Во внутреннем дворе стояла Нофар и грызла ногти – ничего удивительного, что давно забытая гадкая привычка вернулась именно сейчас. Нофар стояла и ждала уже целых пять минут. Даже подмышки обнюхать успела. Дезодорант, слава богу, еще не выдохся. Она распустила волосы, снова завязала их на затылке, опять распустила и, наверно, проделала бы это еще много раз, если бы вдруг не услышала за спиной шаги. От страха Лави Маймон чуть не обмочился и все желание у него пропало. Как жаль, что он не способен просто взять и спросить, согласна ли она. Как жаль, что вместо этого приходится требовать… Он схватил девушку за плечи и поцеловал. Веселая, влажная, розовая трепыхающаяся пресноводная рыба щекотала полость рта, кругами плавала по небу и по деснам, ныряла вниз, взмывала вверх и ласкала своими плавниками зубы. Так вот что такое целоваться! Это было совершенно не похоже на то, что Нофар себе представляла. За годы, проведенные перед телевизором, она видела тысячи поцелуев, но, как нельзя научиться плавать заочно, так нельзя ощутить вкус поцелуя, глядя на экран. Только сейчас, когда язык юноши был у нее во рту, а ее язык был во рту у него, она поняла, как это влажно, как это странно и каково это на самом деле. Возможно, именно в этом как раз и состояло волшебство: пока длился поцелуй, они не думали ни о чем другом. Ни о том, что видели в кино, ни об обжимавшихся в школе сверстниках. Жизнь других людей, жизнь, которая была намного лучше, интереснее и богаче событиями, чем их собственная, – эта жизнь их больше не волновала. Наверху, на втором этаже, женщина развешивала носки, с которых капала вода, и стоявшей с закрытыми глазами Нофар казалось, что идет дождь; а две сидевшие возле мусорных баков уличные кошки со скукой смотрели на затянувшийся поцелуй и думали, что сами за это время успели бы уже совокупиться. * * * Когда Нофар вернулась в кафе-мороженое, то увидела, что у прилавка вытянулась длинная очередь. Большинство клиентов понимающе кивали. Однако некоторые – не распознавшие в девушке героиню свежего скандала – принялись возмущаться. Нофар рассеянно извинилась, положила «кофе с кардамоном» в рожок клиенту, просившему «мятный шоколад», дала сто шекелей сдачи с купюры в пятьдесят, а через шесть часов вышла из кафе и побрела на остановку. Но к тому моменту, когда она вспомнила, что ей надо сесть на автобус, их проехало уже два. А если бы за ужином мама не напомнила, что завтра – первый день последнего учебного года, не исключено, что Нофар забыла бы и об этом тоже. 9 Настал первый день последнего учебного года. Все каникулы Нофар боялась этого дня. В предыдущие годы она говорила себе: «То, что не произошло в этом учебном году, наверняка произойдет в следующем. В следующем году у меня будет парень, в следующем году я буду сбегать с уроков с веселой компанией друзей». Но «следующего учебного года» уже не будет… В каникулы долгими летними вечерами она лежала на кровати и смотрела молодежные драмы. На экране жизнь била ключом; хохочущие девушки истекали соком, и парни склонялись над ними, чтобы его слизнуть. Мальчики, расхаживавшие по школьным коридорам, были не такими красивыми, как на экране, но Нофар нисколько не сомневалась, что они тоже жили в том загадочном мире, дверь в который была для нее закрыта. Если в последнем учебном году она не сумеет подобрать к двери ключ, то не войдет в этот мир никогда. В первый день последнего учебного года Нофар пришла в школу без пяти восемь. На улице возле школы кучками стояли ребята. Ей ужасно хотелось подойти к одной из этих кучек. Так всегда делала Майя, так в конце концов научилась делать Шир – но Нофар была не Майя и не Шир. Поэтому она прислонилась к ограде и уткнулась в мобильник, словно на его экране разыгрывались события мирового масштаба. – Все в порядке? – спросила Майя. С плеча у нее свисал рюкзак. Всего час назад, дома, они вместе мерили одежду, но, как только дошли до школы, Майю, как всегда, окружили подружки, и последние несколько метров пути Нофар пришлось проделать одной. Сейчас Майя снова к ней подошла. В ответ на вопрос сестры Нофар поспешно кивнула: мол, да, все в порядке – и немного удивилась, когда Майя вдруг наклонилась к ней и обвила ее руками. Никогда еще сестра не обнимала ее в школе. Потом Майя развернулась и пошла в школу, а оставшаяся во дворе Нофар снова уткнулась в мобильник. Вдруг краем глаза она увидела Михаль и Лирон – они пришли в школу вместе – и невольно попятилась, спиной вжавшись в ограду. Перед самыми каникулами, на последнем в одиннадцатом классе уроке физкультуры, эти девицы прикопались к ее ногам в легинсах. «Бедняжка. Тебе надо поработать над своими бедрами», – так и пели они голосами сладкими, как конфета, в которой спрятана бритва. А потом начали шептаться, и Нофар, хоть ничего не слышала, скорчилась от унижения. Ибо такова природа перешептывания: не важно, о чем говорят, главное – что втихомолку. Когда стало совсем невыносимо, Нофар придумала предлог и сбежала в туалет, где села на крышку унитаза, закрыла уши руками и свернулась клубочком – наподобие тех пыльных шариков, что уборщица выметает в конце учебного дня. Чего хочет девочка, сбежавшая в крайнюю кабинку туалета? Чтобы ее никто не видел. Так прячется раненое животное, опасаясь, что хищники учуют его кровь. Но в то же время девочка в крайней кабинке