Сказать, что Аверил был ошарашен, означало выразиться слишком мягко. Он был раздавлен, потерял все ориентиры и казался самому себе летуном, захваченным могучим ураганом. Впервые в жизни его домогалась женщина. Он спал с вдовой, только вчера закопавшей прах под столбом своего дома. И – что самое странное и страшное – никогда в жизни еще не испытывал такого острого и всепоглощающего наслаждения. Госпожа Эстэ быстро поняла, что гораздо более опытна в любовных делах, чем юный чужестранец, и взяла все в свои руки. Она рассказала и показала Аверилу, что нравится ей, и сумела выпытать, что нравится ему. Она была совершенно бесстыдна и неутомима в наслаждении, но при этом странно бесстрастна. Никогда и ни с кем еще Аверил не был так откровенен. И, несмотря на то, что он предпринял все меры защиты, ему все же казалось, что каким-то образом Эстэ унесла с собой часть его души. Сама же Эстэ, ничуть не смущаясь, позвонила в колокольчик, вызвала слугу и велела принести завтрак на двоих. Потом повернулась к любовнику и сказала: – Да, кстати, о сделке. Я придумала, как нам поступить. Ты женишься на моей младшей дочери Тиэ. Глава 6. Аверил и Я Это что сейчас было? Какая-то странная шутка на чужом языке? – Мы так не договаривались, – поспешно заявил Аверил. Он понимал, что его знаний языка Островов недостаточно для того, чтобы вести переговоры с должной учтивостью, а вопрос слишком важен, чтобы допустить разночтения в связи с трудностями перевода. Эстэ печально усмехнулась. – Вообще-то мы именно так и договаривались. Когда у нас, на Островах, оказывают такую услугу, которую вы оказали нам: привозят прах члена семьи, чтобы он мог упокоиться в родном доме, то семья, которой оказали услугу, просто обязана отплатить тем же – обменять мертвого родственника на живого, похороны – на брак. Но я не буду ловить тебя на слове, которого ты не давал. Не буду говорить о том, какой урон нашей чести нанесет то, что мы откажемся от соблюдения традиции. Лучше подумай вот о чем: нас с вами разделяет океан. Мы сможем доверять друг другу в делах, только если будем связаны. Ты сказал, что общая выгода не может нас связать, и я это приняла. Тогда нас должны связать узы брака. Один из людей в вашей Мастерской должен стать членом нашей семьи. – Но моим родителям не понравится, что я женился не на той, кого выбрали мне они. Мне не нужна жена с Островов. И кроме того, я не испытываю любви к вашей дочери. Эстэ добродушно рассмеялась и сказала: – Ты бы понравился моей матери. Ты не из тех, кто влюбляется в девушку только потому, что она будет владеть самыми обширными плантациями лаковых деревьев на Островах, правда? Но ты зря беспокоишься. У нас более двух сотен семей торговцев, и все находятся в родстве друг с другом. При таком количестве необходимых браков мы просто не смогли бы вести дела, если бы ждали сердечной склонности в каждом союзе. Брак может быть простой формальностью, связывающей только семьи, а не мужа и жену. У меня самой четыре мужа, которых я видела только на свадьбе. Пока ничего не отвечай. Подумай. А теперь давай завтракать… * * * После завтрака госпожа Эстэ сразу ушла, сославшись на дела, и в последующую декаду Аверил видел ее по несколько минут в день. Только однажды она заглянула в залу после обеда, когда Тиэ и Янтэ уже ушли к себе, и бросила с порога: – Через несколько дней одна из дочерей близкого нам дома станет Танцовщицей. Это большой праздник. Если ты примешь в нем участие и будешь сидеть рядом с Тиэ на одной подушке, все поймут, что мы не нарушили вежливости. Это все, о чем я прошу тебя, если, конечно, ты сам не захочешь большего. Договорились? Аверил согласился. Такое предложение показалось ему разумным компромиссом. В благодарность за его согласие Эстэ тем же вечером прислала ему договор на поставки бамбука для отца Остена. Не бесплатно, как предлагала она раньше, но, тем не менее, по весьма скромной цене. Аверил начал понимать, как делаются дела на Островах. Каждое движение в сторону торгового партнера вознаграждается, каждая попытка сместить равновесие в свою сторону приводит к аналогичной попытке второй стороны. Что ж, это было честно и вполне его устраивало. Он также прекрасно понимал, почему Эстэ старается, чтобы он больше времени проводил с ее дочерьми. Кончено, они тут, на Островах, такие просвещенные, что «не ждут сердечной склонности в каждом союзе», но прекрасно знают, что если молодые люди развлекаются вместе, сердечной склонности не приходится долго ждать – она приходит сама, а это значительно упрощает дело. И здесь Аверил не мог