают за ворота. Но, скорее всего, вор залег на дно… – Утоп, что ли, сердешный? – Нет, это такое фигуральное выражение. Значит, хорошо спрятался и никак себя не проявляет. Так что нам придется проверить все известные «малины» и «хазы». Возможно, кто-нибудь из криминальной среды даст наводку. Такое преступление без соучастников бы не обошлось, а следовательно, информация где-нибудь да проявится. – Дельно, – кивнул Горох. – Но это лишь в том случае, если чертежи действительно куда-то запропали. – Как это? Да ты на что ж это намекаешь-то, змий трехголовый?! – На змия и намекаю! – я откровенно кивнул в сторону объемистого шкафчика, где Горох хранил свои «лечебные» настойки. – Чтобы начинать расследование уголовного дела, следователь должен лично убедиться в самом факте совершения преступления. А если вы тайное место перепутали? А если в сундук положить забыли? А если эти чертежи у вас вообще третий день под кроватью пылятся? – Стража-а! – царь разобиженно взревел. – Сию же минуту казнить злодея за надсмехательство над государем! Встревоженные стрельцы сунулись было в двери, но Горох вовремя передумал: – Вон, охальники! Щас я ему, Фоме неверующему, нос-то утру, а уж потом и на плаху. Вон! Кому сказал?! Сам попозже позову… Никита? – Да… – Ну, че ты меня во гнев вгоняешь? Я же самодержец, мне по должности самодурствовать полагается. А ты искушаешь меня почем зря… Грех тебе! – Виноват, исправлюсь. – Я встал со скамьи и потянулся. – Давайте не будем тратить времени, покажите-ка мне ваш сейф.