— Ответ: да! Нет проблем, кровать у меня широкая, презики с собой! — Размечтался, — ответила Дебби, закатив глаза. — Повторяю, у меня вопрос. — Ты это уже говорила, — напомнила девица с длинными кудрявыми волосами. Театрально запрокинув голову, она отпила пиво из банки. Кудри рассыпались по плечам, как в рекламе шампуня. Не в замедленной съемке, конечно, но все же. — Короче, я… — предприняла очередную попытку Дебби. — Хорош уже, говори давай! — заорал чувак в тесной шляпе. — Да ЗАТКНЕТЕСЬ вы или нет! — завопила Дебби так, что я вздрогнула. Она бешено огляделась по сторонам. Глаза потемнели от ярости. — Fucking farmers![2] Дадите вы мне, наконец, задать чертов вопрос! — Да задавай уже, блин! — откликнулась девица из рекламы шампуня. — Я и пытаюсь! Короче, умеет здесь кто-нибудь музыку скачивать? Хочу послушать «Five minutes»[3] Джастина Тимберлейка, — сказала Дебби. Голос ее стал резким от возмущения. Она продолжала: — У меня ничего не получается. Может мне кто-нибудь помочь? Кто-то произнес: — А про «Спотифай»[4] не слышала? — Да нет ее там! Нужно еще где-нибудь поискать. — Может, все потому, что она называется «Четыре минуты», а не пять? — предположил парень с хот-догом на футболке. Дебби прошипела: — Думаешь, я не знаю, как она называется? «Пять минут», а никаких не четыре. Она одарила его таким взглядом, что я аж вздрогнула. Чуваку с хот-догом явно было по барабану. — В таком случае он написал еще одну, потому что та, которую он сделал с Мадонной, называется «Четыре минуты», спорю на миллион! — Возьми свой миллион и засунь себе в задницу! Она называется «Пять минут»! Дебби была вне себя от бешенства. — Ладно, поможет мне кто-нибудь или нет? Со стороны кухонного стола донеслось: — После того, как ты нас обозвала деревенщиной? Сомневаюсь. Дебби выругалась, пошатнулась и упала прямо на сервант с большими стеклянными створками. Послышался грохот и оглушительный звон разбивающихся чашек и бокалов. Когда последний осколок звякнул на полу, я заметила, что музыка стихла. Дебби с трудом поднялась на ноги, поправила платье и мотнула головой. Потом повернулась ко мне. Тонкий указательный палец нацелился прямо мне в нос. У нее были короткие ногти с ободранным розовым лаком. — Эй, ты! Ты ведь вроде как молодежь, так? Я смущенно огляделась по сторонам. Взгляды, обращенные к ней, теперь переметнулись на меня. Липкие, словно клей. Я машинально прижала забинтованную руку к груди, бережно обхватив ее правой. Казалось, болят даже кости, если такое вообще возможно. Дебби шагнула ко мне, по-прежнему тыча пальцем. — Э-э… ну да. Можно сказать и так. Хотя она сама тоже вроде как не на ладан дышит. — Ну а молодежь должна разбираться в технике, так? Это, типа, у них в крови. Интернетом живут, Интернетом питаются, Интернетом срут, Интернетом подтираются. Ты ведь умеешь скачивать? Знаешь, что нужно делать? Я шаркнула ногой по полу, как старая нервная кобыла. — Ну… лично я не подтираюсь… Если честно. Боюсь, я не смогу помочь. Прости. Вообще-то я могла ей легко помочь скачать эту песню. Но атмосфера была столь накаленной, что я просто побоялась. А так — еще как подтиралась! Хакером меня, конечно, не назовешь, но Интернетом я подтиралась не хуже любого другого моего сверстника. Хотя, подозреваю, несколько иначе. Я всегда гордилась, что использую сетевые ресурсы исключительно по назначению. А именно — для поиска информации. А не для того, чтобы выкладывать фотографии себя во всевозможных унизительных позах. И не для того, чтобы вести онанистично-эгоцентричный блог о том, что я только что сожрала или купила, теша себя надеждой, что это хоть кому-нибудь интересно. И не для того, чтобы коллекционировать воображаемых друзей в какой-нибудь дутой социальной сети с рекламными баннерами, доводящими до эпилепсии. И не для того, чтобы нажать «лайк», как только один из этих воображаемых друзей напишет что-то вроде: «Смотрим кино с Каттой и Йесси! Класс!» Если тебе так классно, зачем трындеть об этом в «Фейсбуке», вместо того чтобы получать удовольствие? И зачем об этом знать другим таким же дебилам? Чертыхаясь, Дебби пошла прочь. — Черт, неужели так сложно послушать Джастина, блин, Тимберлейка?! Комната погрузилась в тишину, как будто всех накрыли одеялом. Это было невыносимо. Обычно мне это нравится, я люблю тишину, в ней часто куда больше смысла, чем в разговорах, но конкретно эта тишина была невыносимой. Мне ужасно захотелось ее нарушить, но в голову не пришло ничего лучше, чем: — Э-э… Ни у кого случайно не найдется пинцета? Джастин Кейс[5] Я сидела на унитазе, а моя босая ступня болталась сантиметрах в десяти от сосредоточенного лица совершенно незнакомого мне молодого человека. Он сидел передо мной на корточках — если не ошибаюсь, несколько минут назад он представился Джастином Кейсом. Может, псевдоним. А может, шутка. Кто его знает. С виду около двадцати трех, высоченный — это бросалось в глаза, даже когда он сидел. Метра два, не меньше. У него были самые голубые глаза из всех, что мне приходилось когда-либо видеть, и светло-рыжие волосы, гладко зачесанные на бок, из-за чего он слегка смахивал на Гитлера. Надеюсь, на этом сходство заканчивалось. На нем были узкие выцветшие джинсы, некогда красные, но со временем ставшие розовыми, и белая футболка с непонятным черным рисунком — то ли чей-то портрет, то ли еще что. Судя по тому, как решительно он взял инициативу в свои руки и с какой легкостью ориентировался в ванной, это был его дом. Правда, я не припоминала, чтобы когда-нибудь раньше его видела, хотя мама здесь живет уже лет двенадцать, не меньше. С другой стороны, не то чтобы мы особо общались с соседями. В дверях стояли три девчонки, молча наблюдая за нами. Одна из них, миниатюрная, как Дюймовочка — будто сделанная в масштабе 1:2, — обернулась к подругам и что-то прошептала. Я взглянула на нее. У нее были светлые короткие волосы и такая тонкая кожа, что она казалась совсем прозрачной. — Как это бообще случилось? — строго спросил Джастин, но из-за насморка это прозвучало несколько комично. — Э-э… ну, я вышла на веранду… здесь, у мамы — вы же соседи, да? Она живет… там, в красном доме. Я наобум махнула рукой куда-то влево. — И как тебя зовут? — Майя. Майя Мюллер. — Майя. Ты что же, носков не носишь? — Почему? Ношу… Но в тот момент была без носков. Он внимательно изучал мою ногу, а мне оставалось лишь молить Бога о том, чтобы от нее не воняло. Мне вспомнилась мамина ненависть к носкам, ее вечные разглагольствования о том, как от них преют ноги, становясь потными и вонючими. Первым делом, придя домой, она стаскивала с себя носки — резким, почти агрессивным движением, как будто те нанесли ей смертельное оскорбление. При первых же признаках весны, как только позволяла погода, она переобувалась в босоножки и не вылезала из них до заморозков. Я всегда надеялась на ранние морозы, поскольку стыдилась ее голых ног в октябре. Дома она ходила исключительно босиком, непрестанно уговаривая меня следовать ее примеру, хотя я сто раз ей объясняла, что предпочитаю ходить в носках и что меня они не раздражают так, как ее. Она только качала головой — это не укладывалось в ее сознании. Не поддавалось пониманию. — Пинцетом здесь не обойтись, — сурово констатировал Джастин и продолжил: — Слишком глубоко сидят. Я сглотнула. Он выпустил мою ногу и потребовал у Дюймовочки, стоящей в дверях, булавку, которой была заколота ее кофта, выкроенная из одного куска. — Полагаю, вы знаете, что сейчас апрель? — неожиданно спросил он, не сводя глаз с моей ступни. Я посмотрела на девочек в дверях, но они молчали. — Это ты со мной разговариваешь? — переспросила я. — А с кем же еще? Так знаете или нет? — Я… да, вообще-то, знаю. Апрель, — тихо ответила я и кивнула, не глядя на него. Я не осмеливалась посмотреть ему в глаза. Он что, шутит? — И вы считаете, ходить босиком в апреле — это разумно? — строго продолжал он. Я осторожно покосилась на него. — Ты шутишь?.. Он мельком взглянул на меня и насмешливо улыбнулся.