скрыть злорадной усмешки. Ну что за дети! Может быть, женщины Островов пикантно беспардонны и обладают непревзойденным искусством в постели, зато мужчины Аврелии хорошо воспитаны и обладают непревзойденным искусством не попадаться в женские ловушки. Этому учат любого юного аристократа его отец и мать, едва он сменит детское платьице на мужскую одежду. Ибо невест всегда много, а состоятельных женихов всегда мало, и многие семьи, рассчитывая на партию дочери как на единственный источник дохода, не избегают самой грязной игры. Поэтому знатный аврелианин всегда настороже и никогда не позволяет себе увлечься. Так что Аверил прекрасно проводил время с дочерьми Эстэ, тайком посмеиваясь над надеждами их матери и совсем тайком в полусне мечтая о повторении той безумной ночи. Девушки водили его на пруды, где откармливались толстые ленивые рыбы, приплывавшие по звону колокольчика и выставлявшие над водой свои мягкие губы, возили его в деревню шелковых мастериц, которые сматывали с коконов гусениц тончайшую нить, показывали труд сборщиков лака, неглубоко надрезавших кору деревьев и осторожно снимавших со стволов едва застывшие натеки ядовитой смолы. По просьбе Аверила, ему раскрыли тайну легкого серебра, из которого была сделана ваза, привлекшая его внимание. Этот металл научились выплавлять горные племена, они же украшали изделия из него драгоценными камнями и продавали на острова. Большой труд и большое искусство, ведь «легкое серебро» оказалось трудно выплавлять и обрабатывать. Аверил в свою очередь делал для дочерей Эстэ планеры из бамбука и бумаги и запускал с крыши дома. Удивительно, но за все эти дни девушки не подстроили ему ни одной ловушки, и он даже не догадался, что они думают о предстоящем формальном браке. Они были настолько искренне любезны и так неуловимо сдержаны, что будь они мужчинами, отец и мать Аверила несомненно ставили бы их ему в пример. Тиэ – дочь Младшего Мужа госпожи Эстэ, наследница лаковых плантаций и его «суженая», была, кажется, девушкой добродушной и дружелюбной. Она весело болтала всякую чушь, когда у Аверила было беззаботное настроение, но тактично замолкала, если он на чем-то сосредоточивался. Янтэ, старшая, больше дичилась – впрочем, возможно, она просто грустила по своему отцу или не хотела отвлекать внимание гостя от сестры. Зато когда Аверил спросил, трудно ли научиться кататься на велосипеде, девушки, посовещавшись, выбрали учительницей именно Янтэ. И она с неженской силой удерживала шаткую машину, пока Аверил садился в седло, а затем бежала несколько шагов рядом и резким толчком посылала велосипед вперед, помогая набрать начальную скорость. * * * Наконец настал день праздника. Утром все снова погрузились в большую лодку, и она направилась вверх по течению реки, к горам. Около полудня путешественники прибыли на очередную пересадочную станцию. Выгрузились и подкрепились, а быки тем временем перетащили лодку через узкий канал в другую реку. После этого снова плыли весь день, огибая по широкой дуге скалистые красноватые отроги гор, и вечером скользнули в широкий пролив, разделяющий два острова. В темноте Аверил смог различить только огни на противоположном берегу, зато утром, когда проснулся, не поверил своим глазам. На горизонте в небо уходила гигантская гора. Хоть день был ясным, ее вершина терялась среди клубящихся облаков. Основание горы было покрыто густыми зарослями кустарника со странной красноватой листвой. Когда Аверил спросил у стоящей рядом Янтэ, что это за кусты, она опустила глаза, смущенно улыбнулась и сказала: – Вы скоро увидите. Это вековые деревья, ростом в сорок, а то и в пятьдесят человек. – Наверное, в древние времена дикие люди именно так представляли себе гору, на которой живут их боги, – восхищенно предположил Аверил. Янтэ подняла голову и, не сводя взгляда с приближающейся горы, сказала: – Здесь живут наши Друзья. * * * Чем ближе они подходили к берегу, тем яснее Аверил понимал свою ошибку. Конечно же, это были никакие не кусты! Просто его слабый ум не смог вместить представшего перед ним зрелища и по неистребимой человеческой привычке тут же приспособил Гору «под свой размер», так чтобы она не казалась такой неописуемо огромной. Теперь он едва сдерживал крик: это было похоже на то чувство, когда «Малыш» в первый раз оторвался от земли, – чувство встречи с невообразимым, с чудом, бесцеремонно вломившимся в привычную жизнь. Когда лодка, пройдя мимо рассыпанных у побережья скал – «камешков», скатившихся в незапамятные времена со склонов Горы, – причалила у острова и на пирс высыпали