– А когда будет? – продолжил приставать к караванщику Алекс. – Осенью, когда пойдут дожди. – Значит, через пустыню лучше идти осенью. Караванщик отрицательно покачал головой. – Осенью часто бывают песчаные бури, а летом, бывает, и за сорок дней ни одной. – А что, песчаная буря это так страшно? – Если тебе повезет, офицер, – усмехнулся караванщик, – то ты этого никогда не узнаешь. Алекс еще бы долго выяснял подробности местной жизни, но за день все сильно устали и просто валились с ног. На рассвете следующего дня караван двинулся дальше. Путь их шел то по твердой, утоптанной за сотни лет глинистой почве, то по песку среди песчаных барханов. Причем длина песчаных участков могла превышать десяток верст, несколько часов они двигались, не имея никаких визуальных ориентиров. Постепенно до Алекса стала доходить основная опасность такого путешествия – стоит только немного отклониться от правильного пути на песчаном участке, и караванную тропу можно уже не найти. Попробуй угадать, в какую сторону ты отклонился, вправо или влево. Словно подтверждая опасения офицера, время от времени по сторонам от тропы белели старые кости. Большинство – верблюжьи, но попадались и такие, которые к животным отношения иметь не могли. На вопрос «Кто бы это мог быть?» Шохад только плечами пожал. Кто знает, может, среди этих бедолаг были и солдаты Каурбарса? Пустыня Тюра-Кум умела надежно хранить свои секреты. Время от времени лейтенант контролировал направление по компасу, каждый раз убеждаясь, что Шохад ни разу от него не отклонился. В очередной раз, поднимаясь на песчаный холм, он видел за спиной прямую цепочку следов, оставленную их караваном. Тем не менее, когда вместо песка копыта верблюдов вступали на утоптанную глину тропы, он испытывал большое облегчение. И не он один. После полудня справа от караванной тропы начали попадаться выходы скальной породы, а ближе к вечеру открылась ровная, сияющая в солнечном свете поверхность. – Что это? – изумился Алекс. – Солончак, – пояснил Хмылов, – когда-то озеро было, потом вода ушла, а соль осталась. Действительно, вся плоская, как стол, поверхность бывшего водоема была покрыта белыми кристаллами соли. Успев вдоволь налюбоваться природным чудом в свете закатного солнца, караван добрался до стоявшего невдалеке от тропы полуразрушенного и почти полностью занесенного песком сооружения. Здесь Шохад решил остановиться на ночь. Верблюдов связали попарно и отпустили объедать торчащие из песка колючки. Проверив, как устроились на ночлег солдаты, лейтенант продолжил донимать караванщика: – А что здесь творится зимой? Ответ Шохада ожидаем и поразителен одновременно: – Холод и снег. – Здесь бывает снег? Едва спавшая дневная жара не допускала мысли, что эти раскаленные пески когда-нибудь может покрывать снег. Хотя через несколько часов песок остынет, и такая мысль будет казаться не такой уж крамольной. – Бывает, – подтвердил Шохад, – мало, но бывает. – А с водой как? – вернулся к главной теме лейтенант. – В начале зимы немного лучше, а в конце даже хуже, чем летом. – А песчаные бури зимой бывают? – Бывают, – подтвердил караванщик. Понемногу Алекс узнавал особенности местного климата и жизни аборигенов, но знания эти никак не приближали его к решению поставленных генералом Скоблиным задач. Утром третьего дня всех сильно напугала большая серая змея. До сих пор ни один представитель местной фауны на глаза не попадался, только цепочки чьих-то следов на песке. А эта гадина приползла откуда-то ночью. Часовой ее не заметил, и только утром она была обнаружена одним из проснувшихся солдат. Тот завопил от страха. От солдатского вопля проснулись остальные. Унтер-офицер Фелонов, еще не успев открыть глаза, схватился за револьвер. А открыв их, увидел буквально в паре аршин от себя уродливую треугольную голову. Не думая, он выбросил вперед правую руку, одновременно взводя курок «дефоше» большим пальцем, и нажал на спуск. Когда рассеялся пороховой дым, все увидели извивающееся в агонии тело змеи. Пуля Фелонова буквально снесла ей голову, каким-то чудом больше никого не задев. Но даже без головы змея продолжала внушать ужас. Один из бледных от страха солдат несмело поинтересовался: – Ядовитая? Знатоком местных змей оказался Хмылов. – А то! Если за руку или за ногу укусит, сразу надо рубить. Тогда, может, и выживешь. А если в другое место, все – через несколько минут помрешь. А яду у нее на всех нас хватит. Этим словам унтера все поверили безоговорочно. Змею подцепили примкнутым к винтовке штыком и отбросили подальше. Когда караван тронулся в путь, ее тело уже окончательно перестало дергаться. К концу четвертого дня экспедиция добралась до цели своего путешествия – Сфагана. Само селение было точной копией Габата, если бы не выходы скальной породы поблизости. Оба караван-сарая были построены по одному проекту. Или в те времена еще не было проектов? Тогда их строил один строитель. Первое, что заинтересовало Алекса – колодец. – Сколько воды дает местный колодец? Хмылов знал и это. – Чуть больше габатского. Сейчас около двухсот пятидесяти ведер, осенью до четырехсот пятидесяти. – Ясно. Найди хозяина караван-сарая, договорись насчет постоя. Мы здесь где-то на неделю. Унтер, козырнув, потопал искать хозяина. А у лейтенанта