– Можем поменяться, Дан. Тебе надо съездить к следственному приставу и узнать, считает ли он, что смерть врача Беркмана и его служанки Ермиловой произошла от естественных причин или всё-таки возможно убийство. Закончишь быстрее, чем справку. – Ну, уж нет, Ермак. Я что, тебя не знаю?! Ты же потом столько вопросов мне задашь, на которые я не смогу ответить. А потом всё равно сам поедешь к приставу. Так что езжай уж сразу. Нечего мне баловством заниматься. Надо великие бумажные дела творить. – Спасибо, что разрешил, – я шутливо козырнул Дану и, развернувшись кругом, направился к двери. – Пользуйтесь моей добротой, ваше благородие, – усмехнулся мне в спину Данилов и еле успел увернуться от карандаша, который я с разворота метнул в него. – Ну вот, опять точить. И грифель внутри наверняка поломался, – забубнил Дан, поднимая с пола карандаш, который отскочил от стены, пролетев совсем близко с его макушкой. – Тренируйся военному делу настоящим образом в любое время, казак. Это уже стало для всех личников аксиомой, Петр Дмитриевич, – наставительно произнёс я и, улыбаясь, покинул помещение. До здания полицейского управления с его знаменитой пожарной каланчой было минут десять неторопливым шагом, но зная Юрия Петровича, который не любил сидеть на месте, я отправился на встречу верхом. Вдруг придётся по городу искать. – Утро доброе, Юрий Петрович, – войдя в кабинет Банкова, поздоровался я. – Утро добрым не бывает, Тимофей Васильевич. Особенно в нашем учреждении, – коллежский асессор встал из-за стола и пожал мне руку. – Что вас привело в нашу обитель скорби и печали? – Я бы назвал эту обитель оплотом законности, Юрий Петрович, – ответил я, вернувшись к вешалке и снимая верхнюю одежду. – С соблюдением законности в нашем городе пока проблематично. И вы пришли наверняка, чтобы узнать о каком-нибудь случае нарушения закона. Я прав, Тимофей Васильевич? – Правы, Юрий Петрович, – я сел на указанный мне Банковым стул. – Правда, не знаю, было ли нарушение закона, поэтому и пришёл к вам посоветоваться. – Внимательно слушаю, вас, – следственный пристав, сцепив пальцы рук, лежащих на столе, внимательно посмотрел на меня. – Дело в том, Юрий Петрович, что в справке, которую предоставило вчера ваше управление, присутствовало сообщение о смерти врача Беркмана Иосифа Брониславовича, а сегодня я получил данные о происшествиях за последние сутки, где есть информация о смерти Глафиры Петровны Ермиловой. Насколько я понял, она работала служанкой у Беркмана. Согласитесь, две смерти людей, которые были тесно связаны между собой, произошедшие подряд – пусть даже и естественные, вызывают обоснованные подозрения? – Тимофей Васильевич, – коллежский асессор весь подобрался. – Признаюсь, информация о смерти Ермиловой прошла мимо меня. Что там случилось? – Юрий Петрович, в справке было отражено, что сегодня утром муж обнаружил на крыльце дома свою мёртвую жену. – Интересно, мне об этом не сообщили. Видимо, сочли смерть естественной, – Банков задумался. – Тимофей Васильевич, действительно, две смерти подряд – врача и его служанки – вызывает подозрение. Что вы хотите от нашей службы? – В первую очередь хотелось бы более подробно узнать о Беркмане и Ермиловой. – Что же, Тимофей Васильевич, это не трудно. Проживали они в нашем городе давно и мне прекрасно известны, – коллежский асессор позвонил в колокольчик и, дождавшись, когда в кабинет заглянет кто-то из служащих, попросил принести чаю. Дожидаться заказанного чая я не стал и попросил Банкова продолжить рассказ. – Тимофей Васильевич, практикующий врач Беркман – из осужденных после польского восстания в шестьдесят третьем году. Из дворян Виленской губернии. Обучался в Варшавской главной школе, созданной директором Комиссии по делам религии и народного просвещения Александром Велёпольским по указу императора Александра Второго на базе Медико-хирургической академии. Примкнул к восставшим. В основном занимался лечением бунтовщиков. За это получил четыре года каторги. После отбытия наказания долгое время работал в Чите. Десять лет назад переехал в Хабаровку. Занимался вольной медицинской практикой. Пользуется, точнее пользовался большим успехом, особенно в вопросах лечения мигрени из-за своих лекарственных средств на основе спорыньи. Их он делал в своей лаборатории. – Стоп, Юрий Петрович! У Беркмана есть своя химическая лаборатория? – Да, Тимофей Васильевич, и одна из лучших в городе. А Ермилова как раз помогала Иосифу Брониславовичу в работах по изготовлению лекарств. Она работала у Беркмана с самого начала его появления в городе. Сначала как уборщица, а потом он начал её обучать работе в лаборатории по мере её создания. В последнее время многие работы Глафира Петровна выполняла самостоятельно. – Юрий Петрович, а Беркман имел связи с народовольцами или другими революционерами? – я спросил Банкова на автомате, думая, что надо срочно встретиться с главным жандармом Дальнего Востока. – Этот вопрос, Тимофей Васильевич, вам надо задать штабс-ротмистру Савельеву или кому-нибудь из его людей. Я такой информацией не обладаю. – Хорошо, Юрий Петрович. А вы были на месте происшествия с врачом? Что-нибудь было необычного? – Да, я выезжал домой к Беркману, где был обнаружен его труп. Окружной врач Любарский на месте определил перелом шейных позвонков. Им также были отмечены многочисленные ушибы по всему телу. – Они были получены при жизни? И кто обнаружил труп? – поинтересовался я. – Труп обнаружила Ермилова, которая пришла на работу. Спустившись в подвал, где располагалась лаборатория, она увидела Иосифа Брониславовича, который лежал рядом с лестницей. На основании осмотра места происшествия и выводов врача я вынес решение, что господин Беркман, упав с лестницы, сломал себе позвоночник в шейной зоне. От чего и наступила смерть. Остальные повреждения были получены в результате ударов тела о каменные ступени лестницы, когда врач катился по ней вниз. – А почему, Юрий Петрович, данный случай был внесён в справку для наместника? – На моей памяти это первая смерть, пусть и бывшего, но дворянина в Хабаровке от такой причины. Вот и внесли в справку, как курьёз. А, судя по всему, теперь возможна и версия насильственной смерти Беркмана. – Вполне возможна, Юрий Петрович, – я задумчиво покачал головой. – А наличие у врача хорошо оборудованной химической лаборатории предполагает версию о её использовании для изготовления бомбы. А смерть Беркмана и Ермиловой – это заметание следов. – Тимофей Васильевич, мне кажется, что вы утрируете. Зачем революционерам, если рассматривать эту версию, убивать тех, кто им помогал? Я, конечно, не большой специалист по отношениям в революционной среде, но даже урки, которых я хорошо знаю, убивают своих по значительной причине, – коллежский асессор развёл руки. В это время в кабинет внесли на подносе пару стаканов в симпатичных подстаканниках. Сделав пару глотков обжигающего крепкого чая, я произнёс: – Юрий Петрович, как вы понимаете, именно версию о возможном действии в Хабаровске революционной группы я буду отрабатывать вместе с людьми штабс-ротмистра Савельева. Но и от вас потребуется посильная помощь. – Слушаю вас, Тимофей Васильевич. Чем наше управление может помочь? – Юрий Петрович, мне необходимо, чтобы установили, кто поставлял Беркману химические реактивы. Было ли увеличение количества поставок в последнее время. Особенно меня интересуют те химические вещества и реактивы, которые используются при изготовлении бомб. А также мне интересны сведения о посетителях Беркмана за последние два месяца. – Тимофей Васильевич, мы постараемся выполнить вашу просьбу. Ещё что-то от нас потребуется? – Потребуется, Юрий Петрович. Необходимо отработать всех приехавших в Хабаровск в течение последнего месяца. – Тимофей Васильевич, мы постараемся, но вы сами знаете, какими силами располагает управление. А за последние два месяца только постоянное население города увеличилось почти на три сотни человек. А если посчитать всех сезонных рабочих, китайцев, корейцев, японцев… – следственный пристав повертел головой, будто его душил ворот мундира. – Поэтому на большой объём информации не рассчитывайте в ближайшее время. – Я всё понимаю, Юрий Петрович. Сегодня к вам подойдёт коллежский секретарь Кораблёв. Поделите с ним объём работы по проверке. – Вот за это спасибо, Тимофей Васильевич. Помощь нам не помешает. Я сейчас схожу к Ермиловым домой. Осмотрю место происшествия. А через два часа жду Кораблёва для координации нашей работы. – Юрий Петрович, ещё один вопрос. А какая семейная жизнь была у врача и служанки? – Намекаете на любовный треугольник, Тимофей Васильевич? – Банков усмехнулся и сделал глоток чая. – Вынужден вас разочаровать. У Ермиловой отличный муж и двое детей. Муж работает мастером на кирпичном заводе. В доме полный достаток. Глафира Петровна у Беркмана тоже неплохо зарабатывала. У Иосифа Брониславовича последние два года была постоянная пассия. Купеческая вдова. Ходили слухи, что через пару месяцев после трёхлетней годины по усопшему мужу Наталья Дмитриевна Вешкова и Беркман должны были пожениться. Ну а у врача и служанки отношения были чисто рабочими. Хабаровка, точнее Хабаровск, всё никак не привыкну к новому названию, городок небольшой. Все обо всех знают. Перемыть и обсосать косточки ближнего своего – это любимое занятие на местных раутах и застольях. Если бы какой-нибудь любовный треугольник возник с участием врача, Тимофей Васильевич, поверьте, я бы об этом узнал. – Спасибо, Юрий Петрович, за информацию и вкусный чай. Я, пожалуй, к господину Савельеву направлюсь. Подумаем с ним, что можно сделать сегодня. Дом и лабораторию Беркмана, насколько я понимаю, мы сможем детально исследовать только завтра после похорон и поминок? – Думаю, так будет по-христиански, Тимофей Васильевич, – поднялся вместе со мной из-за стола судебный пристав. – Тогда всего доброго, – я пожал руку Банкову, после чего быстро оделся и вышел из кабинета, провожаемый коллежским асессором. Штабс-ротмистр Савельев мою версию о возможности насильственной смерти врача и служанки из-за связей с революционерами воспринял скептически. По его словам, Беркман был ярко выраженным польским националистом. После каторги он на родину не вернулся только потому, что не мог смотреть, как Великая Польша находится под пятой русского царя. Свои взгляды особо не афишировал, но и не скрывал. К свержению власти российского самодержца не призывал. На каторге с первым составом народнической организации «Земля и воля» не пересекался. Но в наблюдательном деле есть отметка, что в Чите Беркман несколько раз встречался с Иваном Спиридоновичем Джабадари, который по «процессу пятидесяти» был приговорён в семьдесят седьмом году к пяти годам каторги. После отбытия срока был оставлен на поселении в Забайкальском крае. Джабадари являлся одним из организаторов «Всероссийской социально-революционной организации» и написал её устав. Также он был недоучившимся студентом Медико-хирургической академии в Санкт-Петербурге. Последние десять лет Беркман занимался медицинской практикой в городе. Пользовался спросом. В чём-то криминальном или политическом замечен не был. Состоял на учёте. И вообще, смерть врача и его служанки с интервалом в один день, по мнению Савельева, может быть лишь случайным совпадением. Маловероятным, но возможным. В общем, ушёл я от главного жандарма недовольным состоявшимся разговором. Хотя тот и обещал помощь в отработке моей версии, но было видно, что Савельев не испытывает особого желания работать по этой теме. После авантюры с Фукусимой, когда нас отчитывал лично государь наследник, наши взаимоотношения со штабс-ротмистром потеряли былую теплоту и взаимопонимание. Даже награда Станиславом третьей степени с мечами не растопила возникшего отчуждения. Обидно, однако. Ну да ладно. Сил у меня побольше, чем в местном отделении корпуса жандармов, так что версию всё равно отработаю. «Основными фигурантами революционного террора могли бы быть эсеры, – думал я, возвращаясь верхом в резиденцию. – Но в моём мире они, кажется, появились позже. Да и помню только Бориса Савинкова да Азефа-провокатора. И всё. Из бюллетеня о революционном движении, который давал почитать Савельев, про данных фигурантов не было ни слова. О партии эсеров тоже тишина. Маркс свой Коммунистический манифест и „Капитал“ давно написал и уже десять лет как почивает на кладбище. Плеханов продвигает идею классовой борьбы, основав в восемьдесят третьем году первую российскую марксистскую организацию – группу „Освобождение труда“». Я придержал коня, который, застоявшись, хотел перейти на рысь. Что же, надо вспомнить, что там было в бюллетене по этой группе. В первой программе, выпущенной группой «Освобождение труда» в одна тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году, Плеханов и его товарищи признавали необходимость террористической борьбы против абсолютистского правительства, утверждая, что они расходятся с «Народной волей» лишь по вопросам о так называемом захвате власти и о задачах непосредственной деятельности социалистов в среде рабочего класса. Плехановцы не отрицали целесообразность террора, но считали, что «Народная воля» слишком много внимания уделяет неосуществимым планам государственного переворота и тратит энергию и ресурсы на индивидуальные акты в ущерб другим, наиважнейшим аспектам революционной борьбы, в частности – в ущерб агитации среди масс. Более того, Плеханов не только не предлагал прекратить террористическую деятельность, он оставлял за ней роль первостепенной важности в будущем революционного движения. По мнению Георгия Валентиновича, пропаганда в рабочей среде не устранит необходимости террористической борьбы, но зато она создаст ей новые, небывалые до сих пор шансы. Таким образом, новое марксистское революционное движение на основе классовой теории также ратует за террор. И даже ожидает, что он станет массовым. «Бакунин, Кропоткин со своим анархо-коммунизмом тоже ставят террор на видное место, – я дал шенкеля коню, переводя его на рысь. – Про молодого Ульянова-Ленина пока тишина. Кто ещё может быть? Японский след?! Маловероятно, также как то, что смерть Беркмана и Ермиловой простое стечение обстоятельств. За что так ратует Савельев. А Юрий Петрович мне почему-то поверил!» С этими мыслями я добрался до резиденции и вернулся в свой кабинет. Ежедневную справку Дан подготовил и свалил в казарму. Пора идти на доклад, а потом тренировка с братами и личниками из уссурийского взвода. Будем отрабатывать отражение нападения на конвой при следовании цесаревича верхом. Для уссурийцев сегодня будет большой сюрприз. Мой первый десяток будет одет в зимние маскхалаты. Их я организовал частично на свои, а частично на казённые деньги. Пятьдесят на пятьдесят. Посмотрим, как отреагируют личники. В своей основе все восемь казаков-уссурийцев, отобранных в личную ближнюю охрану Николая, отличные охотники. У троих ребят не по одному тигру в виде трофея числится. Глава 9 Новые сведения Доклад Николаю прошёл спокойно и без вопросов. Цесаревич мыслями был уже во второй половине декабря, когда должен был прибыть в Хабаровск театр с его примой. После доклада с уссурийцами выехал из города в сторону нового стрельбища, которое было летом организовано по приказу генерала Духовского. Сергей Михайлович всё лето и осень проявлял кипучую деятельность, творя большие изменения на Дальнем Востоке. Всё делалось с одобрения и как бы по прямому указанию наместника цесаревича, но на самом деле инициатором большинства административных дел был Духовский, которого активно поддерживал барон Корф, все ещё номинально числящийся генерал-губернатором. Первое, что сделал генерал-энтузиаст, это через Николая ещё в мае месяце пробил первоочередное перевооружение линейных пехотных частей на Дальнем Востоке на винтовки Мосина. К декабрю этого года новые трёхлинейки уже будут у почти восьмидесяти процентов пехотных батальонов от Владивостока до Иркутска. По его же инициативе в Хабаровск и Благовещенск были завезены новые казачьи винтовки Мосина. Цены на них были приемлемыми, и казаки Приамурья и Уссурийской области начали быстро вооружаться ими. Только вот внешний вид этих винтовок очень сильно отличался от того, который я видел в Ораниенбаумской стрелковой школе, и от тех, которые привёз в подарок Селевёрстовым. Во-первых, казачья винтовка была почти на фут короче пехотной, а это почти тридцать сантиметров. В общем, по длине винтовка приблизилась к карабину Мосина образца одна тысяча девятьсот седьмого или сорок четвёртого года. Во-вторых, появилась верхняя деревянная ствольная накладка для защиты рук стрелка от ожога. В-третьих, прямая шейка приклада была заменена на полупистолетную, как у винтовки Ли-Метфорда. Приклад также заметно изменил форму. В-четвертых, и это было чуть ли не основное. Рукоять затвора сместилась назад и была отогнута книзу. Теперь появилась возможность стрелять из оружия, не отнимая приклада от плеча, тем самым повышая скорострельность. В-пятых, мушка была защищена боковыми крыльями. В-шестых, новый шомпол, более длинный и с головкой увеличенного диаметра, не проходящей ствол, что упростило чистку оружия.