местные жители, готовые помочь путешественникам, Аверил дивился про себя: они могли жить рядом с Горой и не смотреть на нее неотрывно, и не кричать от присутствия в своей жизни чего-то настолько явно нечеловеческого, настолько превышающего воображение. Но как бы там ни было, он сам вовсе не кричал, не падал ниц, а, напротив, галантно помогал женщинам спуститься на пирс, словно встреча с чудом стояла в его ежедневном расписании где-то между завтраком и утренним моционом. Им снова подвели быков – на этот раз верховых, наряженных в широкие крепкие седла и сбрую. Аверил неуклюже взгромоздился на быка; женщины и слуги проделали это с гораздо большей ловкостью. Один из слуг взял быка Аверила в повод, и кавалькада отправилась в путь по тропе, вьющейся среди густого подлеска и постепенно уходящей вверх. * * * Теперь, когда они оказались на теле Горы, она больше не подавляла своими размерами, но стала их миром. Только по слабому ощущению, что его заваливает в седле назад, Аверил мог определить, что они продолжают подъем. Вскоре подлесок кончился, и путешественники вступили под полог тех самых «кустиков», которые Аверил увидел с моря. Точнее, алые кроны взметнулись над ними, пронзили синее небо, и путники оказались словно внутри гигантского органа, в окружении стройных темно-медных, сладко пахнущих смолой стволов. В лесу царила полумгла, влажный морской воздух осаждал на коже мельчайшие капельки воды. По земле змеились тонкие белесые корни, сплетались под копытами быков в таинственный лесной лабиринт. Ветви начинались на высоте в двадцать-тридцать метров над землей, и там же начиналась жизнь. Внезапно Аверил заметил резкий взмах одной из ветвей, узкое темное тело пронеслось над головами, раздался торжествующий крик – летун выхватил из лиственного убежища ящерицу или какое-то мелкое животное и, ликуя, унесся в вышину. Не останавливая быков, женщины и слуги сделали тот же знак, который Аверил видел когда-то на трибунах Королевского стадиона – прижали ладони тыльной стороной ко лбу, приветствуя свое божество. Вечером караван достиг огромной поляны, на которой были раскинуты шатры. Здесь действительно собралось около двухсот семей – в основном матери с дочерьми и слугами. Единственным мужчиной, кроме Аверила, допущенным в эту компанию, был смущенный отец героини торжества. Он принимал поздравления от женщин, стоя рядом с супругой и дочерью, и явно раздувался от гордости. Аверила перезнакомили со всеми, каждая матрона сочла необходимым сказать ему несколько приятных слов о его стране, после чего женщины быстро потеряли к нему интерес и за ужином обсуждали исключительно свои дела в таком темпе и на таком специфическом жаргоне, что Аверил практически ничего не понимал. Поэтому он воспользовался случаем и спросил у Тиэ, с которой послушно «делил подушку», что будет представлять собой завтрашний обряд. – Аннэ долгие годы училась языку танца Друзей, – объяснила девушка. – Затем она в течение года выращивала своего Друга и обучала танцу его. Теперь она должна представить своего воспитанника стае. Если стая примет его, Аннэ станет Танцовщицей своей семьи. – То есть она станет жрицей? – уточнил Аверил и, увидев удивленный взгляд девушки, пояснил: – Той, кто просит богов о благосклонности? Тиэ помотала головой. – Она не будет просить Друзей о благосклонности. Она просто будет говорить им, куда лететь и кому передать весть. Так семьи обмениваются весточками. Это гораздо быстрее и надежнее, чем посылать гонца. Теперь настал черед Аверила удивляться: – То есть ты хочешь сказать, что Друзья работают у вас… почтальонами? Ему пришлось произнести последнее слово на языке Аврелии, и он вдруг понял, что не знает, как оно звучит на языке Западных Островов. – Они члены наших семей и помогают нам вести дела. А кто такие почтальоны? – Это… это гонцы, которые разносят письма у нас. Так, значит, в каждой семье есть Танцовщица или Танцор, которые могут разговаривать с… Друзьями? – Только Танцовщицы. Друзья никогда не принимают мужчин. – Почему? – Не знаю. Просто так всегда было. Все мужчины, которые пытались постичь искусство танца, были отвергнуты Друзьями. – А… понятно. Спасибо. Аверил замолчал, пытаясь осмыслить услышанное. Так вот в чем секрет власти женщин с Западных Островов! Только они могут входить в контакт с летунами и благодаря этому располагают единственной надежной системой обмена сведениями на островах. Немудрено, что они преуспели в торговле. Нет, право слово, можно вознести хвалу Великому Мастеру за то, что у них, в Аврелии, «живые Друзья не водятся».