опять не сходились концы с концами, при таком количестве воды на пути через пустыню пять тысяч солдат с обозом и артиллерией никак не могли пройти. А если не прошли, то куда исчезли? Второе, что волновало Алекса – они не нашли еще ничего, что могло хотя бы приоткрыть судьбу отряда генерала Каурбарса. Пока что единственной надеждой было то, что знакомый историк Шохада-караванщика знает хоть что-нибудь. И сочтет нужным ответить на просьбу знакомого изгоя. – Шохад, ты когда напишешь письмо своему другу? – Уже написал, офицер. Завтра утром оно отправится в Гохару. Такая оперативность караванщика показалась лейтенанту подозрительной. И когда только успел? Ведь весь день провел в седле на виду. Да и письменных принадлежностей у него никто не видел. Интересно было взглянуть, что он там написал, но теперь уже поздно. Не отбирать же письмо у того, кто согласился его доставить. – Ладно. Шохад, расспроси завтра местных, может, кто-нибудь что-нибудь помнит. Понимаю, что сто с лишним лет прошло, но вдруг. Караванщик молча кивнул. После ужина солдаты расположились в таких же помещениях, как и в Габате, с квадратными окнами в потолке. Всем, кроме часовых, лейтенант приказал отдыхать, переход через пустыню был очень тяжелым. Сам Алекс, казалось, заснул еще до того, как голова его коснулась положенного в изголовье вьюка. Утром Алекса разбудили дети. Играя во дворе караван-сарая, они производили изрядный шум. Лейтенант дотянулся до стоявшего в изголовье кувшинчика, но он был пуст, зато мочевой пузырь настойчиво напоминал о себе. Пришлось вставать. Оба часовых встрепенулись, увидев поднявшегося офицера. Алекс кивнул им, приветствуя и одновременно показывая, что их бдительность отмечена начальством. Затянув ремень с кобурой револьвера и надев кепи, Алекс вышел во внутренний двор. Детские шалости во дворе уже переросли в ссору. На глазах лейтенанта один из мальчишек чем-то запустил в своего обидчика, тот увернулся, и серый кругляш подкатился к ногам офицера. Алекс наклонился и поднял его. Кругляшом оказалась большая оловянная пуговица без ушка с полустертым, но еще неплохо различимым руоссийским гербом на лицевой стороне. Изумленный Алекс вертел находку в пальцах, когда кто-то дернул его за штанину. Рядом стоял чумазый мальчишка лет пяти-шести, сквозь драные лохмотья местами просвечивало смуглое тело. Хозяин явно хотел вернуть назад свою собственность. Однако его желание шло вразрез с намерениями Алекса. Нашарив в кармане мелочь, офицер протянул мальчишке медную монетку. После секундной паузы пацан счел обмен выгодным, цапнул денежку и умчался. Забыв, куда и зачем он направлялся, лейтенант почти бегом вернулся назад. Влетев в помещение, где расположились руоссийцы, скомандовал: – Подъем! Все ко мне! Спросонья солдаты схватились за винтовки с похвальной быстротой, но опасности пока не было. Алекс продемонстрировал им находку. – Наша, солдатская, – опознал пуговицу Хмылов. – Никогда такой не видел, – заявил Фелонов. – Сомневаюсь, что такие видел даже Грушило. Ей больше ста лет. Значит так, – Алекс выгреб из кармана горсть мелочи, – берите деньги. Да понемногу, чтобы всем хватило. Прочесать весь караван-сарай. Ищите и покупайте пуговицы, пряжки, все, что может иметь отношение к отряду Каурбарса, чувствую, они были здесь. Ну, что встали?! Унтеры, командуйте! Распределите людей так, чтобы друг за другом не ходили. В комнате остались только часовые и караванщик. – Шохад, а ты такие пуговицы видел? Гохарец мельком глянул на серый кругляш в ладони офицера. – Да, здесь их много. В Габате редко попадаются, а в Сфагане часто. – Откуда они здесь? Караванщик развел руки, как бы извиняясь за отсутствие знаний в этом вопросе. Потом припомнил: – На дороге между Сфаганом и Зафаром, бывает, попадаются. – А в самом Зафаре? В Гохаре? – Никогда не видел. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, в Гохаре и Зафаре есть ремесленники. Там всю оставшуюся от солдат Каурбарса бронзу и олово давно переплавили в более полезные для местных жителей вещи, а здесь они никому не нужны. Алекс решил дождаться возвращения солдат, отправленных на поиски артефактов. Для того чтобы обшарить небольшой караван-сарай, много времени не потребовалось. Буквально через полчаса все уже были в сборе. Находки выложили перед лейтенантом. Два десятка оловянных солдатских пуговиц разной степени затертости. Бронзовые цифры, видимо, с солдатских погон и офицерских эполетов. Попадались только двойки, четверки и семерки. Шесть солдатских пряжек от поясных ремней, две с нацарапанными на обратной стороне инициалами. Две большие и четыре малые бронзовые с изображением гранат с горящим фитилем. – Маленькие с киверов, большие с подсумков, – высказал предположение Ивасов. Алекс согласно кивнул. Но главная находка досталась унтеру Хмылову – старая солдатская полусабля без ножен с истончившимся от многочисленных заточек клинком. – Они ею щепки кололи, – пояснил нашедший, – даже отдавать не хотели. На клинке все клейма стерлись, зато на гарде без труда можно было разобрать «4Гр.П.6р.». Расшифровка клейма для Алекса труда не составила. – Четвертый гренадерский полк, шестая рота. А двойка и семерка с погон – двадцать седьмой пехотный полк. Именно эти полки входили в отряд Каурбарса.