страстно хочет и противоположного: чтобы кто-нибудь пришел ее утешить. Ведь туалет – это настоящий центр школьной жизни. Здесь прячутся прогульщики, дожидаясь возможности выбраться на улицу и прислушиваясь к шагам входящих в классы учителей. Здесь же девочки избавляются от лишних калорий, спуская их в унитаз. И именно здесь, в туалете – однажды вечером, в конце длинного учебного дня – Мааян Шпайзер сделала минет Амитаю Цабари, а Инбар Шакед не сделала минет Тамиру Кохави (пусть даже этот подонок и утверждал обратное). Но в первую очередь туалетные кабинки – это убежище для истекающих слезами глаз. Здесь можно их утереть; здесь можно подумать, что сказать; здесь же совсем исстрадавшиеся бедолаги могут достать японский нож с выдвижным лезвием и чуть-чуть надрезать себе плоть, дабы резкая, острая боль заглушила душевные муки. На последнем уроке физкультуры в одиннадцатом классе Нофар сидела, запершись в туалетной кабинке, и ждала, что за ней придет Шир. Ведь она и спряталась-то только для того, чтобы ее нашли. Но минута проходила за минутой, прозвучал звонок с урока, и сидевшая на унитазе Нофар – поначалу молившая бога, чтобы никто не пришел и не увидел ее плачущей, – съежилась, поняв, что никто и в самом деле не придет. * * * – Привет! А я тебя вчера по телевизору видела. За те два дня, что прошли с их последней встречи в кафе-мороженом, Шир успела постричься. Лоб у нее все еще закрывали волосы, но затылок обнажился. Это было красиво. Шир провела рукой по стриженому затылку, к которому еще явно не привыкла, и спросила, каково это – выступать на телевидении. – А правда, что ведущие надевают не весь костюм, а только пиджак, для камеры, а под столом сидят в трусах? Нофар сказала, что нет, и Шир, похоже, была разочарована. Нофар напряженно думала, что бы такое сказать, чтобы продолжить разговор, но стриженая Шир показалась ей вдруг чужой. Как будто девочка, которую она знала десять лет, исчезла и вместо нее в школу пришла какая-то другая. На противоположном конце школьного двора Шир поджидали Моран и Йотам. Видя, что Нофар – так и не придумав, что сказать, – молчит, Шир попрощалась и направилась к ним. Кивнув Нофар, троица вошла в школу, и Нофар принялась уже было, как всегда, ругать себя за то, что могла бы сказать им столько всего остроумного и интересного, но не сказала («Дура несчастная! Стояла, как дубина стоеросовая!»), а злобный голос в голове стал нашептывать, как некрасиво она стоит, как плохо одевается, какая у нее большая задница и какое прыщавое лицо. Но на свое счастье Нофар вдруг услышала над ухом совсем другой шепот – шепот Лави: «Будь здесь завтра в шесть. А то я все расскажу». Это было последним, что он ей вчера сказал. С мыслями об этих словах она – после смены – ехала домой на автобусе, с ними она чистила перед сном зубы и с ними же – намного раньше будильника – проснулась утром. И хотя злобный шепот в голове по-прежнему расписывал, какая она отвратительная, теперь к нему добавился еще один голос – голос шантажиста Лави Маймона. А если Лави у нее что-то вымогал, значит, было, наверное, что вымогать, а если так, значит она, Нофар, кое-чего стоит! Этой мысли оказалось достаточно, чтобы она улыбнулась; улыбка же – подобно красному шарику, летящему по небу и заставляющему прохожих задирать головы, – притягивает людей. – Какая у тебя красивая улыбка! – сказала, подойдя к Нофар, коротковолосая девушка с татуировкой на ноге, и – о, счастье! – благодаря этой, только что сделанной татуировке, у них сразу нашлась интересная и практически неисчерпаемая тема для разговора. Девушка стала рассказывать, как трудно было выбрать рисунок, а Нофар принялась горячо заверять, что выбранный рисунок ей очень идет… только что он означает? – Анархию, – ответила коротковолосая, гордо выпятив грудь. – По-японски. (Возможно, это и впрямь была «анархия» по-японски, но сказать наверняка трудно, потому что татуировщик и сам толком не знал. В детстве он был всеми презираемым прыщавым мальчуганом, и, хотя он не делал никому ничего плохого, все над ним издевались. А когда он вырос, то решил отомстить своим обидчикам, для чего освоил единственную в мире профессию, позволяющую, не вступая в конфликт с законом, причинять людям боль. Да еще и за их деньги. С огромным удовольствием он дырявил языки парням, похожих на тех, что обижали его в детстве; уверенной рукой протыкал пупки девочкам, похожим на тех, что в школе поворачивались к нему спиной; но больше всего он любил татуировать тела спесивых, самовлюбленных подростков и заверять их, что да, конечно, это – самая что ни на есть «анархия» по-японски.) Нофар восторгалась татуировкой долго. В глубине души она мечтала, чтобы Шир снова вышла во двор и увидела, как она, Нофар, болтает со своей новой подругой. Но Шир не вышла; вместо этого прозвенел звонок на урок. Нофар было жалко, что разговор вот так и закончится, и неожиданно для себя она сказала: – А может, сбежим? – Сейчас?! С первого урока?! – удивленно посмотрела на нее коротковолосая, и Нофар смутилась. – Да, наверно, не очень хорошая идея, – пробормотала она. Но коротковолосая вдруг пожала плечами: – А что? Почему бы и нет? Настала очередь Нофар удивляться. А коротковолосая между тем уже направилась к остановке. – Какой автобус идет до пляжа? Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь